следует ли из этого, что поэзия должна обходиться без мысли? Дело в том, что эта мысль-проза в то же время сила, жизнь, без которых собственно и нет истинной поэзии. И вот из гармонического сочетания этой мысли-прозы с поэзией и выходит настоящая поэзия, способная удовлетворить взрослого человека, – и в этом задача поэта» (ПСС, т. XII, с. 105). Некрасов долго работает над строками о внутреннем разговоре с жестоким богом совести, но в конце концов приходит к выводу о нецензурности строк о «преступленье», которое таится в несчастной случайности, о «предательстве», которое он видит в «ошибке роковой» (возможно, что здесь заключен понятный читателю того времени намек на прочитанное ради спасения «Современника» стихотворение Муравьеву Вешателю); не более цензурны и строки о пути поэта между двух огней – то под судом «блюстителя порядка», то под судом неумолимого юношества. Видоизменив в «Отечественных записках» строфу V и выпустив строфы VI и VII, поэт снимает в «Последних песнях» заслоняющие лирические размышления картины народных бедствий, т. е. строфы X–XIV (ср. аналогичное мнение А. Б. Муратова). Сыграло, вероятно, роль и то, что «картинки», по определению А. А. Буткевич, были из «прелестных», живописных, но мрачных, и, следовательно, могли вызвать недовольство цензуры. «Относительно сокращения „Уныния“, – писала она С. И. Пономареву, – едва ли брат не имел в виду опять-таки цензуру. Вы не поверите, как страшно цензура теснила его в последний год его жизни. Боялась ли она влияния Некрасова на молодежь, которое действительно заметно возрастало?» (ЛН, т. 53–54, с. 175). В результате в «Последних песнях» остается энергичное лапидарное стихотворение, отражающее криззюное состояние души автора. Это стихотворение и в таком виде имеет право на самостоятельное существование. Но, как указывалось выше, уже в издании «Русской библиотеки» был восстановлен в возможных пределах его более широкий контекст. В «Последних песнях» сам Некрасов отметил цифрами пропущенные строфы. В настоящем издании публикуется поэтому весь текст «Уныния».
Сгорело ты, гнездо моих отцов! – Имеется в виду пожар в Грешневе, о котором Некрасов упоминал в 1877 г. в своих автобиографических записках: «Самый дом <…> недавно сгорел, говорят, в ясную погоду при тихом ветре, так что липы, посаженные моей матерью в 6-ти шагах от балкона, только закоптились среди белого дня. „Ведра воды не было вылито“, – сказала мне одна баба! „Воля божия“, – сказал на мой вопрос кр<естьянин> не без добродушной усмешки» (ПСС, т. XII, с. 16; наст. изд., т. XIV).
…кружится рыболов… – Рыболов – чайка.
Атава (отава) – свежая трава, выросшая в тот же год на месте скошенной.
И царственно уселся на стожар. – Стожар – шест, который втыкают в середину стога для его устойчивости.
Печатается по копии ИРЛИ, с исправлением в ст. 18 («В прошлом году у прохожих людей» вместо «В третьем году у проезжих людей») по черновому автографу ИРЛИ.
Впервые опубликовано В. Е. Евгеньевым-Максимовым в статье «Предсмертные думы Н. А. Некрасова»: 3, 1913, № 6, с. 30–31.
В собрание сочинений впервые включено: ПССт 1927.
Черновой автограф, без заглавия, с датой: «13 июля», мало отличающийся от окончательного текста, – ИРЛИ, ф. 203, № 27. Сохранилась копия А. А. Буткевич – ИРЛИ, ф. 203, № 45.
Внесено Некрасовым в список стихотворений, созданных или завершенных им в 1874 г. (ИРЛИ, ф. 203, № 42). Датируется (на основании чернового автографа и указанного списка) 13 июля 1874 г.
