другие. Ангел Гавриил, приносящий весть, появляется в ВЗ только в Книге Даниила, которая находится ближе к концу иудейского канона (в числе Писаний — тем самым, Лука охватывает все Писания). В Дан, как и в Лк, Гавриил приходит во время литургической молитвы, и визионер немеет (Дан 9:21; 10:8–12, 15). Важнее то, что Гавриил интерпретирует 70 седмин, панорамное описание божественного замысла, в последней части которого «приведена будет правда вечная, и запечатаны будут видение и пророк, и помазан Святой святых» (Дан 9:24). Этот период времени начинается с зачатия Иоанна[382], который сыграет роль Илии (Лк 1:17) — того, кто, согласно последней пророческой книге [Мал 3:23–24 (или 4:5–6)], будет послан перед наступлением Дня Господня.
Если весть о зачатии Иоанна содержит аллюзии на прошлое Израиля, весть о рождении Иисуса подчеркивает начало нового этапа в истории. Не к престарелым родителям, безнадежно мечтающим о ребенке, а к Деве, изумленной мыслью о зачатии, приходит Гавриил. И зачатие свершается не от человека, а от созидающего Духа Божьего[383], Духа, который привел мир к бытию (Быт 1:2; Пс 103:30). О ребенке, которому предстоит родиться, дважды объявляет ангел. Во–первых, сбудутся чаяния Израиля, ибо Иисус будет давидическим Мессией. Гавриил возвещает это в 1:32–33, с намеком на пророческое обещание Давиду, которое было основанием мессианских чаяний (2 Цар 7:9, 13–14, 16). Во–вторых, Иисус намного превзойдет эти надежды, ибо будет единственным в своем роде Сыном Божьим, имея власть через Святого Духа. Гавриил возвещает это в 1:35, предвосхищая христологический язык христианской керигмы (Рим 1:3–4). Ответ Марии («да будет Мне по слову твоему»; Лк 1:38) отвечает евангельскому критерию принадлежности к семье учеников (8:21). Итак, ангел приносит благую весть о том, что Иисус — Сын Давидов и Сын Божий, а Мария становится первой ученицей.
Некоторые экзегеты выделяют посещение Елисаветы (1:39–45) в отдельную сцену, сводящую героинь двух благовещений, но ее можно считать эпилогом к благовещению Марии: Мария спешит исполнить первый долг ученицы: делится благовестием с другими. Иоанн уже во чреве матери готовит людей к приходу Мессии (3:15–16), а благословение Елисаветой Марии как Матери Мессии, а затем как человека, поверившего слову Господа, предвосхищает приоритеты Иисуса (11:27–28).
Таблица 3·Композиция рассказа Лк о детстве
Диптих благовещения (Первая стадия)
Диптих о рождении (Вторая стадия)
2. «Магнификат» (1:46–55) и другие гимны. В таблице диптихов я упомянул о «первой стадии» (написания Лк), отдавая должное расхожему тезису о том, что на втором этапе (необязательно хронологически) Лука добавил к основному рассказу гимны, взятые из греческого собрания ранних гимнов: «Магнификат» («Величит душа моя Господа…»), «Бенедиктус» («Благословен…»; 1:67–79), «Слава в вышних Богу…» (2:13–14), «Ныне отпущаеши…» (2:28–32)[384]. Все их можно легко удалить из нынешнего контекста; более того, за вычетом отдельных фраз, которые, возможно, являются вставкой (например, 1:48, 76), они не имеют привязок к контексту. Гимны отражают стиль тогдашней иудейской гимнологии, как видно из 1 Макк (на греческом языке) и кумранских «Благодарственных гимнов» (на иврите): каждая строчка содержит ветхозаветные аллюзии, поэтому все в целом представляет собой мозаику библейских тем, через которые осмысляется новая ситуация. Таким образом, гимны дополняют тему обетования/осуществления в рассказах о детстве[385]. (Кроме этого, «Магнификат» построен по образцу гимна Анны, матери Самуила в 1 Цар 2:1–10.) Христология носит косвенный характер: сказано, что Бог совершил нечто исключительно важное, но это не привязано эксплицитно к деятельности Иисуса[386], — отсюда возникла гипотеза, что эти гимны возникли среди самых ранних христиан. В каком?то смысле Лука верен происхождению гимнов, вложив их в уста тех, кто первыми услышали об Иисусе. «Магнификат», который произносится Марией, первой ученицей, полон особого смысла: услышав, что ее ребенок будет Сыном Давидовым и Сыном Божьим, она воспринимает это как радостную весть для униженных и голодных, и как горе — богатым и власть имущим. В Лк ее Сын делает то же. Небесный голос говорит: «Ты Сын Мой возлюбленный» (3:22), и Иисус возвещает блаженство нищим, голодным и плачущим, и горе — богатым, сытым и смеющимся (6:20–26). Соответственно, «Магнификат» важен в богословии освобождения (ВВМ 650–652).
