Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 1. Стихотворения 1838-1855. Николай Алексеевич Некрасов

Стихотворения 1845–1855

1845

В дороге*

«Скучно! скучно!.. Ямщик удалой,

Разгони чем-нибудь мою скуку!

Песню, что ли, приятель, запой

Про рекрутский набор и разлуку;

Небылицей какой посмеши

Или, что ты видал, расскажи –

Буду, братец, за всё благодарен».

– «Самому мне невесело, барин:

Сокрушила злодейка жена!..

Слышь ты, смолоду, сударь, она

В барском доме была учена

Вместе с барышней разным наукам,

Понимаешь-ста, шить и вязать,

На варгане играть и читать –

Всем дворянским манерам и штукам.

Одевалась не то, что у нас

На селе сарафанницы наши,

А, примерно представить, в атлас;

Ела вдоволь и меду и каши.

Вид вальяжный имела такой,

Хоть бы барыне, слышь ты, природной,

И не то что наш брат крепостной,

Тоись, сватался к ней благородный

(Слышь, учитель-ста врезамшись был,

Баит кучер, Иваныч Торопка), –

Да, знать, счастья ей бог не судил:

Не нужна-ста в дворянстве холопка!

Вышла замуж господская дочь,

Да и в Питер… А справивши свадьбу,

Сам-ат, слышь ты, вернулся в усадьбу,

Захворал и на Троицу в ночь

Отдал богу господскую душу,

Сиротинкой оставивши Грушу…

Через месяц приехал зятек –

Перебрал по ревизии души

И с запашки ссадил на оброк,

А потом добрался и до Груши.

Знать, она согрубила ему

В чем-нибудь, али напросто тесно

Вместе жить показалось в дому,

Понимаешь-ста, нам неизвестно.

Воротил он ее на село –

Знай-де место свое ты, мужичка!

Взвыла девка – крутенько пришло:

Белоручка, вишь ты, белоличка!

Как на грех, девятнадцатый год

Мне в ту пору случись… посадили

На тягло – да на ней и женили…

Тоись, сколько я нажил хлопот!

Вид такой, понимаешь, суровый…

Ни косить, ни ходить за коровой!..

Грех сказать, чтоб ленива была,

Да, вишь, дело в руках не спорилось!

Как дрова или воду несла,

Как на барщину шла – становилось

Инда жалко подчас… да куды! –

Не утешишь ее и обновкой:

То натерли ей ногу коты,

То, слышь, ей в сарафане неловко.

При чужих и туда и сюда,

А украдкой ревет как шальная…

Погубили ее господа,

А была бы бабенка лихая!

На какой-то патрет всё глядит

Да читает какую-то книжку…

Инда страх меня, слышь ты, щемит,

Что погубит она и сынишку:

Учит грамоте, моет, стрижет,

Словно барченка, каждый день чешет,

Бить не бьет – бить и мне не дает…

Да недолго пострела потешит!

Слышь, как щепка худа и бледна,

Ходит, тоись, совсем через силу,

В день двух ложек не съест толокна –

Чай, свалим через месяц в могилу…

А с чего?.. Видит бог, не томил

Я ее безустанной работой…

Одевал и кормил, без пути не бранил,

Уважал, тоись, вот как, с охотой…

А, слышь, бить – так почти не бивал,

Разве только под пьяную руку…»

– «Ну, довольно, ямщик! Разогнал

Ты мою неотвязную скуку!..»

Пьяница*

Жизнь в трезвом положении

Куда нехороша!

В томительном борении

Сама с собой душа,

А ум в тоске мучительной…

И хочется тогда

То славы соблазнительной,

То страсти, то труда.

Всё та же хата бедная –

Становится бедней,

И мать – старуха бледная –

Еще бледней, бледней.

Запуганный, задавленный,

С поникшей головой,

Идешь как обесславленный,

Гнушаясь сам собой;

Сгораешь злобой тайною…

На скудный твой наряд

С насмешкой неслучайною

Все, кажется, глядят.