Стихотворение является откликом на процесс участников кружка революционера-народника А. В. Долгушина (1848–1885), обвинявшихся «в составлении преступных воззваний, в напечатании и распространении их с целью возбуждения населения к бунту». Дело «долгушинцев» слушалось в Сенате с 9 по 15 июля 1874 г. Находясь в это время в Чудовской Луке, Некрасов, вероятно, не имел возможности познакомиться с судебными хрониками, публиковавшимися в «Голосе» и «Московских ведомостях» начиная с 10 июля. Но он мог ранее получить сведения о ходе следствия от одного из защитников, своего давнего (еще со времен «Современника») знакомого В. П. Гаевского, с которым он встречался по делам Литературного фонда в конце мая перед отъездом в Чудовскую Луку и в конце июня в одну из своих поездок оттуда в Петербург. Зачеркнутый, например, в автографе вариант «Власа возили на Троице <?> в Питер» как раз отражал момент предварительного разбирательства, проводимого незадолго до судебных заседаний (троица в 1874 г. приходилась на 19 мая).
Используя известия о свирепствовавших тогда во многих захолустьях России волках и следуя литературной традиции их аллегорического изображения, Некрасов воспроизводит атмосферу правительственного террора, охватившего страну в середине 1870-х гг. (см. об этом: Чуковский К. Мастерство Некрасова. Изд. 4-е. М., 1962, с. 677–678; Ломан О. В. Усадьба Н. А. Некрасова Чудовская Лука. – Некр. сб., I, с. 257–258). В пятой, наиболее острой строфе стихотворения слова крестьянина о «книгах» близки к свидетельским показаниям людей из народа, сообщавших о том, как осенью 1873 г., т. е. в «прошлом году», на дорогах и В деревнях Московской, Калужской и Смоленской губерний «прохожие» раздавали бесплатно или за небольшую цену непонятные «книжки», которые были у них отобраны местными или городскими властями и оказались, как выяснилось, отпечатанными «долгушинцами» в собственной типографии брошюрами-прокламациями «Русскому народу» и «Как должно жить по закону природы и правды» (см. упомянутые газетные хроники, а также: Гаркави, с. 14–16).
Прусский барон, путешествующий по России, в творчестве Некрасова имеет своих предшественников – офранцузившегося графа Гаранского, составляющего «путевые записки», и барона фон дер Гребена из «Медвежьей охоты», утверждавшего, что русскому народу «пути к развитью заградил сам бог». Лишая «путешественника» какого-либо сочувствия к крестьянам, поэт заменяет вложенную в его уста в черновике фразу «Как они бедные платят оброк?» на более свойственный ему недоуменный вопрос «Как эти люди заплатят оброк?». Возникающая из стихотворения в целом картина бедственного положения крестьянства, его темноты и забитости пронизана тем же скорбным чувством, что и родственное ей гневное высказывание Н. Г. Чернышевского о рабском состоянии всех сословий в России «сверху донизу», охарактеризованное В. И. Лениным как «слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения» (Ленин В. И. Соч., т. 26. Изд. 5-е. М., 1961, с. 107).
Посылая это стихотворение вместе с другими материалами, имеющими отношение к подготовке июльского номера «Отечест венных записок», Некрасов писал А. М. Скабичевскому в июле (после 13) 1874 г.: «При сем стихи, вдохновленные новейшими событиями. Хорошо бы их напечатать, а еще лучше не печатать. Прочтите их и передайте Плещееву. Не надо их списывать и распространять. Я их со временем вклею в свою книгу, а если они походят по рукам, как опасный товар, тогда пропадут». В 1876 г. Некрасов направил «Путешественника» вместе с другими стихотворениями в редакцию «Нового времени»; сохранилась копия А. А. Буткевич, снятая с семи из них, в том числе и с названного стихотворения, приложенная к переписанному ею же сопроводительному письму Некрасова к А. С. Суворину от 1 мая 1876 г. (изменение в ст. 18 «Путешественника» относится, по-видимому, к этому времени и было связано с попыткой приспособить стихотворение к публикации). Но стихотворение в газете Суворина напечатано не было.
