час?
– Не знаю-с.
– Не знаю! вот новость сказал: не знаю! А ты подумай.
Мальчик думает.
– Ну?
– Говори же.
– Не знаю.
– Вот, ничего не знаешь! ступай посмотри!
Мальчик уходит в дверь направо, возвращается и докладывает:
– Шесть часов без четверти.
– Полно, так ли?
– Так-с.
Молчание.
– Ты ничего не видишь? – спрашивает старичок.
– Ничего-с.
– Посмотри-ка хорошенько.
Мальчик внимательно осматривается кругом.
– Ничего, все как следует, – отвечает он.
– Все как следует? полно, все ли? посмотри еще.
Мальчик осматривается и повторяет:
– Все-с.
– Ты слеп?
– Нет-с, вижу.
– Что же ты видишь?
– Да все-с.
– А что? ну, говори, что?
– Стол, диван… стулья… свечку… гитару.
– Больше ничего?
– Нет-с, стены вижу, вас вижу… потолок вижу.
– А еще?
– И все в порядке?
– Все-с.
– А вот не все!
– Что же-с? – робко спрашивает мальчик.
– Ну, посмотри хорошенько, так и увидишь.
Мальчик в недоумении осматривается в третий раз и тоскливым голосом отвечает:
– Ничего-с, все как следует.
– Решительно все?
– Все-с.
– Ну, посмотри еще!
Мальчик осматривается с мучительным беспокойством. Старичок устремляет на него вопросительный взгляд. Но мальчик молчит.
– Так ничего не видишь?
– Ничего-с.
Старичок приподнимается, указывает на нагорелую свечу и говорит:
– Это что такое?
– Ах! – вскрикивает сконфуженный мальчик и спешит снять со свечи.
– О чем ты думаешь? где у тебя глаза? – говорит старичок. – Скоро ли из тебя выйдет человек?
Мальчик молча удаляется к двери и по дороге роняет маленький ключ… Не заметив этого, он уходит в прихожую, а старичок на цыпочках подбирается к ключу, прячет его в карман, так же тихо возвращается и ложится.
– Мальчик!
Является мальчик.
– Подай пороху.
Мальчик уходит в сени, где помещается шкаф с ружейными принадлежностями, но через минуту возвращается и начинает шарить в прихожей.
– Что ж пороху? – кричит старичок.
– Сейчас!
И мальчик опять идет в сени, возвращается и начинает шарить.
– Ну?
– Да не знаю, сударь, ключ от шкафа куда-то затерялся, – отвечает смущенным голосом мальчик, – сходить разве, не у Татьяны ли?
– Ну, сходи.
Мальчик ушел и не является десять минут. Наконец дверь в прихожей скрипнула.
– Мальчик! – кричит старичок.
Является мальчик; лицо его выражает сильное беспокойство.
– Что ж, взял ключ у Татьяны?
– Да она говорит, что у нее нет.
– Ну, так где же он?
– Не знаю, сударь… он все у меня был.
– Где?
– Вот здесь, на поясе… как вы изволили приказывать.
– Так ты, видно, потерял его?
– Нет-с… как можно! Я его крепко привязал.
– Крепко?
– Крепко-с… Сходить разве к матушке… не оставил ли я его там, как переодевался?
– Сходи.
Мальчик опять ушел и воротился через четверть часа. Он тяжело дышал. Беспокойство в лице его увеличилось.
– Ну, принес пороху?
– Да никак, сударь, ключа не могу найти, – отвечает отчаянным голосом мальчик.
– Ключа не можешь найти… а?
– Не могу-с.
– Я кому отдал ключ? – спрашивает старичок.
– Мне-с, – робко отвечает мальчик.
– Я тебе что приказывал?
Мальчик молчит.
– Ну, говори, что я тебе приказывал?
Молчание.
– Есть.
– Лжешь – нет. У тебя нет языка… а?
– Есть.
– Что ж ты молчишь?
– Говори же! Я тебе приказывал ключ от пороху носить на поясе, никому не давать и беречь пуще глазу… так?
– Так-с, – едва слышно произносит мальчик.
– Ну, так куда же ты его девал?
– Не знаю-с… я никуда его не девал… я…
– Никуда?
– Никуда-с.
– И не отдавал никому?
– Никому-с.
– И не терял?
– Не терял-с.
– Ну, так подай пороху!
Мальчик молчит и не двигается. Холодный пот выступает у него на лбу.