Всё, что во сне мерещится,

Как будто бы назло,

В глаза вот так и мечется

Роскошно и светло!

Всё – повод к искушению,

Всё дразнит и язвит

И руку к преступлению

Нетвердую манит…

Ах! если б часть ничтожную!

Старушку полечить,

Сестрам бы не роскошную

Обновку подарить!

Стряхнуть ярмо тяжелого,

Гнетущего труда,

Быть может, буйну голову

Сносил бы я тогда!

Покинув путь губительный,

Нашел бы путь иной

И в труд иной – свежительный

Поник бы всей душой.

Но мгла отвсюду черная

Навстречу бедняку…

Одна открыта торная

Дорога к кабаку.

«Отрадно видеть, что находит…»*

Отрадно видеть, что находит

Порой хандра и на глупца,

Что иногда в морщины сводит

Черты и пошлого лица

Бес благородный скуки тайной,

И на искривленных губах

Какой-то думы чрезвычайной

Печать ложится; что в сердцах

И тех, чьих дел позорных повесть

Пройдет лишь в поздних племенах,

Не всё же спит мертвецки совесть

И, чуждый нас, не дремлет страх.

Что всем одно в дали грядущей –

Идем к безвестному концу, –

Что ты, подлец, меня гнетущий,

Сам лижешь руки подлецу.

Что лопнуть можешь ты, обжора!

Что ты, великий человек,

Чьего презрительного взора

Не выносил никто вовек,

Ты, лоб; как говорится, медный,

К кому все завистью полны, –

Дрожишь, как лист на ветке бедной,

Под башмаком своей жены.

Колыбельная песня*

(Подражание Лермонтову)

Спи, пострел, пока безвредный!

Баюшки-баю.

Тускло смотрит месяц медный

В колыбель твою,

Стану сказывать не сказки –

Правду пропою;

Ты ж дремли, закрывши глазки,

Баюшки-баю.

По губернии раздался

Всем отрадный клик:

Твой отец под суд попался –

Явных тьма улик.

Но отец твой – плут известный –

Знает роль свою.

Спи, пострел, покуда честный!

Баюшки-баю.

Подрастешь – и мир крещеный

Скоро сам поймешь,

Купишь фрак темно-зеленый

И перо возьмешь.

Скажешь: «Я благонамерен,

За добро стою!»

Спи – твой путь грядущий верен!

Баюшки-баю.

Будешь ты чиновник с виду

И подлец душой,

Провожать тебя я выду –

И махну рукой!

В день привыкнешь ты картинно

Спину гнуть свою…

Спи, пострел, пока невинный!

Баюшки-баю.

Тих и кроток, как овечка,

И крепонек лбом,

До хорошего местечка

Доползешь ужом –

И охулки не положишь

На руку свою.

Спи, покуда красть не можешь!

Баюшки-баю.

Купишь дом многоэтажный,

Схватишь крупный чин

И вдруг станешь барин важный,

Русский дворянин.

Заживешь – и мирно, ясно

Кончишь жизнь свою…

Спи, чиновник мой прекрасный!

Баюшки-баю.

«Стишки! Стишки! Давно ль и я был гений?..»*

Стишки! стишки! давно ль и я был гений?

Мечтал… не спал… пописывал стишки?

О вы, источник стольких наслаждений,

Мои литературные грешки!

Как дельно, как благоразумно-мило

На вас я годы лучшие убил!

В моей душе не много силы было,

А я и ту бесплодно расточил!

Увы!.. стихов слагатели младые,

С кем я делил и труд мой и досуг,

Вы, люди милые, поэты преплохие,

Вам изменил ваш недостойный друг!..

И вы… как много вас уж – слава небу – сгибло…

Того хандра, того жена зашибла,

Тот сам колотит бедную жену

И спину гнет дугой… а в старину?

Как гордо мы на будущность смотрели!

Как ревностно бездействовали мы!

