в вечный свет иль к вечной ночи

Душе укажет тайный путь…

Встреча душ*

1

Всё туманится и тмится,

Мрак густеет впереди.

Струйкой света что-то мчится

По воздушному пути,

В полуогненную ризу

Из лучей облечено.

Только час оттуда снизу,

А уж с небом сближено;

Без порывов, без усилья,

Словно волны ветерка,

Златом облитые крылья

Вольно режут облака.

Нет ни горести, ни страха

На блистательном челе.

То душа со смертью праха

Отчужденная земле.

То, от бедствий жизни бурной,

Беспорочная душа

Юной девы в край лазурный

Мчится, волею дыша.

Век страдалицей высокой

На земле она была,

Лишь любовию глубокой

Да молитвою жила.

Но любви блаженством ясным

Мир ее не подарил.

Там с избранником прекрасным

Жребий деву разлучил.

Року преданная слепо,

Страсть она перемогла

И нетронутый на небо

Огнь невинности несла.

И блистателен и пышен

Был венец ее двойной,

Лет торжественный, чуть слышен,

Сыпал искры за собой,

На недвижный и безмолвный

Неба божьего предел

Взор, уверенности полный,

Как на родину смотрел.

Только темное сомненье,

Мнилось, было на челе:

Суждено ль соединенье,

Там ли он иль на земле?

2

Слышно тихое жужжанье

От размаха легких крыл,

Пламень нового сиянья

Тучи грудь пробороздил.

Видит светлая другую,

Восходящую с земли,

Душу, в ризу золотую

Облеченную, вдали.

Ближе, ближе… вот сравнялись,

Вот сошлись на взмах крыла,

Быстро взором поменялись,

И приветно начала

Говорить одна: «Из мира

Многогрешного парю

В область светлого эфира,

В слуги горнему царю.

Грея грудь питомца горя,

Я там счастья не нашла;

Там, с людьми и роком споря,

Бед игрушкой я была.

Только раз лишь – помню живо

День и час – блаженства луч

Так роскошно, так игриво

Проблеснул мне из-за туч.

Деву с черными очами

В мире дольнем я нашла

И, пленясь ее красами,

Всё ей в жертву принесла.

Но под солнцем несчастлива

Бескорыстная любовь!

Вверг разлукой прихотливый

Рок меня в страданье вновь.

На свиданье с ней надеждой

С той поры живу одной,

И теперь, когда одеждой

Я не связана земной,

Радость всю меня обильно

Наполняет и живит:

Верю, мне творец всесильный

Амариллу возвратит…»

– «Амариллу? голос друга

Я узнала… я твоя!

Сладким именем супруга

Назову любимца я…

Нет здесь бедственной разлуки,

Вечен брак наш… Нет преград!

Наградил нас бог за муки.

Как он щедр, велик и свят!»

3

И в блаженстве беззаветном

Души родственно слились

И в сияньи огнецветном

Выше, выше понеслись.

Понеслись под божье знамя

Так торжественно, легко.

От одежд их свет и пламя

Расстилались далеко;

Счастья чистого лучами

Пышно рдело их лицо;

А венцы их над главами

Вдруг сплелись в одно кольцо –

Словно в знаменье обета

Всемогущего творца,

Что для них свиданье это

Не найдет себе конца.

Истинная мудрость*

Не всё постигнул ум надменный,

Не всё светло для мудреца,

Есть много таин во вселенной,

Ключи которых у творца.

От жажды знанья плод не сладок,

О, не кичись, средь гордых дум,

Толпой бессмысленных догадок,

Мудрец! пред богом прах твой ум;

Твои открытия случайны.

Тебе поверил ли эфир

Свои божественные тайны,

Свою судьбу сказал ли мир?

Дала ли жизнь тебе способность

Постичь хоть самого себя,

Ясна ль очам твоим загробность,

Дно моря светло ль для тебя?