3. Рассказы о рождении, обрезании и наречении Иоанна Крестителя и Иисуса (1:57–2:40). В этом диптихе сходство между двумя сторонами не столь близкое, как в диптихе о благовещении, ибо большее величие Иисуса стягивает на себя основное внимание. События вокруг Иоанна Крестителя перекликаются со сценой благовещения: Елисавета неожиданно нарекает сына Иоанном, и к Захарии возвращается речь. «Бенедиктус» радуется исполнению обещанного Израилю. Описание того, как Иоанн Креститель рос и укреплялся духом (1:80), напоминает рост Самсона (Суд 13:24–25) и Самуила (1 Цар 2:21).
Рождение Иисуса помещено в контекст указа императора Августа о переписи по всему миру — первой переписи в правление Сирией Квиринием. Достоверность этой хронологии сомнительна: при Августе не было переписи по всей империи (лишь ряд местных переписей), а перепись Иудеи (не Галилеи!) при Квиринии, правителе Сирии, состоялась в 6–7 году н. э. (то есть как минимум спустя 10 лет после рождения Иисуса). По–видимому, хотя Лука и любит обозначать исторический контекст происходящего, иногда он допускает ошибки[387]. Но он вкладывает в эту хронологию богословский смысл: череда промыслительных событий, начавшаяся с указа Августа, достигнет кульминации, когда Павел возвестит в Риме Благую весть (Деян 28). События, описываемые Лукой, произошли в маленьком палестинском поселке, но, называя Вифлеем градом Давидовым и ассоциируя их с римской переписью, Лука указывает на их глубинное значение для царского наследия Израиля и, в конечном итоге, для мировой Империи. Ангельская весть («родился вам сегодня в городе Давидовом Спаситель, который есть Мессия и Господь»; 2:11) напоминает имперские провозвестия. Август изображается в надписях как великий спаситель и благодетель, — Лука показывает Иисуса как фигуру еще более великую[388]. Это событие космического масштаба, что подчеркивают многочисленные ангелы, возглашая славу Богу на небесах и мир на земле (см. ниже, пункт (2) в темах «Для размышления»)[389]. Пастухи, которые получают откровение об Иисусе и отвечают хвалой, в Лк эквивалентны Матфеевым волхвам. Однако и пастухи, и волхвы быстро уходят со сцены, так что Лука и Матфей избегают противоречия с более широкой традицией, согласно которой во время крещения Иисуса еще не было Его публичного христологического признания. Мария — единственный взрослый человек, который переходит из рассказа о детстве в рассказ о публичной деятельности Иисуса. Лк 2:19, 51 использует формулу о размышлениях, взятую из иудейских описаний визионерства (Быт 37:11; Дан 4:28 LXX), чтобы показать: Мария еще не полностью осмыслила происшедшее. Стало быть, она по–прежнему остается ученицей; ей еще предстоит узнать о том, кто такой ее Сын, — через муки Его служения и креста. Не случайно ей сказано в Лк 2:35: «И тебе самой душу пройдет меч».
Принесение Иисуса во Храм (2:22–40) можно выделить в отдельную сцену, но есть параллелизм между 1:80 и 2:39–40, а потому и основания для сохранения этой сцены в структуре диптиха (см. таблицу 3). Отметим, что перед нами две важные и родственные темы: соблюдение Закона родителями Иисуса[390] и принятие Иисуса Симеоном и Анной, представляющими благочестивых иудеев, которые ждали исполнения Божьих обетовании Израилю. Это часть тезиса Луки о том, что ни Иисус, ни Его провозвестие не противоречили иудаизму; например, в начале Деян он покажет тысячи иудеев, с готовностью принимающих апостольскую проповедь. Однако свет, которому суждено быть откровением для язычников и славой для Израиля — не только для возвышения, но и для падения многих в Израиле (2:32, 34).
