бы моего, а мой твоего даже на четверть предка. А теперь дедушка не может выбрать во всем Сардинском королевстве тебе мужа, а мне жены – беда и только! А тогда бы как хорошо было… Не правда ли?
И он опять поцеловал руку сестры.
– Да, – отвечала она, хватаясь за голову.
– Но я беспокою тебя, я разболтался. Что делать… Мне только и отвесть душу, что у тебя. А с дедушкой, слушая его обыкновенные рассказы, я сам становлюсь похожим на того знаменитого предка, который тридцать раз, по обязанности верноподданного, прослушал поэму своего короля, не зевнув ни однажды, и после сам божился, что не помнит из нее ни одного стиха…
Инезилья облокотилась локтями на стол, обеими руками подперла свою голову и закрыла лицо.
– Ты спать хочешь, сестра? Прощай. Завтра я приду и, прежде чем ты проснешься, уведу от тебя твою гостью… До свидания!
Сорильо ушел. Инезилья схватила за руку переодетую девушку, несколько мгновений колебалась и потом сказала решительно:
– Я могу положиться на вашу скромность? Должна вам сказать… клянитесь, клянитесь, что вы сохраните в тайне то, что здесь увидите… Здесь есть мужчина… Божусь вам, он здесь случайно… Клянитесь, клянитесь…
Линора, встревоженная беспокойным голосом своей хозяйки, отвечала утвердительно, плохо понимая, в чем дело. Инезилья подскочила к шкафу и быстро отперла дверь.
– Идите, Фернандо! скорее, скорее! Пока есть время! – закричала она; но Фернандо не трогался с места. – Идите же! оставьте меня! – повторила она. – Спасите мою честь, мою бедную честь!
Но Фернандо был по-прежнему неподвижен…
– Что ж вы стоите! – закричала она, схватив его за руку; рука была холодна и безжизненна…
– О богородица Карнеская! О святая Мария! Он не шевелится… он мертв, он задохся! – воскликнула она отчаянно, приложив руку к его груди.
Линора вскочила и, подбежав к шкафу, сделала тот же опыт. Фернандо не дышал.
– Да, да! – закричала она, разделяя отчаяние своей хозяйки. – Он мертв, он задохся…
– Что нам делать, что нам делать! – восклицала Инезилья, ломая руки. – О пресвятая дева! Мужчина… мертвый… у меня… честь моя, честь моя… Что нам делать…
– Что делать! – повторяла Линора. – Куда нам спрягать труп…
В это время в гардеробной послышался шорох.
– Кто-то идет… Мы пропали, мы погибли! – воскликнула Инезилья. – Или, может быть… Ханэта, Ханэта!
Она схватила свечу и выбежала в гардеробную; Линора за ней. По решетке балкона как призрак тянулась фигура человека, высокая, бледная, в огромной соломенной шляпе с букетом.
– Фиорелло! – с ужасом воскликнула Линора и упала без чувств на пол. В то же время восклицание невольного ужаса вылетело из груди испуганной ее хозяйки, свеча выпала из рук ее и погасла. Суеверный страх оковал душу испанки: она упала на колена и шепотом читала молитву… Высокий мужчина между тем отпер дверь балкона и с восклицанием: «Ханэта, Ханэта!» – вбежал в гардеробную.
Фиорелло целый день пробегал по туринским улицам с кинжалом, отыскивая следы человека, погубившего его честное имя. Прошел день, прошел вечер – он всё еще искал его. Случайно наткнулся он на дом Нуньез де лос Варрадоса, увидел веревочную лестницу, брошенную с балкона, и, приняв ее за знак согласия своей любовницы, с радостию бросился вверх и очутился подле доньи Инезильи.
– Вор! вор! – закричала она, вскакивая и вырывая свою руку, которую он хотел взять.
– Что с тобой, Ханэта? – сказал он, всё еще не узнавая, с кем имеет дело, потому что в комнате, освещаемой только луною, было довольно темно.