Понятны ль дивные явленья

В природе неба и земли,

Пути планет, миров движенья,

Буран, что топит корабли,

Утроба гор, что родит злато

Иль мещет пламень и пожар?

Всезнанья жаждою богатый,

Ты угадал ли тайну чар,

Во сне тебе дающих крылья?

В себе ты понял ли, скажи,

Боренье силы и бессилья,

Ничтожность тела, мощь души?

А своенравная судьбина,

С которой бедственна борьба,

Что . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . .

Играем гением и шутом,

Смиряет битвы, рушит мир,

В невежде, гордостью надутом,

Земным умам дает кумир;

Не внемлет воплей, просьб и плача,

Когда сурова и гневна,

Которой нет щедрей, богаче,

Когда раздобрится она, –

Покровы тайны, хоть украдком,

С нее ты сорвал ли, мудрец?

Не верим мы твоим догадкам:

Ты жалкий скептик, ты не жрец.

Земным умом измерить бога,

Постигнуть тайны бытия, –

Нет, это дерзко, это много,

Нет, это доля не твоя!

Благоговеть пред мистицизмом

И был и есть удел людей,

На что ж преступным скептицизмом

Мрачишь ты блеск души своей?

Зачем запретные познанья

Тебе, рабу земных оков?

Иль то для славы, для названья

. . . . . . . . . .гения веков?

Отринь губящий дух гордыни,

Не льстись надеждой ни на миг,

Что глас твой будет не в пустыне,

Когда ты скажешь: «Всё постиг!»

Страшись снискать людей презренье,

Небесной кары не накличь;

Нет славы в дерзком покушеньи

Непостижимое постичь!

Не стыд – сознание бессилья

Пред тем, что выше сил души.

Оставь же тщетные усилья;

Не жди, не мучься, не греши!

С мольбой возьмись за труд по силе,

Путь к знаньям верой освети

И с этим факелом к могиле –

Всего отгадчице – гряди.

Мужайся там, где слез пучина,

Люби добро, как мать птенца,

И разлюби родного сына

За отступленье от творца;

Будь бед своих сторонний зритель,

Чужих – чувствительный отец;

Всего великого ревнитель,

Всего ничтожного беглец;

Тип в совершенстве человека

В себе одном осуществи,

Собою тварь, на диво века,

Творца достойную яви.

Вот в этом мудрость, в этом слава,

Твой долг, твой подвиг на земле!

Таким, не мудрствуя лукаво,

Явись, с смиреньем на челе.

И вознесешься ты высоко,

Блистая славою прямой –

Как это огненное око,

Что смотрит днем на мир земной.

Земляку*

Бывали дни – в стране родной

Мы жили вместе, пылки, юны,

Но чисты сердцем и душой.

Судеб карающих перуны,

И Зевсов гром, и гром тревог,

И стрелы зависти коварной,

И стрелы молньи лучезарной

Щадили нас и наш порог.

Всё было тихо; без волнений

Текла цветущая весна,

Душа щитом беспечной лени

Была от бурь заграждена.

И нам казалось – тяжкий молот

Не раздробит его вовек;

И нам казалось – пламень, холод

И всё, чем дышит человек, –

Тот щит лишь закалят надежней,

И навсегда он будет нам

Порукой в жизни безмятежной,

Ответом бурям и страстям.

Но затаенный долго пламень

Сильнее вспыхивает вдруг,

Но страшный порох рвет и камень;

Так и тот щит, печальный друг,

Которым грудь мы прикрывали,

Мгновенно страсти разорвали.

Нам стали скучны ручейки,

Долины, холмики, лески –

И всё, чем в доле беззаботной

В деревне счастлив земледел

(Чему б теперь опять охотно

Душой предаться я хотел).

Мы на чужбине. Рок забросил

Далеко утлый наш челнок;

Ты скоро сердце обморозил,

Тревоги жизни пренебрег.

Я был несчастней, я пил дольше

Очарованье бытия,

Зато потом и плакал больше

И громче жаловался я.

