вождь в критическую минуту сражения.

В это время все собрались в гостиной Надежды Александровны, которая сидела в креслах, допрашивая, всю в слезах, горничную mademoiselle Анет. Несколько лакеев и девушек стояли у дверей. Вошел Марк Семеныч и с удивлением воскликнул:

— Это что за собрание? — и, поцеловав руку у жены, он смотрел на нее вопросительно.

— Очень простое: вы набираете к себе в дом таких гувернанток, что их по ночам нет в комнате, — язвительно улыбаясь, отвечала Надежда Александровна.

— Я вас не понимаю! — изменясь в лице, сказал Марк Семеныч.

— А вот вы всё поймете. Просите сюда mademoiselle Анет!

Один из лакеев вышел.

— Что за сцены вы делаете! к чему эти лакеи, горничные у вас в комнате? — с ужасом оглядываясь кругом, говорил Марк Семеныч.

— Я должна же позаботиться, кому поручены мои дети.

— Ваши дети, по-настоящему, не должны были бы никому быть поручаемы, кроме вас!

— Вы правы! я сегодня убедилась в этом.

Вошла mademoiselle Анет. Вид ее был так покоен и горд, что Надежда Александровна, обратись к mademoiselle Кларе, стоящей сзади ее кресел, сказала по-французски:

— Какая наглость! — и продолжала по-русски вопросительным тоном: — Где вы были вчера вечером, mademoiselle Анет, когда с час вас ждали в вашей комнате?

— Я гуляла!

— Ха-ха-ха!.. слышите, гуляла!! как прилично — одной, ночью!

— Здесь деревня!..

— Но вы забыли, что живете не с мужиками.

— Я это очень хорошо вижу.

— А позвольте узнать, с кем вы гуляли?

— Надежда Александровна, удалите детей! — весь дрожа, заметил Марк Семеныч.

— Мисс Бетси, уведите их, пожалуйста.

— И лакеев! — перебил ее муж.

— Что до людей, они мне нужны, чтоб уличить вас, ослепленного ее лицемерством.

— Я запрещаю далее продолжать такие сцены: они — пятно на чести дома! — задыхаясь, говорил Марк Семеныч; но Надежда Александровна возвысила голос и сказала:

— Антон, ты видел ее вчера в поле?

— Видел-с! — отвечал Антон.

— Кто же с ней был?

— Надинь! — грозно крикнул Марк Семеныч.

— Господин Тавровский! — поспешно проговорил лакей.

— Лжешь, мерзавец! пошел вон! — в ярости воскликнул Марк Семеныч, поднял руку, но, как бы опомнясь, указал лакею выразительно на дверь и продолжал: — Все, все уйдите отсюда! и вас, mademoiselle Клара, прошу оставить комнату! — и потом, обратясь к Надежде Александровне, он с презрением прибавил:- Вот до чего вы довели меня, что я чуть в вашей комнате не ударил этого лжеца.

Надежда Александровна сидела потупив глаза. Марк Семеныч был даже страшен в эту минуту.

— Позвольте мне оставить вас! — сказала mademoiselle Анет, обращаясь к Марку Семенычу, который в негодовании воскликнул:

— Да, да, вам нельзя ни минуты оставаться здесь!

Mademoiselle Анет вышла из комнаты, а Надежда Александровна, оставшись одна с Марком Семенычем, как бы себе в оправдание, воскликнула:

— Она даже не простилась со мной!

— И имела полное право!

Когда mademoiselle Анет возвратилась к себе в комнату, Тавровский стоял у окна. При виде ее он радостно кинулся к ней, сказав:

— Боже мой, как они вас мучат здесь! всё готово: уезжайте скорее!

— Куда? — с удивлением спросила mademoiselle Анет.

— Доверьтесь мне! Коляска вас ждет. Вам не должно оставаться здесь ни минуты.

— Я должна проститься с Марком Семенычем.

— Этот человек опять вас поставит в затруднительное положение. Бойтесь его: под личиною дружбы…

— Прошу вас ничего не говорить мне о нем.