– Я не Ханэта, я внука гранда Нуньез де Варрадоса, – сказала гордо испанка. – Что тебе здесь надо? Ты пришел воровать… тебя схватят… ты будешь казнен…
– Vuestra grandezza! (ваше грандство) помилуйте… я не вор, я не за тем пришел. – Испуганный рыбак упал на колена.
– Нет пощады, нет пощады! Судьба не щадит меня… Ты задушил дона Фернандо! Ты задушил его! – воскликнула Инезилья, озаренная внезапной мыслию.
– Что?
Ханэта, с намерением удалившаяся из комнат госпожи своей, в то время возвратилась в гардеробную, думая, что уже пора прекратить беседу любовников.
– Фиорелло! – воскликнула она укорительно. – Ты здесь… Я тебе не подавала знака!
– Ханэта, – отвечал он мрачно, – меня называют вором, меня обвиняют в каком-то убийстве. Я невинен, Ханэта. Ты знаешь, зачем я пришел.
Ханэта бросилась к ногам своей госпожи.
– Простите его, простите меня! Он не вор… Я назначила ему свидание… Благословите наш брак, госпожа моя!
– Ханэта, – сказала Инезилья грозно, – ты предала меня… Твой любовник… если я захочу, он будет схвачен как вор и…
– Простите, пощадите, vuestra grandezza!
– Я всё прощу… я устрою ваш брак… Я осыплю вас золотом… только… он должен сделать мне услугу…
– Приказывайте!
– Клянитесь мне, клянитесь, что никто не узнает того, что я вам скажу, того, что вы должны теперь сделать…
– Я перекушу язык мой в ту минуту, когда мысль изменить вашей тайне заглянет в мою душу, – твердо сказал рыбак.
– Клянемся, клянемся! – подхватила камеристка. – Приказывайте!
Инезилья медлила. Силы ее истощались; дрожь пробегала по всему телу. Наконец она собрала последнее мужество и произнесла отрывисто:
– Здесь есть труп… или, может быть… всё равно, он не должен быть в моих комнатах… вы меня понимаете…
Она быстро оставила гардеробную. Как тень, слабая, умирающая, добралась по стене средней комнаты до своей спальни, заперла дверь, упала на колена и стала молиться…
Фиорелло и Ханэта долго стояли в недоумении.
– Ты должен спасти ее для меня, для нашего счастия! Ты должен спасти ее, Фиорелло! – сказала наконец камеристка.
– Где же труп? – спросил рыбак.
– Вот он! – отвечала она, указывая на женщину, переодетую в мужское платье, которая неподвижно лежала на полу и, при падении запутавшись в свой длинный плащ, была совершенно недоступна для взора.
– Я брошу его в реку! – сказал рыбак, взваливая на плечи бесчувственную девушку. – Я брошу его в реку, и, клянусь, никто вовек не будет знать, куда он делся и того, что здесь было…
– Да помогут тебе все святые исполнить клятву твою! – отвечала Ханэта. – От нее зависит наше счастие!
– Дай задаток, Ханэта, дай задаток!
Фиорелло нагнулся. Ханэта поцеловала его, и они простились.
IV
Фиорелло шел с своей ношей к реке, рассуждая следующим образом:
– Ханэта меня любит, госпожа ее обещала дать нам денег… Но я не женюсь, покуда не убью проклятого хитреца, который погубил мою сестру; до тех пор я не могу быть спокоен и счастлив; соседи не пойдут ко мне на свадьбу. «Где твоя сестра, Фиорелло, где твоя сестра? – спросят они. – Умыл ли ты честь свою в крови ее обольстителя?» О святой Фабризио! помоги мне найти его! Кто он? И куда вдруг пропала сестра моя? Может быть, она кинулась в воду… Да, она была так огорчена. Бедная, бедная девушка! Я слишком напугал ее… Но зачем она переоделась в мое платье? Не пошла ли она предостерегать своего любовника? Всё против меня, родная сестра против моей чести! Нет, я не откажусь от мщения, хоть бы весь свет против меня! Зачем я люблю сестру мою? Зачем я не могу вырвать у нее тайны кинжалом? Грех, родная кровь ничем не смывается… Я люблю мою сестру, видит небо, как я люблю ее! И я отомщу за нее! Брошу скорей моего идальго… вот река… Брошу и побегу домой… не пришла ли сестра… Мне хочется ее увидеть… мне хочется обнять ее… – Фиорелло вошел в гондолу, которая была причалена у берега; но, желая подальше от края реки бросить свою ношу в воду, вдруг ему показалось, что труп пошевелился.