«Избранники небес» мы пели, пели

И песнями пересоздать умы,

Перевернуть действительность хотели,

И мнилось нам, что труд наш – не пустой,

Не детский бред, что с нами сам всевышний

И близок час блаженно-роковой,

Когда наш труд благословит наш ближний!

А между тем действительность была

По-прежнему безвыходно пошла,

Не убыло ни горя, ни пороков –

Смешон и дик был петушиный бой

Не понимающих толпы пророков

С не внемлющей пророчествам толпой!

И «ближний наш» всё тем же глазом видел,

Всё так же близоруко понимал,

Любил корыстно, пошло ненавидел,

Бесславно и бессмысленно страдал.

Пустых страстей пустой и праздный грохот

По-прежнему движенье заменял,

И не смолкал тот сатанинский хохот,

Который в сень холодную могил

Отцов и дедов наших проводил!..

<Январь 1845>

Послание к другу (из-за границы)*

Так мы готовимся, о други!

На достохвальные заслуги

Великой родине своей…

Н. Языков

Друг, товарищ доброхотный!

Помня, чествуя, любя,

Кубок первый и почетный

Пью в чужбине за тебя.

Мил мне ты!.. Недаром смлада

Я говаривал шутя:

«Матерь! вот твоя отрада!

Пестуй бережно дитя.

Будет Руси сын почтенный,

Будет дока и герой,

Будет наш – и непременно

Будет пьяница лихой!»

Не ошибся я в дитяти:

Вырос ты удал и рьян

И летишь навстречу братий

Горд, и радостен, и пьян!

Горячо и, право, славно

Сердце русское твое,

Полюбил ты достославно

Нас развившее питье.

Весь ты в нас!.. Бурлит прекрасно

В жилах девственника кровь,

В них восторженно и ясно

К милой родине любовь

Пышет. Бойко и почтенно

За нее ты прям стоишь…

С ног от штофа влаги пенной,

Влаги русской – не слетишь!

Враг народов иностранных,

Воеватель удалой,

Ты из уст благоуханных

Дышишь родине хвалой,

Доли жаждешь ей могучей…

Беспредельно предана

Ей души твоей кипучей

Ширина и глубина!..

И за то, что Русь ты нашу

Любишь – речь к тебе держу,

И стихом тебя уважу,

И приязнью награжу.

Будь же вечно тем, что ныне:

Своебытно горд и прям,

Не кади чужой святыне,

Не мирволь своим врагам;

Не лукавствуя и пылко

Уважай родимый край;

Гордо мужествуй с бутылкой –

Ни на пядь не уступай,

Будь как был!.. За всё за это,

Да за родину мою,

Да за многи, многи лета

Нашей дружбы – днесь я пью…

Пью… величественно-живо

В торжествующий стакан

Одуряющее диво

Ущедренных небом стран

Льется. Лакомствуя мирно,

Наслаждаюсь не спеша…

Но восторженностью пирной

Не бурлит моя душа.

Хладных стран заходный житель,

Здесь почетно-грустен я:

Не отцов моих обитель

Здесь – не родина моя!

То ли дело, как, бывало,

Други, в нянином дому

Бесподобно, разудало

Заварим мы кутерьму!..

Чаши весело звенели,

Гром и треск, всё кверху дном!

Уж мы пили! уж мы пели!..

В удовольствии хмельном

Вам стихи мои читал я…

Сотый чествуя бокал,

Им читанье запивал я

И, запивши, вновь читал.

Благосклонно вы внимали…

Было чудное житье:

Други мне рукоплескали,

Пили здравие мое!

Здесь не то… Но торжествую

Я и здесь порой, друзья.

Счастье! фляжку – и большую –

У матросов добыл я

Влаги русской… Как Моэта

Мне наскучит легкий хмель,

Пью и потчую соседа…

Объяденье! богатель!

Ровно пьем; цветущ и весел,

Горделиво я сижу…

Он… глядишь – и нос повесил!