— Извольте! я скажу только одно: вы должны если не для себя оставить этот дом и удалиться от Марка Семеныча, то хоть для бедных детей!

— Что вы говорите! — побледнев, воскликнула mademoiselle Анет.

— Будто вы не замечали ничего!

Дверь с шумом раскрылась, и Марк Семеныч вбежал в комнату. Его взгляд был дик, и он, грозно подойдя к Тавровскому, сказал:

— Кто дал вам право распоряжаться здесь? к чему эта дорожная коляска?

— Mademoiselle Анет желает оставить ваш дом, — покойно отвечал Тавровский.

Марк Семеныч вздрогнул и сказал:

— Как! Я позволю увезти ее из моего дома!

— Я думаю, мы имеем равные права… то есть никаких… на mademoiselle Анет.

— Это по вашему желанию он приехал? — весь дрожа, спросил Марк Семеныч mademoiselle Анет, бледную и всю в слезах.

— Нет, я ничего не знала! — отвечала она.

— Извольте идти вон отсюда! вы лжец! — воскликнул Марк Семеныч.

Тавровский побледнел и, стиснув зубы, с минуту не мог ничего сказать, потом, вздохнув тяжело, подошел к Марку Семенычу, сконфуженному от своей горячности, и сказал тихо:

— Уйдемте отсюда: мы беспокоим mademoiselle Анет (которая сидела на стуле, закрыв лицо руками).

Она долго сидела в таком положении, как вдруг вбежала к ней с воплями Надежда Александровна. Волосы ее были в беспорядке, вуаль упал с головы. Бледная, задыхаясь, она бросилась на колени перед mademoiselle Анет и, хватая у ней руки, невнятно бормотала:

— Спасите, спасите… дети!.. Они хотят стреляться!..

Голос ее замер, и она упала без чувств на грудь mademoiselle Анет. Как ни был велик испуг гувернантки, но она заметила причину вечного вуаля на голове Надинь: красное родимое пятно было на затылке этой дамы.

Mademoiselle Анет смочила голову водой, натерла виски одеколоном и тем привела в чувство Надежду Александровну. Первое, что она произнесла, открыв глаза, было:

— Ах, бегите, бегите к нему, умолите его!

— К кому?

— К Марку Семенычу, — рыдая, говорила Надежда Александровна.

— Отчего же не вы?

— Я, я всему причиной: я не должна показываться ему на глаза.

Mademoiselle Анет кинулась в кабинет к Марку Семенычу, которого она застала писавшего. При виде ее Марк Семеныч поспешно встал.

— Вы стреляетесь? — спросила mademoiselle Анет.

— Кто вам сказал?

— Надежда Александровна. Она у меня в комнате.

— Несчастная…

— А ваши дети?

Марк Семеныч, закрыв лицо руками, кинулся на стул. Mademoiselle Анет упала перед ним на колени и со слезами сказала:

— Откажитесь от вашего намерения.

— Я поступлю подло.

— Для пустых людей; а каждый порядочный человек, напротив, будет еще более уважать вас. Какого скандалу наделает ваша дуэль!.. Бедная ваша жена, дети… Нет, Марк Семеныч, нет, я, как ваш друг, я не допущу вас до этого!

— Друг, друг мой! вы требуете моей чести! — нагнувшись к mademoiselle Анет, говорил Марк Семеныч.

— Что выше для вас — честь или долг?..

— О! пожалейте меня… но что я могу сделать?

— Помириться!

— Нет, нет! я слишком оскорблен, я… ни за что первый!

— У вас будут просить прощенья.

— Хорошо! на одном условии.

— Какое?

— Чтоб вы остались в доме.

— Марк Семеныч! — с упреком сказала было mademoiselle Анет, но поспешно прибавила: — Хорошо, я согласна!

Марк Семеныч встал и, тяжело вздохнув, сказал:

— Я для вас жертвую моей честью.

— То есть для вашего семейства?

— Да…

Mademoiselle Анет вышла из комнаты, оставив в раздумье Марка Семеныча. Надежда Александровна встретила ее в сенях и тревожно сказала:

— Ну что?