Так и всегда: чем лучезарней

Сначала дольней жизни путь,

Тем будущность темней, коварней,

Тем глубже западает в грудь

Тоски крушительное семя

В минуты бедствий и утрат;

И разве опыт, рок и время

Его из груди истребят…

Сбылись ли наши ожиданья,

Узнали ль мы то, чем желанья

Палили кровь, томили ум?

Узнали мы тоску, страданья,

Мятеж страстей, волненье дум,

Узнали дружбу – без участья,

Привет и ласку – без любви,

Узнали то, что в мире счастья

Не уловить, как ни лови.

Что на пиру воображенья

Нарядом пышным и цветным

Рядили мы, в пылу забвенья, –

То было призрак, было дым.

. . . . . . . . . .

Что хладно мучит и терзает,

Ни каплей блага не живя,

То всё младое сердце знает,

То всё мы встретили, живя.

А радость, а надежда славы,

Любви и счастия даров?

Как осенью листы с дубравы,

Исчезло всё среди снегов,

К нам нанесенных вьюгой буйной

Измен крушительных и бед.

Что ж нам осталось в жизни бурной?

Что пронеслось, чего уж нет?

Нет веры в сбыточность мечтаний,

Которым предавались мы.

Есть опыт. Хладные умы

Он отучил от ожиданий,

От обольстительных надежд,

От дружбы женщин и невежд

И вечно ложных упований.

Мы всё забыли, погребли,

Что обольщает чад земли, –

И холод раннего бесстрастья

Нам скудной стал заменой счастья…

Горы*

Передо мной Кавказ суровый,

Его дремучие леса

И цепи гор белоголовой

Угрюмо-дикая краса.

Мой друг, о сей стране чудесной

Ты только слышал от молвы,

Ты не видал в короне звездной

Эльбруса грозной головы.

Вот он. Взгляни, его вершина

Одета глыбами снегов,

Вокруг седого исполина

Стоят ряды его сынов.

Великолепные творенья!

Блистая гордой красотой,

Они вселенной украшенья,

Подпора тверди голубой.

Взгляни на них бесстрашным взором!

Но ты дрожишь: что видишь ты?

Или сравненьем, как укором,

Смутились дерзкие мечты?..

Да, да… наследник разрушенья,

Я понял ясно мысль твою

И, не без тайного крушенья,

Ее правдивой признаю:

Здесь от начала мирозданья

Водворены громады гор,

И полон гордого сознанья

Могучих сил их бурный взор;

Всеразрушающее время

Им уступать осуждено,

А между тем земное племя

В гробах истлело не одно.

Они всё те ж… основы твердой

Ничто разрушить не могло.

О, как торжественно, как гордо

Их величавое чело!

Всегда и холодно и бурно

Оно, закованное в лед;

Как опрокинутая урна,

Над ним висит небесный свод,

И солнце в отблесках узорных

На нем горит, как на стекле, –

Хребет возвышенностей горных,

Не чуждый небу, чужд земле.

Лишь изредка, под небосклоном

Наскуча праздностью немой,

Сорвется с грохотом и стоном

Осколок глыбы вековой

И, весь рассыпясь мелким снегом,

Привет их долу принесет,

А дол туда же громким эхом

Благоговейный ужас шлет.

Картиной чудной вдохновенный,

Стою недвижим перед ней

Я, как ребенок умиленный.

Святой восторг души моей

И удивленья полны взоры

Шлю к тем же грозным высотам –

Чтобы заоблачные горы

Их передали небесам.

Злой дух*

Дух нечистый, дух порочный,

Как прокрался ты ко мне?

Для чего ты в час полночный

Здесь, со мной наедине?

Нет в очах твоих привета,

Как на давнем мертвеце,

Лед бесстрастья на лице,

Злобной радостью одетом, –

Только демонский восторг

Смех неистовый исторг

С уст, и он вместо ответа

Мне понятно говорит:

«Сам ты звал, за данью верной

Я пришел!..»