4. Мальчик Иисус в Храме (2:41–52). Создается впечатление, что этот рассказ попал к евангелисту отдельно от другого материала, касающегося детства; в 2:48–50 нет указаний на более раннее откровение о богосыновстве Иисуса и на Его чудесное зачатие. Существовал жанр рассказов, касающихся тех лет в жизни Иисуса, которые не затронуты в канонических Евангелиях; типичный пример — апокрифическое Евангелие детства, которое подробно рассказывает «о всех событиях детства Господа нашего Иисуса Христа» в возрасте между пятью и двенадцатью годами. Они отвечали на естественный вопрос: если во время своей проповеди Иисус творил чудеса и говорил от лица Бога, когда Он обрел такую силу? При крещении? Рассказы об отрочестве пытаются показать, что Он обладал этой силой с раннего возраста (см. BINTC 126–129).
Откуда бы ни взялся отрывок 2:41–52, поместив его между рассказами о детстве и о выходе на проповедь, Лука выстроил в высшей степени убедительную христологическую последовательность. При благовещении ангел называет Иисуса Сыном Божьим (1:35); двенадцатилетний Иисус в первых своих словах в Лк дает понять, что Бог — Его Отец (2:49); в возрасте 30 лет в начале публичного служения Иисуса глас Божий возвещает: «Ты Сын Мой возлюбленный!» (3:22–23). Однако, поскольку в историческом плане такая ранняя откровенность противоречила бы последующей неосведомленности жителей Назарета относительно того, кто такой Иисус (4:16–30), Лука объясняет: Иисус послушался родителей и вернулся в Назарет (2:51), — видимо, не провоцируя больше такого рода инциденты, как бывший в Храме.
Приготовление к публичному служению: проповедь Иоанна Крестителя, крещение Иисуса, Его генеалогия, искушения (3:1–4:13)[391]
Вступление в 3:1–2 отражает чуткость евангелиста к историческому контексту и стремление показать мировое значение событий. Лука дает шесть временных привязок (видимо, около 29 года н. э.) к правлениям императора, правителей и первосвященников. Проповедь Иоанна Крестителя (3:1–20), которая полагает начало периоду Иисуса (Деян 1:22), исполняет предсказание Гавриила Захарии в Лк 1:156–16. Лука сочетает материал из Мк, Q[392] (3:76–9) и свой особый материал (3:10–15). Фразой «…было слово Божие к Иоанну, сыну Захарии» (3:2) Лк ассимилирует призвание Крестителя с призванием ветхозаветного пророка (Ис 38:4; Иер 1:2 и т. д.). Пророчество Исайи, которое все четыре Евангелия связывают с Иоанном Крестителем, расширено (Ис 40:3–5): теперь оно включает слова «и увидит всякая плоть спасение Божие» (для Лк характерен богословский интерес к язычникам). Поношение, направленное в Мф 3:7 на фарисеев и саддукеев, Лк 3:7 адресует толпе — отражение тенденции Лк частично устранять местный палестинский колорит и обобщать идеи. К особому материалу Лк относится поучение Крестителя в 3:10–14, где сделан упор на общность имущества, справедливость к нищим и доброту. Все это близко к эмфазам Иисусова учения в Лк — сходство, объясняющее ремарку в 3:18 (уже Иоанн «благовествовал»). Из синоптиков только Лк (3:15) сообщает, что в народе гадали, не Мессия ли Иоанн[393]; сразу вслед за этим Лука помещает проповедь Иоанна о Грядущем (3:16–18). Затем, выказывая любовь к порядку (1:3), в 3:19–20 Лука предвосхищает реакцию Ирода на Иоанна (из Мк 6:17–18), чтобы завершить рассказ об Иоанне до рассказа о служении Иисуса. Тем самым Лк избегает всякой субординации Иисуса по отношению к Иоанну, который