— Он согласен на примирение, только первый не хочет просить…

— Благодарю вас, благодарю! — воскликнула Надежда Александровна, с чувством пожав ей руку, и пошла в кабинет к Марку Семенычу, ласково сказав: — Приведите, пожалуйста, скорее детей.

Mademoiselle Анет привела детей и, стоя у окна, плакала, смотря на радостные слезы Марка Семеныча при виде детей, тоже плакавших, не понимая отчего; а раскаявшаяся Надежда Александровна рыдала, спрятав голову на его груди.

Mademoiselle Анет удалилась, боясь быть смешной. Вечером у ней всё было готово к отъезду. Она в волнении кого-то ждала. Вбежал Марк Семеныч, запыхавшись.

— Что, что вам угодно?

И он, как бы ошеломленный, остановился, глядя на чемоданы.

— Вы уезжаете? — с упреком сказал Марк Семеныч.

— Я должна уехать! И вы, верно, сами будете согласны со мной, если я открою вам мою тайну.

— Что? вы пугаете меня! — едва устояв на ногах, произнес Марк Семеныч.

— Садитесь! — взяв его за руку, сказала mademoiselle Анет.

Они уселись на диване; после нескольких минут молчания mademoiselle Анет с замешательством сказала:

— Марк Семеныч, простите меня, я… я, поступив в ваш дом, скрыла от вас…

— Что такое?..

— Я… я была актрисой.

— Ну?

— Я хотела изменить свое занятие, избранное мною по необходимости, чтоб жить независимо…

— Так барон не ошибся?

— Вы видите, я не должна и не могу более быть в вашем доме. К тому ж положение гувернантки равно тяжело, как и актрисы. Последнее более независимо, и я решилась вновь поступить на театр.

— Ну что же! это очень умно! если у вас есть талант, то вы не должны заглушить его. Хорошая актриса так же всюду уважается, как и другие женщины, и их добродетели еще более удивляются, зная скользкий путь, по которому они идут.

— Итак, я имею ваше согласие оставить ваших детей.

— Для них будет большая потеря; но вы молоды, и вам надо жить. С богом, с богом, мой друг! Да, мы останемся друзьями… Вы не отнимете у меня права продолжать заботиться о вас?..

— Благодарю! я очень буду счастлива!

Mademoiselle Анет простилась с Марком Семенычем, который условился с ней видеться на другой же день в Москве, в той гостинице, где они уже виделись прежде. Но когда он приехал в Москву, в гостинице не было mademoiselle Анет. Марк Семеныч был в отчаянии и через два дня поскакал в Петербург, но и там не нашел mademoiselle Анет. Од возвратился, убитый, в деревню. Надежда Александровна очень изменилась в лице и похудела. Она была в хлопотах, собираясь за границу. Передавая мужу новости, она, между прочим, сказала:

— А ты знаешь, что наша mademoiselle Анет провела всё это время в одной из подмосковных у Тавровского? и теперь куда-то уехала…

Через несколько дней Марк Семеныч проводил свою жену за границу в сопровождении mademoiselle Клары. Мисс Бетси и он остались с детьми на зиму в деревне.

Часть пятнадцатая

(Последняя)

Глава LXV

Превращение

Если читатель не забыл, по какому случаю и при каких обстоятельствах Любская оставила театр города NNN и самый город, то ему нетрудно будет догадаться о времени, когда она встретилась с Марком Семенычем. Огорченная смертью Мечиславского, испуганная появлением в городе NNN бывшего своего благодетеля, Любская уехала с такою поспешностью, что не успела даже запастись горничною. Она ехала в Москву, сама, впрочем, не зная, что будет делать. Встреча с Марком Семенычем решила выбор: она сделалась гувернанткой. Потом, оставив, по известным нам обстоятельствам, дом Марка Семеныча, Любская действительно провела в подмосковной у Тавровского всё время, пока Марк Семеныч искал ее в Петербурге. Трудно было бороться девушке, тогда еще неопытной, против пламенной любви, красоты и богатства человека, которого она любила. Притом, прожив несколько месяцев в новом, блестящем кругу, среди соблазнительной роскоши,