каждое лето в ярославско-костромских местах (ярославско-костромские «приметы» постоянно ощущаются в поэме), мог наблюдать сам (см. об этом в кн.: Архипов В. Поэзия труда и борьбы. Ярославль, 1961, с. 271–281), видя при этом в местных событиях отражение явлений общенационального масштаба.
В пореформенные годы на смену темному и забитому крепостному пришел созданный временем новый тип крестьянина – азартного спорщика, крикуна, «бойкого говоруна» (см. об этом: Базанов В. Г. Поэма «Кому на Руси жить хорошо» и крестьянское политическое красноречие. – РЛ, 1959, № 3). Особенно в этом отношении выделялись те, кто побывал в отхожих промыслах, в городах. Умудренные жизненным опытом, обладавшие более четким социальным мышлением, эти крестьяне, бродя из деревни в деревню, выступали в качестве распространителей толков и слухов. Они ораторствовали на сходках, собирали вокруг себя толпу на ярмарке, обостряли спор, возникший в кабаке. В годы проведения реформы проезжая дорога, ярмарка, кабак сделались, по меткому выражению В. Г. Базанова, своеобразным дискуссионным клубом для временнообязанных мужиков.
Завязка некрасовской эпопеи – спор семи временнообязанных «на столбовой дороженьке» – отражала типичнейшую ситуацию пореформенных лет и таила в себе неисчерпаемые возможности Для изображения самых существенных сторон общественной жизни эпохи. Вопросом, взволновавшим мужиков, заставившим их затеять горячий спор и странствие по Руси, стал вопрос о том, «кому живется весело, вольготно на Руси». Так определив предмет спора, Некрасов дает понять читателю, что перед ним – не бытовая повесть в стихах, а своеобразная «философия народной жизни».
В азартном «диспуте» высказано шесть различных мнений. Встречи мужиков с попом, помещиком, чиновником, «купчиной толстопузым», министром, царем и должны были составить сюжетную канву эпопеи. Уже самые ранние наброски к ней говорят о том, что канву эту автор хотел расшить и расцветить самыми разнообразными картинами народного быта, народной жизни.
Благодаря удачно найденному сюжетно-композиционному приему, вся жизнь современной Некрасову России, изображенная в столкновении контрастных взглядов, понятий и идеалов различных общественных групп, предстает в видении, восприятии ее народными героями. По остроумному выражению П. Н. Сакулина, «мужички производят генеральный смотр России» (Сакулин П. Н. Н. А. Некрасов. М., 1922, с. 58) и всему дают свою оценку. Представители всех сословий, по воле автора, держат перед странниками, олицетворяющими «мнение народное», ответ, исповедуются, раскрывают свою душу, свои идеалы, свои представления о счастье, в результате чего повествование получает ту или иную, сатирическую или драматическую, окраску.
Стержневым вопросом, помогающим автору стянуть эпически широкое повествование в «один крепкий узел» (слова П. Н. Сакулина – там же, с. 57), стал вопрос о счастье. В понятии «счастье» органически слито социальное и нравственное, политическое и этическое содержание. Для Некрасова это прежде всего вопрос об отнятом народном счастье и путях к нему, о социально-нравственных основах жизни народа и господствующей верхушки и в то же время – о понимании счастья человеком, о том, во имя чего он должен жить. И поэму он строит так, что проблема счастья в процессе развертывания сюжета раскрывается то со стороны социального, то со стороны нравственного ее содержания.