Отъезжающему*
Печатается по корректуре ИРЛИ, с восстановлением ст. 11.
Впервые опубликовано: ОЗ, 1878, № 1, с. 309, в составе цикла «Последние песни Н. А. Некрасова», с урезанным ст. 11 («А на втором…») и без разбивки на строфы.
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1879, т. III. В прижизненные издания «Стихотворений» Некрасова не входило.
Беловой автограф, вместо заглавия ***, с датой: «23 июля» (на обороте последнего листа наборной рукописи «На погорелом месте») – ИРЛИ, ф. 203, № 31. Копия А. А. Буткевич – ИРЛИ, ф. 134, оп. 11, № 2. Правленный Некрасовым корректурный оттиск (лист гранок «Отечественных записок»), в котором данное стихотворение, также с ***, заменяющими заглавие, и датой: «24 июля», открывает составленную поэтом, но не вышедшую в свет подборку стихотворений (см. ниже), – ИРЛИ, ф. 134, оп. 11, № 3. Вариант ст. И сообщен В. Е. Чешихиным-Ветринским в статье «Крохи Н. А. Некрасова (из данных П. А. Ефремова)», напечатанной в изд.: День, 31 дек.
Стихотворение датируется 23 июля 1874 г. на основании авторского списка стихотворений этого года (ИРЛИ, ф. 203, № 42). Оно обращено к И. С. Тургеневу, с которым Некрасов в 1840-1850-е гг. был в дружеских отношениях, а в 1860 г. разошелся из-за общественно-политических разногласий. С 1860-х гг. Тургенев большей частью жил за границей. В 1874 г. он приехал в Россию в конце апреля и уехал 20 июля. Откликом на этот его отъезд и является стихотворение, которое, однако, Некрасов не решился тогда напечатать, вероятно, как по цензурным, так и по этическим соображениям. В январе 1877 г. Некрасов готовил к печати цикл лирических посланий друзьям и современникам (из двенадцати стихотворений); в ряде стихотворений затрагивалась тема призвания художника в «стране многострадальной», а в двух из них (в первом – «Даже вполголоса мы не певали…» – и третьем – «Т<ургене>ву») размышления поэта были связаны с Тургеневым (см. подробно об истории этого цикла ниже, с. 471–472, комментарий к стихотворению «О. А. Петрову»). После смерти Некрасова А. А. Буткевич датировала стихотворение 1877 г. и опубликовала его в цикле «Последние песни Н. А. Некрасова». Эту ошибку повторил и С. И. Пономарев, который, зная о последнем свидании Тургенева и Некрасова и состоявшемся между ними примирении и принимая во внимание противоречие этого события словам «ныне мой враг», характеризующим в стихотворении Тургенева, пытался ограничить время написания «Отъезжающему» весной 1877 г., а именно периодом между приездом Тургенева в этом году в Петербург и встречей его с Некрасовым (Ст 1879, т. IV, с. CIV).
Сохранились два листа с отдельными рукописными набросками к стихотворениям «Смолкли честные, доблестно павшие…», «Страшный год» и «Уныние» (ИРЛИ, ф. 203, № 29), среди которых встречается запись не связанных ни с одним из этих набросков строк:
Столько я вынес в тебе <?>, безответная,
Что не могу тебя кинуть
Выдержаны они в том же размере, что и «Отъезжающему»; возможно, что и намеченный в них мотив отказа от вынужденной разлуки с отчизной видоизменен потом в стихотворении, посвященном Тургеневу (ст. 13–14).
Горе старого Наума*
Печатается по тексту первой публикации, с восстановлением ст. 73–96 и 141–148 по беловому автографу.
Впервые опубликовано: ОЗ, 1876, № 3, с. 51–60, с датой: «1874» и подписью: «Н. Некрасов», с изъятием по цензурным соображениям ст. 73–96 и 141–148 (перепечатано: Р. б-ка, с. 228–241).
Глава III, т. е. ст. 73–96, впервые опубликована К. И. Чуковским в
