сближения с народом. Поэт стремился к созданию народной поэмы в «пропагандистском духе», доступной крестьянину. Агитационный характер поэмы был хорошо понят современниками Некрасова. «Песню убогого странника», например, цитировал в феврале 1862 г. А. И. Герцен на страницах «Колокола» в своей статье «Мясо освобождения»: «…оказалось, что у народа именно мяса-то на костях мало, да до того мало, что он на все реформы, революции, объявления прав отвечал:»
Голодно, странничек, голодно!
Холодно, родименький, холодно!
(Герцен, т. XVI, с. 28).
Н. Г. Чернышевский, говоря о необходимости коренным образом изменить положение народа, также обращался к некрасовскому тексту. В статье «Не начало ли перемены?» по поводу «Песни убогого странника» он писал: «Жалкие ответы, слова нет, но глупые ответы. „Я живу холодно, холодно“. — А разве не можешь ты жить тепло? Разве нельзя быть избе теплою? — „Я живу голодно, голодно“. — Да разве нельзя жить тебе сытно, разве плоха земля, если ты живешь на черноземе, или мало земли вокруг тебя, если она не чернозем, чего же ты смотришь? — „Жену я бью потому, что рассержен холодом“. — Да разве жена в этом виновата? — „Я в кабак иду с голоду“. — Разве тебя накормят в кабаке? Ответы твои понятны только тогда, когда тебя признать простофилею. Не так следует жить и не так следует отвечать, если ты не глуп» (Чернышевский, т. VII, с. 874). «Песню убогого странника» использовал и Д. И. Писарев в своих «Физиологических картинах» (1862), описывая невыносимое положение русского крестьянина: «Преждевременная дряхлость и частые болезни, безотрадная жизнь и ранняя смерть — вот что достается на долю голодного бедняка, работающего через силу <…>
Голодно, странничек, голодно,
Голодно, родименький, голодно! —
отвечают прохожему в „Коробейниках“ Некрасова луга, звери и мужики, у которых этот прохожий спрашивает причину их бедствий и горестей. Этот страшный по своей простоте ответ сменяется другим ответом, не менее выразительным:
Холодно, странничек, холодно,
Холодно, родименький, холодно.
И в этих двух ответах сказано столько, сколько не выскажешь десятью поэмами.
Голод и холод! Этими двумя простыми причинами объясняются все действительные страдания человечества, все тревоги его исторической жизни, все преступления отдельных лиц, вся безнравственность общественных отношений» (Писарев Д. И. Полн. собр. соч. в 6-ти т., т. И. СПб., 1909, с. 364–365).
Тема преступления в народной среде, лежащая в основе поэмы, в 1860-е гг. приобретает особо острое звучание. Революционеры-демократы объясняли поступки людей их социальным положением, преступления в народе — условиями его быта. Вскрывая причины преступлений, Некрасов стоит на позициях революционных демократов (см. об этом: Евгеньев-Максимов В. Жизнь и деятельность Н. А. Некрасова, т. III. M., 1952, с. 195–196; Груздев А. И. О фольклоризме и сюжете поэмы Н. А. Некрасова «Коробейники». — Некр. сб., III, с. 110–112).
Современная критика по-разному встретила появление поэмы. Раздавались упреки в художественной слабости произведения (РИ, 1861, № 289; Д. Аверкиев), в отсутствии «художнического таланта» и незнании народной жизни (ОЗ, 1861, № 12, с. 104; С. С. Дудышкин). Однако большинство отзывов о поэме содержало высокую оценку «Коробейников». «Песня убогого странника» привлекла особое внимание. «Дух захватывает от этой страшной, громадной силы! — писал В. В. Крестовский. — А между тем что может быть безыскусственнее и проще этой песни. Но простотой-то она и сильна. Это великая и грозная своим величием простота. <…> она вылилась непосредственно из души как один вопль нашей всеобщей великой скорби!» (РСл, 1861, № 12, с. 66–67). «Одной этой поэмы, — писал в 1862 г. А. А. Григорьев, — было бы достаточно для того, чтобы убедить каждого, насколько Некрасов поэт почвы, поэт народный, т. е. насколько поэзия его органически связана с жизнью» (В, 1862, № 7, с. 42). На рассказ о крестьянине, по ошибке посаженном в острог, обратил внимание в своих публичных лекциях О. Ф. Миллер. Он также выделил «печальную песню странника», которая, по его словам, «и сама по себе должна быть отнесена к лучшим произведениям Некрасова» (Публичные лекции Ореста Миллера. Изд. 2-е. СПб., 1878, с. 328). «Лучшей народной поэмой Некрасова» считал «Коробейников» П. Ф. Якубович-Мельшин (Мельшин Л. (Якубович П. Ф.). Очерки русской поэзии. СПб., 1904, с. 171).