Исследователи «Кому на Руси…» не раз отмечали, что именно рост народного сознания является идейно-художественной доминантой некрасовской эпопеи. Этот процесс раскрывается автором в двух аспектах. Первый – появление в поэме героев из народной среды с относительно высоким уровнем социального сознания (Яким Нагой, Ермил Гирин) и введение автором во многие массовые сцены (главы «Сельская ярмонка», «Пьяная ночь») реплик, свидетельствующих о пробуждении этого сознания в широких слоях крестьянства. Второй аспект – эволюция образа странников-правдоискателей. По мере странствий в поисках ответа на волнующий их вопрос меняются их представления, глубже и острее становится их реакция на происходящее. В момент спора «на столбовой дороженьке» представления мужиков о счастье элементарны, не идут дальше понятия о материальном достатке. Но в главе «Поп», рисуя встречу странников с сельским священником, Некрасов придает вопросу о сущности и основах человеческого счастья совершенно неожиданный для странников поворот. Своим рассказом поп наталкивает на мысль о невозможности «единичного» счастья в обстановке всенародного горя, на мысль, что одного «пирога с начинкою» для истинно человеческого счастья мало. И странники начинают понимать это. Не проходит бесследно для правдоискателей и посещение ярмарки, где они слушают речь Якима Нагого и узнают о судьбе Ермила Гирина. Все это подготавливает мужиков к встрече с помещиком Оболтом-Оболдуевым, в рассказе которого, резком контрасте с высокими нравственными идеалами народа (тема Ермила Гирина), предстает жизнь одного из тех, кто превратил русские деревни в Разутово и Неелово. И теперь, слушая исповедь Оболта-Оболдуева, мужики не испытывают ничего, кроме презрения к бездуховному и основанному на бессовестной эксплуатации крестьянского труда идеалу помещичьего счастья. Этот процесс пробуждения народной мысли, роста народной активности последовательно раскрывается автором эпопеи и в последующих ее частях, вплоть до «Пира на весь мир».
3
Стиль «Кому на Руси жить хорошо» имеет глубокие народные истоки и представляет собой сплав литературного языка, элементов фольклора и разговорной речи русского крестьянства. Народное поэтическое творчество и живая народная речь были для Некрасова средством проникновения в образ мыслей и в чувства героев эпопеи, средством художественного воссоздания типических сторон народной жизни.
В поэтическую ткань поэмы вплетено, чаще в художественно трансформированном виде, более семидесяти народных пословиц в тридцати загадок, тексты, мотивы и фрагменты народных песен, свадебных и похоронных причитаний; в ней слышатся отзвуки былин и народных легенд, завязка сюжета непосредственно связана с использованием сказочных мотивов. Рисуя народный быт, раскрывая основы крестьянского миросозерцания, Некрасов часто упоминает и о бытовавших в народе обычаях, приметах и поверьях, иногда даже указывая на это читателю в подстрочных примечаниях к тексту (о работе Некрасова над фольклором см.: Беседина Т. А. Народные пословицы и загадки в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». – Учен. зап. Вологодск. гос. пед. ин-та, 1953, т. 12; Чуковский К. Мастерство Некрасова. М., 1959, глава «Работа над фольклором»; свод сопоставлений текста «Кому на Руси жить хорошо» с его народно-поэтическими источниками см. в кв.: Истоки великой поэмы. Поэма Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Ярославль, 1962, с. 61–115 (в дальнейшем – Истоки)).
Связь поэмы «Кому на Руси жить хорошо» с фольклором не исчерпывается использованием в ней отдельных фольклорных жанров. В основе всей образно-эмоциональной системы некрасовского произведения лежат законы народной поэтики. Это проявляется и характере изобразительных средств, особенно сравнений (см.: Беседина Т. А. Прием художественного сравнения в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». – Некр. сб., III, с. 113–140), и в ритмической организации стиха.
Опираясь на меткую образную народную речь не только в ее устно-поэтической, но и в живой, разговорно-бытовой форме, Некрасов широко вводит в поэму просторечную лексику, чисто народные речевые обороты, фразеологизмы, что придает произведению неповторимый национально-самобытный колорит. Но еще большую роль в создании этого колорита играет умелое использование Некрасовым в ритмо-мелодических целях некоторых морфологических и фонетических особенностей северно-русских говоров, в частности пристрастия к употреблению уменьшительно-ласкательных суффиксальных форм, придающих речи, за счет дактилизации окончаний слов, напевность и мягкость (см. об этом названную выше работу К. И. Чуковского).
