с наслаждением следила за возрастающей ее горячностью и, казалось, с нетерпением ждала минуты, когда лошадь сбросит своего всадника.
Наконец она начала горячить свою лошадь; окружающие уговаривали отважную всадницу, но это только разжигало ее; она заставляла свою лошадь делать отчаянные прыжки при общих восклицаниях ужаса.
– Сара, ты дурачишься! – сказал муж, подскакав к ней.
– Я вам не мешаю дурачиться и прошу вас оставить меня в покое, – отвечала она.
– Нет, я тебе не позволю! – сердито возразил муж и хотел удержать за повод ее лошадь.
Сара с силой хлестнула лошадь мужа, потом пришпорила свою и с диким смехом поскакала вперед. Раздался отчаянный крик. Сара оглянулась и увидела лошадь своего мужа, мчавшуюся за ней без всадника; с диким ржаньем обогнала она Сару, и положение наездницы стало опасно: лошадь под ней, и без того разгоряченная, закусив удила, помчалась за лошадью, сбросившей Бранчевского. Остановить ее у Сары не было сил. Вся в пене, долго мчала она свою всадницу по полям, наконец свернула в лес; ветви деревьев хлестали Сару по лицу, царапали ее: шляпа с нее упала, и рассыпавшиеся волосы зацеплялись за сучья. Силы оставили Сару, она опустила поводья. Лошадь попала между двумя деревьями, рванулась, – курок соскочил, раздался выстрел. У Сары потемнело в глазах, она дико вскрикнула. Ошеломленная неожиданным выстрелом, лошадь остановилась, как вкопанная. В ту самую минуту из-за кустов выскочил горбун, бледный, с исцарапанным лицом, в изорванном платье, схватил лошадь под уздцы, и бесчувственная Сара упала к нему на руки.
Бережно положил ее горбун на землю, потом вывел лошадь из лесу и, повернув к дому, хлестнул прутом. Лошадь понеслась, брыкаясь.
Горбун кинулся к Саре, снял ружье с ее плеч и, бросив его в сторону, ощупал ее голову; расстегнул амазонку и долго осматривал, нет ли ушиба? Но вдруг, как будто одумавшись, он с испугом осмотрелся кругом, схватил Сару на руки и понес в самую чащу леса. С трудом пробравшись в густой кустарник и выбрав удобное место, он бережно опустил, ее на землю, стал перед ней на колени и долго в каком-то восторге глядел на нее.
Казалось, он не верил своему счастью; брал ее руки, то одну, то другую, гладил, целовал их; слезы лились по его израненному лицу. Он схватил себя за голову, протирал глаза и снова страстно смотрел на Сару, Глаза ее были закрыты, волосы откинуты назад, и только коротенькие черные змейки, лежавшие на висках, резко оттеняли бледное, как мрамор, лицо Сары. Это лицо, дышавшее обыкновенно пленительной суровостью, теперь, без обычного напряжения в чертах, без этих изменчивых глаз с вечно нахмуренными грозно и привлекательно бровями, – было теперь строго, но кротко, каким никогда не видал его горбун. И эта необычная кротость, казалось, придала ему смелость…
Солнце село, в лесу стало темно. Он нагнулся к лицу Сары и тихо сказал:
– Мы одни здесь, нас никто не увидит, встань, встань! Ты теперь моя; я отдам жизнь свою, но ты будешь моею. Я долго боролся с страстью. Я много вынес страдания и унижения, ты должна меня вознаградить, да! Встань же, скажи мне, одно слово!
Он говорил отрывисто; глаза его блуждали, как у безумного.
– Ты одна, одна у меня во всем Мире, – продолжал он голосом, в котором много было нежности и отчаяния. – Я знаю, что я не достоин твоей любви… о, пощади меня, пощади несчастного безумца!
Он упал с рыданием на грудь Сары и, как дитя, плакал и молил ее сжалиться над ним.
Он жадно обнимал ее; взяв ее голову обеими руками, он долго глядел на нее, повторяя:
– Клянусь, что жизнь моя принадлежит тебе, клянусь, что твое спокойствие, твое счастье я готов купить моею жизнию! Клянусь тебе, что еще никогда не существовало такой безумной любви, какую я к тебе чувствую!
Сара слабо вздохнула.
Горбун с испугом отскочил.
Сара проговорила слабым голосом:
– Оставьте меня, я спать хочу!
Горбун опустился на колени и прислушивался к ее дыханию.
Сара дышала ровно, но слабо. Казалось, сон, похожий на летаргию, овладел ею. Руки ее и весь корпус безжизненно лежали на траве.
Горбун стоял на коленях и, нагнувшись к ней, не сводил с нее глаз. Он забыл и время и место, – он все забыл… Ему казалось, что женщина, которая лежит перед ним, принадлежит ему, что он счастлив, что она не оттолкнула его с ужасом и отвращением, когда он высказал ей свою страсть… что он будет вечно так жить, что страдания его кончились и впереди ждут его одни радости.
Прохладный ветерок зашумел листьями, деревья начали перешептываться. Горбуну казалось, что сама природа приняла участие в его радости и листья говорят друг другу о счастии, которого были свидетелями.
В лесу совершенно стемнело. Горбун едва мог различать черты, столь ему знакомые; он нагнулся близко к лицу Сары. Дыхание его заставило ее очнуться. Она приподняла голову, ощупала руками кругом себя и с испугом спросила слабым голосом:
– Где я?
И протянув руку, она прикоснулась к горбуну, который отвечал ей страстным пожатием.
– Боже, где я? Кто тут? – проговорила Сара и снова упала без чувств.
Горбун нежно прошептал:
– Ты с человеком, который тебя страстно любит!..
