вошел молодой человек. Молча приблизился он к Франческе и поцеловал ее в лоб; она как бы нехотя ответила на его ласку.
– Что ты так задумчива, так грустна, моя синьора? Неужели и твоя слава тебя не радует?
– Моя слава не так еще велика, чтобы выкупить мое горе, которому нет пределов…
– И которое ты сама себе придумала…
– Может быть. Но где же мое счастье? Сердце мое холодно как лед; грудь моя волнуется только вздохами горя. У меня нет желаний, нет любви…
– И ты говоришь это мне, тому, кто всем для тебя пожертвовал? кто столько страдал от любви к тебе, столько счастлив ею… ты несправедлива!
– Я не люблю тебя!
– Непонятная женщина! Несколько лет постоянной верности, мольбы, клятвы, страдания – и вот награда!.. Ты не любишь меня? но для чего ты не отвергаешь меня?..
– Ты не поймешь меня!
– Для чего ты так ревниво следишь за мной, когда я в обществе женщин?..
– Для того чтоб показать, что я люблю тебя.
– Значит, это справедливо?..
– Нет. Я то же бы и с другим делала… Оставим этот разговор…
– Тебе скучно?
– Да, я охотно бы умерла!
– Брось эти печальные мысли. Я точно не понимаю тебя, но понимаю то, что я несчастен, что надежда обманула меня…
– Чем недоволен ты? Или ласки мои принужденны, поцелуи не горячи, объятия закрыты для тебя?.. Какая любовница может дать тебе более!
– Да, я счастлив… Но будь веселей; не напоминай мне своей горькой улыбкой, что ты несчастна… пойдем в залу; там собралось несколько почитателей твоего таланта. Нужен один твой взгляд, чтоб лица их просветлели, рот раскрылся для комплиментов, сердце для любви…
Они вошли в залу. Несколько молодых людей, между которыми был и Джулио, вскочили с своих мест…
– Синьора, – вскричал Джулио, – вы делали сегодня чудеса на сцене!
– Клянусь небом, свет не слыхал ничего лучше арии, которую вы спели во втором акте!
– Ставлю свое благородное имя против имени обесчещенного лазарони, если не всё, что в Риме есть живого и разумного, занято разговорами об вас, очаровательная Франческа!
– Ваш голос, ваша красота доставили вам славу первейшей певицы в мире!
– Моя красота! – повторила с досадою Франческа. – Моя красота так же ничтожна, как голос. Вы льстите мне, благородные синьоры!
– Я льщу! – произнес с жаром Джулио. – Порази меня небо, если я не тщетно приискивал слово, которым бы можно выразить вполне ваши достоинства!
Так превозносила восхищенная молодежь певицу. Молодой человек, которого считали некоторые за мужа, другие за брата, а третьи за любовника Франчески, с видимым удовольствием вслушивался в их похвалы; сама она почти не обращала на них внимания… Джулио восторженней всех говорил о таланте и красоте певицы; Джулио робко взглядывал на нее, тяжко вздыхал…
– Мне кажется, я умер бы, – говорил он, – если б лишился возможности слушать ваш пленительный голос. Это становится потребностию моей жизни…
Между тем некоторые из гостей перешепнулись между собою и приступили к Франческе с просьбою спеть что-нибудь. Робкий Джулио, который давно желал этого, умоляющим голосом повторил просьбу… Вопрошающим взором взглянула Франческа на своего любовника…
– Синьор Отто, походатайствуйте за нас!
– Запой, Франческа; ты этим меня обяжешь, – сказал он. Франческа запела.
Театр дрожал… восхищена,
Толпа, дивясь, рукоплескала;
Певица, гордости полна,
Чуть головой толпе кивала;
Заметней было безобразье;
Вздыхали юноши сильней,
И в старцах таяло бесстрастье…
Летят хвалы со всех сторон,
Шумнеет гул рукоплесканий,
Сбирает – понят, оценен –
Талант торжественные дани!
И на нее венец кладет
Ее в роскошные чертоги!..
Ее сковал; она в постели,
Краса лица исчезла вдруг,
Живые очи потускнели…
Она поправилась: и вот
Запела арию – и ждет,
Как задрожат театра стены.
Но тихо всё… Давно толпой
Уже другая овладела…
Толпа лишь шепчет меж собой:
«Как Вероника подурнела!»
Она пела прекрасно. Каждое слово нашло приличный звук, каждая страсть заговорила родным ей языком, полным гармонии поэтической… Чудно новой, бесконечно разнообразной показалась слушателям песня Франчески… От восторга они даже не смели хвалить ее, слушали с каким-то безмолвным благоговением… Перед ними раскрылось всё, до чего только искусство достигнуть может; но и самое искусство не было бы так сильно, если бы ему не содействовала душа.
Щеки ее горели, слеза дрожала на реснице. Невыразимо-унылым голосом, проникающим до глубины сердца, в котором смешаны были и язвительная насмешка, и болезненное сострадание, и презрение, пропела она последние стихи и, утомленная, облокотилась на диване, наклонила голову, закрыла руками горящее лицо…
«Превосходно, превосходно!» – воскликнули слушатели в один голос после долгого молчания.
Больше всех песня Франчески подействовала на Джулио. Он плакал, не мог сам себе дать отчета в своих чувствах. Сладкой струей лились в душу его обворожительные звуки, и ему казалось, что они не совсем чужды ему, что он когда-то слышал их.
Когда Франческа открыла лицо, он обратил на нее взор свой и долго пристально рассматривал ее…
– Что с вами, Джулио? – спросил Отто, подойдя к нему.
