имею… Кто б мог ожидать?
Никакого почтенья к святыне!
Спорю, спорю! не раз и ругать
Принимался, а втайне-то плачешь.
Я однажды ему пригрозил:
„Что ты бесишься? Что ты чудачишь?
В нигилисты ты, что ли, вступил?“
– „Нигилист – это глупое слово, –
Говорит, – но когда ты под ним
Разумел человека прямого,
Кто не любит живиться чужим,
Кто работает, истины ищет.
Не без пользы старается жить,
Прямо в нос негодяя освищет,
А при случае рад и побить –
Так пожалуй – зови нигилистом,
Отчего и не так!“ Каково?
Что прикажете с этим артистом?
Я в студенты хотел бы его,
Чтобы чин получил… но едва ли…
„Что чины? – говорит, – ерунда!
Там таких дураков насажали,
Что их слушать не стоит труда,
Там я даром убью только время, –
И прибавил еще сгоряча
(Каково современное племя!): –
Там мне скажут: „Ты сын палача!““
Тут невольно я голос возвысил,
„Стой, глупец! – я ему закричал, –
Я на службе себя не унизил,
Добросовестно долг исполнял!“
– „Добросовестность милое слово, –
Возразил он, – но с нею подчас…“
– „Что, мой друг? говори – это ново!“
Обнаружил он ясно тогда;
Между прочим, сказал: „Слава богу,
Добросовестен…“ – Вот как!.. За что же
Возрождается в сыне моем,
Что всю жизнь истреблял я?.. о боже!..»
Старец скорбно поникнул челом.
«Хорошо ли, служа, корректуры
Вы скрывали от ваших детей? –
Я с участьем сказал. – Без цензуры
Начитался он, видно, статей?»
– «И! как можно!..»
Тут нас прервали.
<Чернильница>*
Предмет, любопытный для взора:
В славянской кольчуге и в шлеме,
Потомок могучих славян, –
Но дело не в шлеме, а в теме:
Назначен сей муж представлять
Отчизны судьбы вековые
С девизом «Единство России!»
На нем: земледелья родного
Орудья, и тут же газета, журнал –
Изданья Михаилы Каткова.
На книгах – идей океан –
Чернильница; надпись: «Каткову
Подарок московских дворян»,
И точка! Мудрейшему слову
Блистать на пере суждено, –
Там имя Каткову дано:
«Макающий в разум перо» – имя это
У древнего взято поэта…
Легенда о некоем покаявшемся старце, или седина в бороду, а бес в ребро*
Посвящается редакции «Куриного эха»
И журналов и газет.
Помогал ему создатель
Дарованьем и трудами
(Не своими, а других)
Слыл он меж откупщиками
Из передовых.
Сам с осанкой благородной,
В собственном большом дому
Собирал он ежегодно
С нищих денег тьму.
Злу он просто был грозою,
Прославлял одно добро…
Вдруг толкнися с сединою
Бес ему в ребро.
И, как Лермонтова Демон,
(Кто-то видел, вкрался чем он,
Ну, его не гонят прочь!)
Бес
Ты мудрец, и сед твой волос, –
Не к лицу тебе мечты, –
Но скажи, кто ты?
Бес
Я журналов покровитель.
Без меня вы – прожились,
Вы без денег убедите ль?
(в сторону)
Дух гордыни, провались!
(Громко)
Гм! Не Лермонтова Демон,
Вижу, ты! Покойник был
(Хоть помянут будь не тем он)
Юношеский пыл.
Он-то мне Ледрю-Ролена
Некогда всучил…
Бес
(в сторону)
Я бы проучил!
(продолжая)
Но теперь с Ледрю-Роленом
Я горжуся днесь!
Рек – и заключил издатель:
«Се настал прогресс:
И отступится создатель,
Так поможет бес!»
1863–1866
Из автобиографии генерал-лейтенанта Федора Илларионовича Рудометова 2-го, уволенного в числе прочих в 1857 году*
«Убил ты точно, на веку
Сто сорок два медведя,
Но прочитал ли хоть строку
Ты в жизни, милый Федя?»
– «О нет! за множеством хлопот,
Разводов и парадов,
По милости игры, охот,
Балов и маскарадов,
Я книги в руки не бирал,
Но близок с просвещеньем:
Я очень долго управлял
Учебным учрежденьем.
В те времена всего важней
Порядок был – до книг ли? –
Мы брили молодых людей
И как баранов стригли!
Хоть был с осанкой хватской,
Проворство и сноровку,
Пофилософствуй, а потом
Иди на маршировку!..
В начальники цензуры,
Конечно, не затем, чтоб красть, –
Что взять с литературы? –
Довольно было писку;
Журнальную подписку.
Пятнадцать цензоров сменил
(Все были либералы),
Лицеям, школам воспретил
Выписывать журналы.
Не успокоюсь, не поправ
Писателей свирепость!