В ту минуту звуки охотничьего рога дико и громко разнеслись по лесу. Горбун вздрогнул и наклонился к самому лицу Сары.
Огни мелькали между густой зеленью. Крики и пронзительные звуки рогов раздавались по всему лесу.
Горбун, прислушиваясь к шуму, весь дрожал. Минуты его блаженства были сочтены, он судорожно упивался ими.
В кустах послышался шорох; виляя хвостом, явилась любимая собака Сары и начала радостно обнюхивать свою госпожу; горбун, как зверь, кинулся с охотничьим ножом на собаку, но она ловко увернулась и исчезла. Горбун в отчаянии схватил себя за голову и простонал:
– Они возьмут ее у меня… они возьмут мою жизнь! И он упал на землю у ног Сары.
Крики становились все ближе и ближе, огни замелькали вблизи. Горбун впал в исступление, он то плакал, то целовал руки Сары, то осыпал ее проклятиями.
Вдруг до слуха его долетел голос Бранчевского. Горбун окаменел.
– А, они идут! – дико прошептал он. – Ну, хорошо! Буду еще страдать и ждать… но, наконец, придет время!..
Схватив Сару на руки, горбун поцеловал ее, и его поцелуй походил на те поцелуи, которые получают умершие. Он дико закричал:
Шум и крики сильнее прежнего поднялись в лесу. Огней замелькало множество среди густой темной зелени, и все они, казалось, бежали к горбуну. Наконец вот и люди, горбун торжественно вынес навстречу Бранчевскому и его гостям бесчувственную Сару.
Фонари бросали красноватый свет на бледные, встревоженные лица гостей и прислуги; горбун щурился, пораженный их блеском. Все столпились около Сары. Осмотрели ее и увидели, что у ней слегка было ушиблено плечо. Горбун незаметно исчез.
Бережно вынесли из лесу Сару~ и, уложив в карету, отвезли домой.
Этот случай нисколько не сделал ее осторожнее; пролежав три дня в постели, она снова принялась за свои любимые удовольствия. Другое обстоятельство произвело перемену в ее характере и образе жизни: у ней родился сын. Первое время это очень заняло ее; охота и пиры были забыты… Но через несколько времени она снова стала скучать; возвратиться к прежним удовольствиям ей уже не хотелось, они ей надоели. Муж ее тоже давно уже скучал обществом своих соседей.
Они решились ехать за границу.
Глава VII
Заложено было имение, и супруги отправились, Горбун был им теперь необходимее, чем когда-нибудь: он обделывал все дела, вел счета, распоряжался всем. Аккуратность его, заботливость и предупредительность даже не раз поражали в дороге саму Сару. Прибыли в Париж. Сара, вечно жившая в деревне, и не подозревала, что могло существовать в жизни столько разнообразий. Театры, гулянья, балы, наряды все так заняло ее, что голова у ней пошла кругом. Она с увлечением предалась этой жизни; ее окружало разнообразное общество. Муж не только не мешал ей, но старался всеми силами поддерживать в ней страсть к этой жизни, чтоб она не мешала и не имела права мешать ему. Денег, которые они привезли с собой, рассчитывая прожить ими год, хватило только на пять месяцев; горбун должен был прибегать к займам; процентов не жалели.
Сара сначала увлекалась было молодыми людьми, окружавшими ее, но увлечение ее было непродолжительно: казалось, она не создана была для любви. Наконец между ее знакомыми, число которых с каждым днем прибывало, явился молодой, красивый и гордый испанец. Он бежал из своей родины, убив на дуэли противника. У него было правильное, свежее лицо, жгучие глаза, черные волосы, величавая осанка и романтическое имя. Он чудесно стрелял, еще лучше ездил верхом. Смелость, которую он обнаруживал в частых прогулках верхом, да две дуэли, за час перед которыми он был покоен и весел, победили сердце Сары: она увидела в нем свой идеал. Стараясь покорить сердце гордого испанца, Сара употребляла все тонкости кокетства; наконец она стала даже явно оказывать ему предпочтение перед всеми молодыми людьми; но дон Эрнандо торжествовал и оставался холоден. Почувствовав к нему страшную ненависть, Сара, не менее его гордая, дала себе слово во что бы то ни стало завлечь его и потом отмстить ему за его холодность, посмеявшись над его любовью. К собственному удивлению, она замечала в себе большую перемену: была весела и любезна только при нем, часто впадала в отчаяние, мучимая его равнодушием.
Горбун следил за каждым шагом своей госпожи; ее отчаяние заставляло его страдать; но не в его власти было помочь горю.
Вдруг Сара повеселела, театры, балы, прогулки не давали ей минуты отдыха. Она не находила времени ни для чего другого; о сыне она мало думала, думать о делах считала унизительным. Раз, готовясь к балу, она позвала горбуна, чтоб отдать ему нужные приказания. Он заметил, что она употребляла особенное старание о своем туалете; раза три меняли ей прическу. Наконец она устала и выслала всех, кроме горбуна,, который продолжал отдавать отчет по делам. Сара рассеянно слушала его, перебирая свои кольца.
– Ах, боже мой, мне ни одно из них не нравится! – сказала она. – Поезжай сейчас же и купи мне кольцо с самым лучшим опалом. Денег не жалей!
Горбун не двигался с места.
– Скорее, скорее! – нетерпеливо кричала Сара.
– У меня нет денег, – сказал горбун.
– Достань, где хочешь, мне непременно нужно! – вспыхнув, крикнула Сара.
– Нет возможности больше доставать их, – робко отвечал горбун.
– Это что значит? – строго спросила Сара.
– У меня нет средств еще занять, – решительно сказал горбун.
Сара гордо подошла