Так лицемерный

Демон душу сторожит.

Так он вьется, в час паденья,

Над главой во тьме ночей

И вливает яд волненья

В сердце холодом речей.

Чудны, страшны эти речи!

Часто им внимает ум,

И от каждой новой встречи

Больше в сердце мрачных дум.

Дух коварный искушенья

Ими душу окружит

И мятежное сомненье

В чистом сердце поселит.

Всё, что юношу пленяло

Дивным блеском красоты,

Что невольно увлекало

В область мысли и мечты, –

Осмеет он; и под маской

Долгой опытности свет,

Безобразя черной краской

Зла, страданья, горя, бед,

Назовет темницей душной;

И, ребенок простодушный,

Ты погиб, когда его –

Силой духа своего –

Не отвергнешь!..

Незабвенная*

…Для сердца нужно верить.

(Пушкин)

О память, память! образ нежный

Надолго в сердце заключи!..

Запри его рукой прилежной

И брось ненужные ключи!..

Не дай забыть того мгновенья,

Когда в полуночной тиши,

Затворник дум и вдохновенья,

Звучал я, полный восхищенья,

На струнах огненной души, –

И вдруг, чудесной невидимкой,

Как гений кроткий и благой,

Явилась дева предо мной,

Одета радужною дымкой

Туманной утренней зари,

В устах с улыбкою беспечной.

О память, память! сердцу вечно

Об ней мне в жизни говори!..

Я в ней искать единоверца

В мою любовь, в мои мечты

Пойду везде. О сердце, сердце!

Зачем так страстно любишь ты?..

Я не простыну до могилы…

Чуждаясь света и пиров,

В чертог заветный к деве милой

Искать лишь буду я следов.

И близь нее, в ее чертоге

Жить будет сердце век мое;

Или умру я на пороге

Жилища райского ее…

Но если это сон волшебный,

Одна мечта – и на пути

Тревожный жизни рок враждебный

Мне не судил ее найти?!.

Я и мечту лелеять буду,

Любови к ней не погашу,

Свиданья сладкую минуту

На память сердцу запишу.

Солью мечтательное счастье

С моей существенной бедой

И жизни мрачное ненастье

Пройду бестрепетной стопой.

И верю – там, в стране лазурной,

Где радость и любовь вечна,

В награду бедствий жизни бурной

Осуществится мне она.

Турчанка*

Гюльнара, гурия младая!

Как много пламени, лучей,

Любови, музыки, речей,

Приветов, ласк и песен рая

В живом огне твоих очей!

Кто, кто, безумец, эти очи

Отдаст за звезды ясной ночи?

Кто не забудет горя, мук,

Когда, как с арфы чудной звуки,

В порывах радости иль муки,

Слетает с уст волшебный звук?

А эти перси, моря волны,

Кто не почтет, восторга полный,

Тая любовь в душе своей,

За чашу благ, в которой слито

Всё, что небесное забыто

В юдоли плача и скорбей?

Вот кудри – вороновы перья;

Черны, как гений суеверья,

Как скрытой будущности даль,

Роскошны, длинны и лоснисты, –

За поцелуй в их шелк душистый

Расстаться с жизнию не жаль.

Вот стан, но кто не примет стана

Лишь за воздушный круг тумана?

Вот ножка, дивная краса!

Под солнцем нет цветка, дорожки,

Достойных быстролетной ножки,

. . . . . . . . . .

Пери, Пери! диво света,

Ненаглядная краса!

Ослепляешь, как комета,

Ты и чувства и глаза.

Будто солнца луч полдневный,

Вкруг тебя блистает свет,

Смертоносен взор твой гневный,

Жизнодарен твой привет.

Пери, Пери! диво света!

Ты пленила мысль мою,

Я тебя, дочь Магомета,

Фантазирую, пою.

Как твои роскошны грезы,

Как восторженны