Я восклицал. Я их застиг,
Как ураган в пустыне,
И гибли, гибли сотни книг,
Как мухи в керосине!
Мать не встречала прописей
Для дочери-девчонки,
И лопнули в пятнадцать дней
Все книжные лавчонки!..
Мне вверили по праву,
Девиз «Блюди – и усмиряй!»
Я оправдал на славу…
. . . . . . . . . .
1865–1866
Песни о свободном слове*
1. Рассыльный
Люди бегут, суетятся,
Мертвых везут на погост…
Еду кой с кем повидаться
Чрез Николаевский мост.
Пот отирая обильный
С голого лба, стороной –
Вижу – плетется рассыльный,
С дедушкой этим, Минаем,
Я уж лет тридцать знаком:
Оба мы хлеб добываем
Литературным трудом.
(Молод я прибыл в столицу,
Вирши в редакцию свез, –
Первую эту страницу
Он мне в наборе принес!)
Оба судьбой мы похожи,
Если пошире глядеть:
Век свой мы лезли из кожи,
Чтобы в цензуру поспеть;
Цензор в спокойствие нашем
Равную ролю играл, –
Раньше, бывало, мы ляжем,
Если статью подписал;
Если ж сказал: «Запрещаю!» –
Вновь приходилось Минаю,
Эти волнения были
Сходны в итоге вполне:
Ноги ему подкосили,
Нервы расстроили мне.
Кто поплатился дороже,
Время уж скоро решит,
Впрочем, я вдвое моложе,
Он уж непрочен на вид.
Но стариковски пригож…
«Эй! на Васильевский остров
К цензору, что ли, идешь?»
Ослобонилась печать,
Авторы наши в натуре
Стали статейки пущать.
К ним да к редактору ныне
Только и носим статьи…
Словно повысились в чине,
Ожили детки мои!
Каждый теперича кроток,
Ну да и нам-то расчет:
На восемь гривен подметок
Меньше износится в год!..»
2. Наборщики
Доносит к нам зефир?
То армии свинцовой
Наборщик распевает
У пыльного станка,
Меж тем как набирает
Проворная рука:
«Рабочему порядок
В труде всего важней
Когда не спишь ночей!
Работы до отвалу,
Хоть не ходи домой.
Тетрадь оригиналу
Еще несут… ой, ой!
Тетрадь толстенька в стане,
В неделю не набрать.
Но не гордись заране,
Премудрая тетрадь!
Не похудей в цензуре!
Ужо мы наберем,
Оттиснем в корректуре
И к цензору пошлем.
Вот он тебя читает,
Надев свои очки:
Отечески марает –
Словечко, полстроки!
Но недостало силы,
Вдруг руки разошлись,
И красные чернилы
Потоком полились!
Живого нет местечка!
И только на строке
Торчит кой-где словечко,
Как муха в молоке.
Как армии разбитой
Остатки подберет;
На ниточки нанижет,
Кой-как сплотит опять
И нам приказ напишет:
Набор мы рассыпаем
Зачеркнутых столбцов
И литеры бросаем,
Как в ямы мертвецов,
По кассам! Вновь в порядке
Лежат одна к одной.
Потерян ключ к разгадке,
Что выражал их строй!
Так остается тайной,
С деревьев в бурю рвет.
(Что, какова заметка?
Недурен оборот?
Случается нередко
Наборщики бывают
Философы порой:
Но всё же набирают
Встречаются статейки,
Встречаются умы –
Полезные идейки
Усваиваем мы…)
Уж в новой корректуре
Статья не велика,
Глядишь – опять в цензуре
Посгладят ей бока.
Вот наконец и сверстка!
Но что с тобой, тетрадь?
Ты менее наперстка
Являешься в печать!
А то еще бывает,
Сам автор прибежит,
Посмотрит, повздыхает
Да всю и порешит!
Нам все равны статейки,
Печатай, разбирай, –
Три четверти копейки
За строчку нам отдай!
Но не равны заботы.
Мы слепнем от работы…
Хотите ли писать?
Мы вам дадим сюжеты:
Войдите-ка в полночь
В наборную газеты –
Кромешный ад точь-в-точь!
Красив, как трубочист…
Кто выдумал газетный
И в самых рудниках
Тошней труда не сыщешь –
Мы вечно на ногах;
От частой недосыпки,
От пыли, от свинца
Мы все здоровьем хлипки,
Все зелены с лица;
В работе беспорядок
Нам сокращает век.
Как болен человек…
Но вот свобода слова
Негаданно пришла,
Не так уж бестолково
Авось пойдут дела!»
Хор
Тра-ла, ла-ла, ла-ла!
С рабочего народа
Ты тяготу сняла!
3. Поэт
Друзья, возрадуйтесь! – простор!
(Давай скорей бутылок!)
Теперь бы петь… Но стал я хвор!
А прежде был я пылок.