Глубокое знание народной поэзии Некрасов приобрел, общаясь в течение многих лет с крестьянами Ярославской, Костромской и Владимирской губерний. В то же время он с неослабевающим интересом читал и перечитывал, изучал выходившие при его жизни фольклорные сборники Афанасьева, Даля, Рыбникова, Барсова и другие. Рукописи Некрасова пестрят выписками-заготовками из этих сборников. Ниже, в реальном комментарии, при указании фольклорного источника того или иного стиха или фрагмента текста «Кому на Руси жить хорошо» ссылки на сборники Барсова (Причитания Северного края, собранные Е. В. Барсовым, т. I. M., 1872) и Рыбникова (Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, ч. I. M., 1861; ч. И. М., 1862; ч. III. Петрозаводск, 1864; ч. IV. СПб., 1867) будут свидетельствовать о прямом использовании Некрасовым материала этих сборников, отсылки же к сборникам Афанасьева (Афанасьев А. Народные русские сказки. М., 1855), Даля (Даль В. И, Пословицы русского народа. М., 1862), Шейна (Русские народные песни, собранные П. В. Шейном, т. I. M., 1870), Садовникова (Садовников Д. Н. Загадки русского народа. СПб., 1901) и др. – лишь подтверждают факт существования сходного фольклорного текста, известного Некрасову либо по печатным источникам, например по сборнику Даля или журнальным публикациям, либо из непосредственного общения с народом.
4
При подготовке данного тома перед редакцией встал вопрос о выборе источника текста поэмы «Кому на Руси жить хорошо». «Пролог», первая часть, «Последыш», «Крестьянка» печатаются по Ст 1873–1874, последнему прижизненному авторизованному изданию произведений Некрасова, с внесением в текст некоторой правки, сделанной на основе изучения рукописных источников (все исправления оговорены в комментарии к главам). Сложнее оказалось решение вопроса о выборе источника текста «Пира на весь мир».
Глава «Пир на весь мир» (цензурную историю ее см. в комментарии к главе, с. 671–674), подготовленная Некрасовым к печати и уже вошедшая в ноябрьский номер «Отечественных записок» за 1876 г. (в дальнейшем – Оттиск 76; хранится в ИРЛИ б, отдел автографов; дата: «Сентябрь-октябрь 1876 г.», место завершения работы: «Ялта», подпись: «Н. Некрасов»), была вырезана из журнала, почти все оттиски уничтожены, до нас дошли лишь единичные их экземпляры. Но, желая все-таки увидеть главу напечатанной, Некрасов продолжал, видимо, до марта 1877 г. работу над рукописью. К сожалению, до нас не дошли автографы с правкой, сделанной Некрасовым после того, как «Пир…» был вырезан из ноябрьской книжки «Отечественных записок»,[18] и мы располагаем лишь косвенными свидетельствами: показаниями современников и текстом, опубликованным М. Е. Салтыковым-Щедриным во втором номере «Отечественных записок» за 1881 г. (в дальнейшем – ОЗ 81). Но и на основании этих данных можно сделать вывод что дальнейшая работа Некрасова над «Пиром…» шла в двух направлениях. Первое направление – «порча» текста, приспособление его к требованиям цензуры, «жертвы» (выражение самого поэта), принесенные цензуре, на которые Некрасов, по свидетельству А. А. Буткевич, шел «со скрежетом зубов». Второе – творческая доработка текста, редактирование некоторых его фрагментов. Эта новая редакция текста, по всей вероятности, и легла в основу издания ОЗ 81.
Оттиск 76 – последний печатный авторизованный текст главы – не свободен от автоцензурных искажений, но они легко могут быть устранены с помощью сохранившейся его наборной рукописи. С другой стороны, ОЗ 81 имеет то неоспоримое достоинство, что текст несет на себе следы последующей дополнительной работы Некрасова. Но «Пир…» вышел в ОЗ 81 в очень искаженном я урезанном виде. Восстанавливать цензурные купюры по другим источникам (Оттиск 76, наборная рукопись 1876 г.), как это делалось в ПСС, т. е. становиться на путь контаминации, редакция не считает возможным. Кроме того, текст