– Ах, эта песня пробудила в душе моей тяжелое, мучительное воспоминание, – сказал Джулио, не сводя глаз с Франчески… Отто сделал гримасу и сел на диване подле певицы…
– Два года тому назад я видел на сцене очаровательное существо, ангела на земле, и слышал из уст его звуки, столько же сладкие, пленительные… Они глубоко запали в мое сердце, на которое с тех пор права принадлежали очаровательной певице. Я полюбил ее, и теперь еще люблю, и теперь сердце мое горит страстью, которая дарит меня одними страданиями. Простите мне, синьора, что я так засмотрелся на вас; вы так похожи на нее… Смотря на вас, мне кажется, что я вижу прекрасную Ангелику…
– Ангелику! – повторил с беспокойством Отто и испытующим взором взглянул на Джулио и свою любовницу…
– Да; она овладела моим сердцем. Ее дивная красота свела меня с ума. Я страдал ужасно… День, в который я не видел ее, был для меня мукою… Зато когда я видел ее, когда она случайно дарила меня приветной улыбкой…
– Она дарила вас приветной улыбкой? – воскликнул Отто встревоженным голосом и гневно взглянул на Джулио…
Между тем Джулио смотрел на Франческу и как бы старался понять что-то из ее взора. Отто это заметил, и краска досады покрыла его щеки.
– О, как я был тогда счастлив! Мир казался мне прекраснее, люди добрее… Сколько раз намеревался я упасть к ногам ее, высказать ей любовь мою…
– И вы это сделали! – быстро прервал Отто. Что-то похожее на ревность или сильную злость сверкало в глазах его; с жадностью ждал он ответа…
– Нет, каждый раз непреодолимая робость меня останавливала. Я даже не был знаком с ней, хотя имел к тому случай. Я видел ее только на сцене… Может быть, моя робость повредила мне…
Тут Джулио украдкой вопросительно взглянул на певицу. Это опять заметил Отто; быстро повернул он голову к Франческе. Но оба они напрасно надеялись прочесть что-нибудь на лице ее: оно было спокойно и задумчиво и не носило на себе ни малейшего отпечатка какого-нибудь господствующего ощущения…
– Не происходила ли робость ваша от другой причины?.. У красоты так много поклонников, – насмешливо сказал Отто.
– Что вы хотите этим сказать, синьор?..
– То, что соперники иногда бывают слишком вспыльчивы и раздражительны…
– Я не понимаю вас, синьор… Но вы ошибаетесь, если думаете, что я боялся моих соперников, тем более что она меня предпочитала им…
– Вас?!
– Что она, казалось, любила меня…
– Она вас любила! – в бешенстве закричал Отто, и вопрошающий взор его встретился на лице Франчески с страстным взором Джулио…
– Да, мне казалось, что она любила меня!
– Тем более непростительна ваша трусость!
– Моя трусость! – вскричал с яростью оскорбленный Джулио. – После таких слов знаете чем дело кончается между благородными людьми?
– Вы и тут, кажется, медлить хотите…
Джулио обнажил шпагу; Отто сделал то же…
– Клянусь, я не оставлю этой шпаги, пока не паду сам или не смою кровью обиды! – сказал Джулио.
Напрасно Франческа и гости старались потушить спор. Дело зашло слишком далеко, и поправить его не было уже возможности… Озлобленные противники с яростью бросились друг на друга. Никто из гостей не дерзнул остановить их, потому что тогда мог бы произойти общий разрыв. Теперь они надеялись, что всё кончится одной или много двумя легкими ранами.
Франческе предлагали выйти в другую комнату, но она осталась на прежнем месте и с удивительным мужеством, даже бесчувствием смотрела на сражающихся…
Шпага Джулио вонзилась прямо в сердце Отто…
– Прости, Ангелика! Я умираю! – воскликнул он и полумертвый упал на пол…
– Ангелика! – вскричал изумленный и обрадованный Джулио.
– Ангелика! – повторили гости…
– Я убил графа Торского? – спросил с ужасом Джулио.
– Барона Отто Р**,- отвечала Ангелика…
Раненый страшно прохрипел и испустил последний вздох.
* * *
Оглянемся назад. Ангелика и барон долго ехали без цели, для того чтобы быть безопасными от преследований, которых, впрочем, они напрасно страшились. Наконец отчаяние певицы начало несколько утихать и уступать место тихой грусти. Тогда она вспомнила свое настоящее положение. Без уважения, без любви отдавшись человеку, которого она почти ненавидела, она не могла быть с ним счастлива, и жизнь «в каком-нибудь безвестном углу мира», как выражался барон, показалась бы с ним пыткою. Барон сам признался, что это слишком необдуманно и никуда не годится. Ангелика решила снова вступить на сцену, думая тем хоть несколько закрыть раны своего сердца. С радостью ухватился барон за эту мысль, тем более что он видел в ней легчайший способ иметь деньги, в которых у них мог случиться недостаток. Не желая появлением своим напомнить истории своего бегства, которое наделало в Риме тогда много шума, она дебютировала под именем Франчески и заключила контракт с директором театра, по которому за условную плату обязалась петь на сцене… Барон свел знакомство с блестящей молодежью Рима, которое легко доставила ему близость к Франческе, для многих подозрительная и непонятная, и вел веселую жизнь. Джулио, мечтательный, влюбленный, по тайному предведению сердца догадывавшийся, кто была Франческа, прежде всех нашел случай сблизиться с бароном. Отто был ревнив, и уже несколько раз непонятное обращение Джулио с Франческой, его загадочные слова и намеки заставляли его остерегаться этого опасного соперничества. До самого того дня, в который случилась кровавая сцена убийства, он наблюдал за поведением Джулио и искал повода к ссоре, которая заградила бы Джулио вход в его дом. Но не так кончилась, как мы видели, эта ссора.
– Так, сердце мое не обманывало меня, – говорил страстный Джулио, –