И был подвижен я, как челн
И как у моря звучных волн,
У лиры было песен.
Но жизнь была так коротка
Для песен этой лиры, –
От типографского станка
До цензорской квартиры!
4. Литераторы
Три друга обнялись при встрече,
«Теперь пойдут иные речи!» –
Заметил весело один.
«Теперь нас ждут простор и слава!» –
Другой восторженно сказал,
А третий посмотрел лукаво
И головою покачал!
5. Фельетонная букашка
Я – фельетонная букашка,
Ищу посильного труда.
Я, как ходячая бумажка,
Поистрепался, господа,
Но лишь давайте мне сюжеты,
Увидите – хорош мой слог.
Сначала я писал куплеты,
Состряпал несколько эклог,
Но скоро я стихи оставил,
Поняв, что лучший на земле
Тот род, который так прославил
Булгарин в «Северной пчеле».
Я говорю о фельетоне…
Статейки я писать могу
В великосветском, модном тоне,
И будут хороши, не лгу.
Из жизни здешней и московской
Черты охотно я беру.
Знаком вам господин Пановский?
Мы с ним похожи по перу.
Известен я в литературе…
Угодно ль вам меня нанять?
Умел писать я при цензуре,
Так мудрено ль теперь писать?
Признаться, я попал невольно
В литературную семью.
Ох! было время – вспомнить больно!
Дрожишь, бывало, за статью.
Мою любимую идейку,
Что в Петербурге климат плох,
И ту не в каждую статейку
Вставлять без боязни я мог.
Что видел на мосту дыру,
Переполошил всю цензуру,
Таскали даже ко двору!
Ну! дали мне головомойку,
С полгода поджимал я хвост.
С тех пор не езжу через Мойку
И не гляжу на этот мост!
Я надоел вам? извините!
Но старых ран коснулся я…
И вдруг… кто думать мог?.. скажите!..
Горька была вся жизнь моя,
Но, претерпев судьбы удары,
Курил на улицах сигары
И без цензуры сочинял!
6. Публика
1
Ай да свободная пресса!
Юное чадо прогресса
Рвется, брыкается, бьет,
Как забежавший из степи
Конь, незнакомый с уздой,
Или сорвавшийся с цепи
Боже! пошли нам терпенье!
Или цензура воспрянь!
Всюду одно осужденье,
В цивилизованном классе
Будто растленье одно,
Бедность безмерная в массе,
(Где же берут на вино?),
В каждом нажиться старанье,
В каждом продажная честь,
Только под шубой бараньей
Думает лестью лакейской
Нас усыпить, господа!
Мы не хотим поцелуев,
Но и ругни не хотим…
Что ж это смотрит Валуев,
Слышали? Всё лишь подобье,
Кто же умен и хорош?
Кто же всегда одинаков?
Автор премудрого «Дня»!
Пусть он таков, но за что же
Надоедает он всем?..
Чем это кончится, боже!
Чем это кончится, чем?
Ай да свободная пресса!
Юное чадо прогресса
Рвется, брыкается, бьет,
Как забежавший из степи
Конь, незнакомый с уздой,
Или сорвавшийся с цепи
2
Нынче, журналы читая,
Просто не веришь глазам,
Слышали – новость какая?
Мы же должны мужикам!
Экой герой сочинитель!
Верно ли только, учитель,
Вывел ты эту цифирь?
Если ее ты докажешь,
Чем расплатиться прикажешь?
Суммы такой у нас нет!
Но пустоватых голов,
Кроме желудков голодных
И неоплатных долгов.
Кроме усов, бакенбардов
Да «как-нибудь» да «авось»…
Смилуйся! что-нибудь сбрось!
Друг! ты стоишь на рогоже,
Но говоришь ты с ковра…
Чем это кончится, боже!..
Грешен, не жду я добра…
Ай да свободная пресса!
Юное чадо прогресса
Рвется, брыкается, бьет,
Как забежавший из степи
Конь, незнакомый с уздой,
Или сорвавшийся с цепи
3
Мало, что в сфере публичной
Жизни касаются личной!
Просто спасения нет!
Если за добрым обедом
И, поругавшись с соседом,
Громкое слово сказал,
Не говорю уж – подрался
(Редко друг друга мы бьем),
Хоть бы ты тут же обнялся
С этим случайным врагом, –
Завтра ж в газетах напишут!
Господи! что за скоты!
Как они знают всё, слышат!..
Что потом сделаешь ты?
Ежели скажешь: «Вы лжете!» –
Он очевидцев найдет,
Если дуэлью пугнете,
Он вас судом припугнет.
Просто – не стало свободы,
Эх! эти новые моды!
Впрочем, есть средство: побить.
Но ведь, пожалуй, по роже
Съездит и он между тем.
Чем это кончится, боже!..
Чем это кончится, чем?..
Ай да свободная пресса!
Юное чадо прогресса
Рвется, брыкается, бьет,
Как забежавший из