Поэма легла в основу либретто оперы Н. Н. Миронова «Коробейники» (первая постановка — Ташкент, 1901) и вдохновила многих композиторов на создание песен: «Хорошо было детинушке…» (Я. Ф. Пригожий, 1888), «Ой, полна, полна коробушка…» (Я. Ф. Пригожий, А. Н. Чернявский, 1898; А. Дагмаров, 1903; В. С. Ружицкий, 1905), «Песня убогого странника» (Н. А. Маныкин-Невструев, 1913).
Эпиграф к гл. I — стихи из распространенной плясовой песни «Во саду ли, в огороде» (см., например: Собрание русских народных песен с их голосами на музыку положил Иван Прач. М., 1790, № 32). Кумач — бумажная ткань алого, иногда синего цвета. Китайка — гладкая бумажная ткань, обычно желтая, первоначально вывозилась из Китая.
Дал ей ситцу штуку целую… — Имеется в виду определенной длины рулон фабричной ткани.
Полуштофик — половина штофа, четырехугольной с коротким горлом водочной бутылки объемом около 1 л.
Покров — осенний церковный праздник после уборки урожая (1 октября ст. ст.), к которому приурочивались свадьбы.
Эпиграф к гл. II — один из припевов офеней. Ср. знаписи аналогичных текстов (наст. изд., т. III, Другие редакции и варианты, с. 323).
Новины — небеленый холст ручного производства.
Вожеватые — здесь: обходительные, приветливые.
Миткаль — небеленый ситец; плис — хлопчатобумажный бархат.
Старый Тихоныч так божится… — Ср.: «Без божбы на продашь»; «Не побожившись и иглы не продать» (Пословицы рус ского народа. Сб. В. Даля. СПб., 1862, с. 572).
Кутейники — народное прозвище церковников. Кутья — вареное зерно с медом или изюмом, приносимое в церковь на панихиду или подаваемое за столом на поминках.
Эпиграф к гл. III — своеобразная фольклорная формула, характерная для былины с сюжетом «Добрыня и Алеша Попович» (ср.: «Если хошь добра, так пей до дна, А не хошь добра, так не пей до дна!» — Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, ч. 1. М., 1861, с. 169; «Буде хошь добра, так пей до дна, А не хошь добра, так не пей до дна» — там же, с. 145; «Буде пьешь до дна, так видаешь добра, А не пьешь до дна, так не видаешь добра» — там же, с. 137).
Ст. 130. Не обманешь — не продать! — Ср.: «Не солгать, так не продать» (Пословицы русского народа, с. 572). Ст. 177, 179. Подоконники, балахонники — здесь: нищие. Эпиграф к гл. IV — строки из распространенной плясовой песни. Ср.:
Навалила ты на рыло
Сударыня барыня!
(Колесницкая И. М. Художественные особенности поэмы Н. А. Некрасова «Коробейники». — Вестник Ленингр. гос. ун-та, 1954, № 3, с. 144).
Косуля — соха или легкий плуг с одним лемехом.
И в свиное ухо складывал Полы свиточки своей… — народная насмешка над мусульманами, которым Коран запрещает употреблять в и ищу свиное мясо.
Кашпирята — Кашпировы, ярославские помещики; Зюзенята — Зюзины, костромские помещики.
Борзители — борзятники, охотники с борзыми собаками.
Встрелось нам лицо духовное — Хуже не было б греха. — По народным приметам, встреча со священником сулит несчастье, неприятность. Ср.: «Поп, да девка, да порожние ведра — дурная встреча» (Пословицы русского народа, с. 1049).