– Ни стыда, ни совести в тебе нет! – говорит старичок, качая головой. – Хлопочи, заботься о вас, ночи не спи, – а вы и ухом не ведете! Ну, теперь вдруг воры залезут, волки нападут, – понадобится ружье зарядить… ну, где я возьму пороху?.. Так за тебя, разбойника, всех нас волки и разорвут.
Мальчик громко рыдает.
– Я уж сам не знаю, куда ключ пропал, – говорит он, всхлипывая.
– Не знаешь… ну, так ищи.
– Да я уж искал… да не знаю, где уж его и искать.
– Не знаешь?.. а есть, а пить, а спать знаешь? а?
– Поди сюда.
Мальчик подходит. Старичок достает из кармана и показывает ему ключ.
– Это что такое? – говорит он, устремив на него лукавый и проницательный взгляд.
Мальчик смотрит и, пораженный радостным изумлением, восклицает простодушно:
– Да как же он вдруг у вас очутился?
– Узнал? – спрашивает старичок, наслаждаясь удивлением мальчика.
– Узнал-с.
– Рад?
– Как же не радоваться? – отвечал мальчик с просиявшим лицом, по которому текут слезы.
– То-то вы! – говорит старичок. – Я вас пои, корми, одевай, обувай, да я же вам и нянюшкой будь… Возьми, да потеряй у меня еще раз!!!
– Порох прикажете? – спрашивает мальчик.
– Не нужно; ступай.
Мальчик отправляется в прихожую. Старичок ложится. Наступает тишина, прерываемая только воем ветра и гулом проливного дождя… Вдруг на лице старичка является тревожное выражение. Он быстро приподнимается, щупает себе живот и под ложечкой, пробует свой пульс и кричит:
– Мальчик!
Является мальчик.
– Подай зеркало.
Мальчик приносит ручное зеркало,
– Свети!
Мальчик светит. Старичок, приставив зеркало, рассматривает свой язык.
– Так, так, – говорит он дрожащим голосом, делая гримасы перед зеркалом и стараясь высунуть как можно больше язык. – Белый, совсем белый… точно сметаной с мелом вымазан.
– Белый? – спрашивает он, поворачивая лицо с высунутым языком к мальчику.
– Белый-с.
– Как снег?
– Как снег.
– Возьми!
Мальчик уносит зеркало. Старичок в отчаянии опускается на диван, ощупывает себя и рассуждает сам с собою: «Чего бы я такого вредного съел?.. А! грибы! – вскрикивает он. – Точно, в соусе были грибы… Ах, проклятый поваришка! прошу покорно: – наклал в соус грибов…
– Мальчик! – кричит старичок.
Является мальчик.
– Позови Максима.
Приходит Максим – человек среднего роста, лет сорока, в белой куртке и белом фартуке. Он низко кланяется и робко стоит в дверях.
– Ты что такое? – спрашивает его старичок.
Максим молчит.
Молчание.
– Да говори же: есть у тебя язык?
– Как же сударь, как же! – отвечает с пугливой поспешностью Максим.
– Покажи!
Максим плотнее сжимает губы.
– Ну!
Максим нерешительно переминается.
– Мальчик! – кричит старичок.
Является мальчик.
– Скажи ему, чтоб он показал язык.
– Ну, покажи язык! – говорит повару мальчик.
После долгой нерешительности повар с крайней застенчивостью неловко высовывает язык.
– Отчего же ты молчишь? – спрашивает старичок.
Максим молчит.
– Что, ты глух?
– Нет-с.
– Что ж, у тебя пенька в ушах, что ли? Мальчик! вынь ему пеньку из ушей.
– Ну, говори! – говорит мальчик повару.
Повар молчит.
– Ты что такое? – спрашивает его старичок.
На лице молчаливого повара выражается мучительное недоумение.
– Ты будешь мне сегодня отвечать?
Максим издает губами неопределенный звук.
– Я тебя спрашиваю! ты что такое: кузнец, плотник, слесарь…
– Повар, судырь, повар, – с радостной поспешностью отвечает Максим.
Мальчик уходит.
– Ты изготовил сегодня все, как я тебе приказывал?
На лице Максима выражается беспокойство.
– Все, – отвечает он почти шепотом.
– Ты что сегодня готовил?
– Суп, холодное…
Максим запинается.
– Ну?
– Соус, – быстро и глухо произносит Максим и тот час же прибавляет: – жаркое, пирожное…
– Стой, стой… зачастил!.. соус?