Взором радостным слежу,

Как с подскоком жидконогой

Немец мой – сутул, поджар –

Выйдет храбро, а дорогой

Бац да бац на тротуар…

Драгоценная картина

Сердцу русскому! Она

Возвышает славянина

Силу скромную… Вина!

На здоровье Руси нашей!

Но, увы мне, о друзья!

Не состукиваюсь чашей

Дружелюбно с вами я –

И не пьется… Дух убитый

Достохвальной грустью сжат,

И, как конь звучнокопытый,

Все мечты туда летят,

Где родимый дым струится,

Где в виду своих сынов

Волга царственно катится

Средь почтенных берегов…

Что ж? туда!.. Я скор на дело!

Под родные небеса

Вольно, радостно и смело

Я направлю паруса –

Мигом к вам явлюсь на сходку!

Припасайте ж старику

Переславльскую селедку

И полштофа травнику!..

(январь 1845)

Новости*

(Газетный фельетон)

Почтеннейшая публика! на днях

Случилося в столице нашей чудо:

Остался некто без пяти в червях,

Хоть – знают все – играет он не худо.

О том твердит теперь весь Петербург.

«Событие вне всякого другого!»

Трагедию какой-то драматург,

На пользу поколенья молодого,

Сбирается состряпать из него…

Разумный труд! Заслуги, удальство

Похвально петь; но всё же не мешает

Порою и сознание грехов,

Затем что прегрешение отцов

Для их детей спасительно бывает.

Притом для нас не стыдно и легко

В ошибках сознаваться – их немного,

А доблестей – как милостей у бога…

Из черного французского трико

Жилеты, шелком шитые, недавно

В чести и в моде – в самом деле славно!

Почтенный муж шестидесяти лет

Женился на девице в девятнадцать

(На днях у них парадный был обед,

Не мог я, к сожаленью, отказаться);

Немножко было грустно. Взор ея

Сверкал, казалось, скрытыми слезами

И будто что-то спрашивал. Но я

Отвык, к несчастью, тешиться мечтами,

И мне ее не жалко. Этот взор

Унылый, длинный; этот вздох глубокий –

Кому они? – Любезник и танцор,

Гремящий саблей, статный и высокий –

Таков был пансионный идеал

Моей девицы… Что ж! распорядился

Иначе случай…

Маскарад и бал

В собранье был и очень долго длился.

Люблю я наши маскарады; в них,

Не говоря о прелестях других,

Образчик жизни петербургско-русской,

Так ловко переделанной с французской.

Уныло мы проходим жизни путь,

Могло бы нас будить одно – искусство,

Но редко нам разогревает грудь

Из глубины поднявшееся чувство,

Затем что наши русские певцы

Всем хороши, да петь не молодцы,

Затем что наши русские мотивы,

Как наша жизнь, и бедны и сонливы,

И тяжело однообразье их,

Как вид степей пустынных и нагих.

О, скучен день и долог вечер наш!

Однообразны месяцы и годы,

Обеды, карты, дребезжанье чаш,

Визиты, поздравленья и разводы –

Вот наша жизнь. Ее постылый шум

С привычным равнодушьем ухо внемлет,

И в действии пустом кипящий ум

Суров и сух, а сердце глухо дремлет;

И свыкшись с положением таким,

Другого мы как будто не хотим,

Возможность исключений отвергаем

И, словно по профессии, зеваем…

Но – скучны отступления!

Чудак!

Знакомый мне, в прошедшую субботу

Сошел с ума… А был он не дурак

И тысяч сто в год получал доходу,

Спокойно жил, доволен и здоров,

Но обошли его по службе чином,

И вдруг – уныл, задумчив и суров –

Он стал страдать славяно-русским сплином;

И наконец, в один прекрасный день,

Тайком от всех, одевшись наизнанку

В отличия, несвойственные рангу,

Пошел бродить по улицам, как тень,

Да и пропал. Нашли на третьи сутки,

Когда сынком какой-то важной утки

Уж он себя в припадках величал

И в совершенстве кошкою кричал,

Стараясь всех уверить в то же время,

Что