Эпиграф к гл. V — Гогулино — бывшая деревня отца Некрасова, находившаяся недалеко от Грешнева.
То кочажником, то бродами. — Кочаншик — болотистая, с кочками, местность.
Ноли три версты обходами, Прямиками будет шесть! — Ср.: «Около четыре, а прямо — шесть» (Пословицы русского народа, с. 602).
Бабы их клюкою меряли… — Ср.: «Меряла старуха клюкой, да махнула рукой (о проселочной дороге)» (Пословицы русского народа, с. 603).
Эпиграф к гл. VI — устойчивая фольклорная формула эпических песен с сюжетами «Добрый молодец неудачливый и речка Смородинка» и «Горе» (см.: Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, ч. 1, с. 468 и 471).
Труба — название села вымышленное.
Шунья — село около Костромы.
Прокурат — шутник, обманщик, притворщик.
Спиридово — село Красносельской волости Костромского уезда.
Давыдово — село Шунгенской волости Костромского Уезда.
Мороз, красный нос*
Печатается по Ст 1873, т. II, ч. 3, с. 15–75 (посвящение, ст. 1-49, — по Ст 1873, т. II, ч. 4, с. 248–250).
Впервые опубликовано: первоначальная редакция — В, 1863, № 1 (ценз. разр. — 11 янв. 1863 г.), с. 302–305, под заглавием: «Смерть Прокла», с подписью: «Н. Некрасов»; окончательная редакция (без ст. 1-49) — С, 1864, № 1 (ценз. разр. — 18 янв. и 10 февр. 1864 г.), отд. I, с. 5–40, под заглавием: «Мороз, Красный нос!», с посвящением: «Посвящаю моей сестре Анне Алексеевне» и подписью: «Н. Некрасов»; ст. 1-49 — Ст, 1869, ч. 4, Прилож.: «Стихотворения 1860-63 годов, не вошедшие в предыдущие издания», с. 242–244, под заглавием: «Сестре (из посвящения к поэме „Мороз, Красный нос“)».
В собрание сочинений впервые включено (без ст. 1-49): Ст 1864, ч. 3, с датой: «1863» (перепечатано: Ст 1869, ч. 3 и Ст 1873, т. II, ч. 3, с той же датой; Р. б-ка, с датой: «1865»; как отдельная книга для народного чтения, СПб., 1870).
Набросок из двадцати стихов (соответствующих гл. I и II), чернилами, на одной стороне листа, с незначительными поправками, под заглавием: «По дороге зимой», без даты, непосредственно после текста «Коробейников», имеющего дату: «25 авг. 1861 г.», и перед стихотворением «Литература с трескучими фразами…», относящимся к 1862 г., — ГБЛ (Зап. тетр. № 4, л. 60).
Наборная рукопись — ГПВ, ф. 514, № 2, л. 1-32. Первоначальный вариант поэмы написан чернилами, позднейшие вставки — карандашом и чернилами на отдельных листах, помеченных буквами («А», «Б», «АА» и т. д.), с указанием страниц, к которым они относятся. Перед текстом дата: «21 августа 1863» и помета: «На пароходе от Нижнего». Впоследствии дата, помета и эпилог вычеркнуты карандашом. Рукопись подписана: «Н. Некрасов», имеет пометы Некрасова, предназначавшиеся для наборщика: «Оставь!» (л. 2), «Здесь набирать вставку АА» (л. 27) и др.
Набросок «Посвящения», карандашом, среди недатированных прозаических и стихотворных заметок, — ИРЛИ, ф. 203, № 42, л. 7. Поскольку отдельные строки этих заметок использованы в «Медвежьей охоте», возможно предположить, что набросок «Посвящения» написан не позднее 1867 г.
Посвящение перед текстом поэмы впервые было помещено в Ст 1879. Редактор этого издания С. И. Пономарев сделал примечание о том, что «Посвящение» «ныне помещается на своем месте по указанию поэта» (там же, т. IV, с. LXVI). Вероятно, С. И. Пономарев располагал экземпляром, где Некрасовым были сделаны соответствующие указания. А. А. Буткевич напомнила С. И. Пономареву: «Не забудьте Посвящение мне поставить перед поэмой „Мороз“» (ЛН, т.