– Соус, – робко отвечает Максим.
– С чем?
Максим молчит.
– Говори!
– С красной подливкой… жаркое-с…
– Да нет! ты постой! с чем соус?
– С красной подливкой.
– А еще с чем… ни с чем больше… а?
– Ни с чем, судырь, ни с чем! – отвечает обрадованный Максим.
– А грибов в соусе не было?
Максим бледнеет и молчит.
– Не было грибов?
Максим издает неопределенный звук.
– Ну?..
– Немножко, судырь… так… только для духу, – отвечает дрожащим голосом повар.
– Немножко?.. Ты что такое?
– Повар, судырь.
– Чей?
– Вашей милости.
– Как же, судырь, как же.
– Я тебе что приказывал?
Молчание.
– Говори: приказывал я тебе класть в кушанье грибы?
– Нет, судырь.
– Зачем же ты положил их?
Максим молчит.
– Ну, говори: зачем? А?..
– Да я так… немножко… я думал… только…
– Стой! что ты думал?
Максим молчит.
– Что ты думал? – повторяет старичок.
– Да я, судырь, думал, – отвечает Максим, – что он вкуснее будет.
– Вкуснее! прошу покорно, вкуснее будет!.. Ему и дела нет, что барин нездоров… Он рад мухоморами накормить… валит грибы очертя голову, а тут хоть умирай… Знаешь ли, что ты со мной наделал?
– Не могу знать-с, – отвечает повар.
– Мальчик!
Является мальчик.
– Подведи его сюда!
Мальчик подводит повара к столу.
– Видишь? – говорит старичок и показывает повару язык.
– Вижу-с.
– Белый?
– Белый-с.
– Как снег?
– Как снег.
– Что мне с тобой сделать? – спрашивает старичок.
Максим молчит.
– А?
– Не знаю, судырь.
– Как думаешь?
– Не знаю-с.
Долгое молчание.
– Ступай! – говорит старичок, – да положи у меня еще раз грибов!!!
Максим поспешно уходит.
– Мальчик! – кричит старичок.
Входит мальчик.
– Который час?
– Половина осьмого, – докладывает мальчик.
– Ух! – говорит старичок и с отчаянием опускает голову на подушку.
Тишина. Старичок снова начинает себя ощупывать, повторяя: «Отравил! совсем отравил, разбойник! и желудок тяжел, и под ложечкой колет… уж не принять ли пилюль? не поставить ли мушку?..»
– Мальчик!
Является мальчик.
– Энгалычева подай!
Мальчик приносит несколько старых книг в серо-синей бумажной обертке.
– Очки!
Надев очки, старичок читает. По мере чтения лицо его делается беспокойнее. Наконец в волнении он начинает читать вслух:
– «При ощущении тяжести в животе, урчании…»
Старичок прислушивается к своему животу. «Урчит! урчит!» – восклицает он с ужасом и продолжает читать:
– «…боли под ложечкой, нечистоты языка, позыву к отрыжке…»
Старичок насильственно рыгает. «Так, и отрыжка есть!» – говорит он.
– «нервической зевоте…»
«Ну, зевота страшная целый вечер! – восклицает пугливо старичок и потом с наслаждением зевает несколько раз сряду, приговаривая беспокойным голосом: – Вот и еще! вот и еще!..»
– «…жару в голове, биении в висках…»
Старичок пробует себе голову. «Так и есть: горяча! Ну, биения в висках, кажется, нет, – говорит он, пробуя виски. – Или есть?.. да, есть! точно, есть!.. Прошу покорно… начинается тифус, чистейший тифус… Ай да грибки! угостил!.. Не поставить ли хрену к вискам? или к ногам горчицы?.. а не то прямо не приплюснуть ли мушку на животе?..» Кричит:
– Мальчик!
Является мальчик.
– Скажи повару… нет, поди, ничего не надо.
«Лучше подожду, – говорит старичок, – пока начнется… Вот и Энгалычев пишет: не принимать решительных средств, пока болезнь совершенно не определится».
Старичок закрывает глаза и ждет. Проходит минут десять. «Начинается… или нет? – говорит он, приподнимаясь; и вся фигура его превращается в вопросительный знак, он прислушивается к своему животу, пробует себе лоб‹ виски, живот… – А, вот началось! началось! – кричит он так громко, что мальчик в прихожей вздрагивает и просыпается… – Нет, ничего, – продолжает старичок тише и спокойнее.