– Ты жив, идальго (дворянин), ты жив! – воскликнул он.
Крик ужаса вылетел из груди девушки, и она опять погрузилась в беспамятство.
– Ты жив! Слава всем святым, что ты вовремя пошевелился, идальго! Ты не можешь идти, идальго? Хочешь ли, я принесу тебя к себе, ты отдохнешь у меня. А, идальго? Ты не можешь говорить, идальго?
И рыбак молча понес свою ношу домой. Подходя к своему предместью, он заметил, что труп снова пошевелился. Фиорелло пошел во весь шаг. Наконец он внес труп в комнату и, положив его осторожно на постель, достал огня. Девушка открыла глаза и робко осматривалась кругом. Фиорелло подошел к ней.
– Брат!
– Сестра!
Оба восклицания вылетели в одно время. Но не одинаковое действие произвели они над рыбаком и его сестрою. Линора вздрогнула всем телом от ужасной мысли, которая мгновенно озарила ее рассудок. Фиорелло злобно захохотал и вскричал с диким восторгом:
– Теперь я знаю, кто он. Мне не нужна твоя тайна… Я знаю, знаю!
Рыбак продолжал хохотать от радости. Линора снова впала в бесчувственность.
* * *
Было очень рано! Ханэта только что проснулась. Сорильо вошел в гардеробную и спросил:
– Сестра спит?
– Да.
– А она?
– Кто она?
– Та девушка, которую я вчера оставил у твоей госпожи.
– Я не видала никакой девушки.
– Ты, видно, ничего не знаешь, Ханэта. Она должна быть вместе с сестрой.
– Не знаю. Я не была у моей госпожи: она заперла дверь своей спальни,
– Может быть, она там? – спросил Сорильо, указывая на дверь соседней комнаты.
– Не знаю. Я не была и там. Я боялась войти. Ночью тут слышался какой-то шорох… Я целый час творила молитву…
– Ну, верно, она там. Сорильо вошел в кабинет.
– Линора! Линора! – прошептал он, увидя в кресле человеческую фигуру, закутанную плащом: тихо подкрался он к креслу, нагнулся и готов был поцеловать неизвестную фигуру, но вдруг отскочил. Усы и эспаньолка остановили пламенное покушение дона Сорильо. Неизвестная фигура открыла глаза, зевнула и поднялась на ноги. Сорильо отскочил еще далее.
– Фернандо!
– Сорильо!
Фернандо не вовсе задохся в шкафе, а только лишился чувств от недостатка воздуха. Когда дверь шкафа была отворена, он понемногу начал приходить в себя и наконец опамятовался. Обессиленный душным заключением, он с большим трудом вышел из шкафа, упал в кресло и заснул. Так объяснил он своему другу причину их странной встречи; в заключение он прибавил:
– Сестра твоя невинна. Она не хотела меня видеть… Я против воли ее прокрался сюда… Если ты видишь в моем поступке оскорбление ее чести, то должен иметь дело со мной.
– Она тебя любит? – спросил Сорильо, взяв его за руку.
– Да.
– Я знал! что же она сказала тебе, Фернандо?
– Она сказала, что мы соединимся – там! – Фернандо указал на небо.
– Бедная страдалица! Она всё еще надеется на
