действительно делал или говорил Иисус, хотя материалы, получившиеся на основании этих воспоминаниях, подверглись отбору, богословскому переосмыслению, литературной обработке и упрощению в процессе проповедования (и написания?). Это разделило реальные события, произошедшие в конце 20–х годов, и сочинения, написанные 30–70 лет спустя. Верно ли все это в отношении Ин?
В период со II по XVIII век на этот вопрос отвечали утвердительно. Предполагалось, что Иоанн, один из Двенадцати апостолов Иисуса, не только предоставил свои воспоминания для написания Евангелия, но и сам написал его. Следовательно, Ин считалось более верным руководством, чем Мк или Лк, не написанные очевидцами. Разницу между Ин и синоптиками объясняли гипотезой, что в старости апостол прочел другие Евангелия и решил дополнить их своими, более созерцательными, воспоминаниями[664].
Однако в последние два века сложилась более критическая точка зрения, согласно которой в Ин нет ни намека на то, что автор писал его как дополнение к другим Евангелиям; Ин также не дает ключа к согласованию с синоптиками, и на них нет ни одной ссылки. Большинство исследователей считают, что Ин не было написано очевидцем. Вначале эта позиция привела к перемещению маятника в противоположный конец шкалы исторической достоверности: материал, содержащийся в Ин, стали считать не имеющим исторической ценности (в противоположность материалу синоптических Евангелий). В рамках этого подхода было сначала предположено, что вся информация автора Ин об Иисусе получена из синоптических Евангелий, и он положил этот материал в основу своего полностью выдуманного рассказа[665]. Однако позже влияние получили многообразные исследования, авторы которых приходили к выводу, что Ин было написано независимо от синоптиков[666]. Согласно появившейся в это время гипотезе, четвертый евангелист опирался не на синоптиков, а на некие неисторические источники. Много внимания привлекла бультмановская теория трех источников. Она выглядит так.
• Источник знамений (Semeia), состоявший из рассказов о чудесах, отобранных из более обширной коллекции[667]. По мнению Бультмана, чудес на самом деле не было: это вымышленные рассказы, сочиненные для того, чтобы сделать образ Иисуса более конкурентоспособным в мире, верившем в чудотворцев.
• Источник поэтических речей–откровений, состоявший из слов Пришедшего с неба[668]. Первоначально он был написан на арамейском языке, затем был переведен на греческий, адаптирован для использования в качестве слов Иоаннова Иисуса, а потом скомбинирован с материалом Знамений.
• Рассказ о страстях и воскресении, основанный на синоптиках.
В середине XX века маятник качнулся в обратную сторону. Немецкие исследователи Э. Швейцер и Э. Рукштуль[669] пришли к выводу, что все три источника, предположенные Бультманом, имеют сходные стилистические особенности; поэтому если Бультман прав, то автор Ин сам написал эти источники. Додд (Dodd, Historical) активно доказывал, что местами рассказ о словах и делах Иисуса в Ин основан на традиции, имеющей все права считаться настолько же древней, как и традиции синоптиков. В результате распространилась убедительная гипотеза, что Ин — Евангелие, которое, подобно синоптикам, прошло три стадии развития.
(1) Вначале существовали воспоминания о делах и словах Иисуса, но эти воспоминания отличались от сохранившихся у синоптиков (конкретнее, в Мк). Причиной различий, возможно, было то, что, в отличие от досиноптической традиции, воспоминания, на которых основано Ин, были нестандартизированного апостольского происхождения.
(2) Затем эти воспоминания подверглись влиянию жизненной практики сохранившей их Иоанновой общины, а также толковавших их проповедников.
(3) Наконец, некий евангелист (видимо, какой?то творческий проповедник) оформил сложившуюся на второй стадии традицию в письменное Евангелие. Таким образом, синоптики и Иоанн предоставляют независимые свидетельства об Иисусе. В этих свидетельствах ранняя традиция сохранялась[670], но также и подвергалась богословскому переосмыслению, ибо весть об Иисусе адаптировалась для последующих поколений верующих.
Несмотря на то, что Ин иногда считается самым богословским из Евангелий, богословские различия становятся различием в интенсивности, то есть в той степени, до которой богословские взгляды творчески, художественно вплетены в воспоминания об Иисусе.
Этот подход завоевал множество сторонников, однако полного консенсуса нет. Некоторые пытаются вычленить в тексте источники Ин (по крайней мере, Источник знамений — обычно семи знамений), хотя не обязательно разделяют мнение Бультмана о неисторичности этих источников. Часто полагают, что данный источник возник внутри самой общины, создавшей Евангелие, поэтому границы между источником и ранней редакцией становятся размыты[671]. Что касается связи Ин с синоптиками, хотя большинство, по–видимому, придерживается идеи о независимости Ин, довольно значительная группа (см. особенно Ф. Нейринк[672]) считает, что Иоанн основывался на Мк и даже на других Евангелиях. Замечания по этому поводу будут сделаны в следующих разделах.
Сравнение с синоптическими Евангелиями[673]
Сравнение Ин с синоптиками выявляет очевидные различия. Особенности Ин, в частности, таковы.
1) Иисус знает о Своем пред существовании вместе с Богом до Своего прихода в мир (Ин 17:5).
2) Проповедь проходит в основном в Иерусалиме, а не в Галилее.
3) В Ин практически отсутствует тема Царства Божьего (только в 3:3, 5).
4) Иисус учит не притчами, а длинными речами или в диалогах.
5) Нет экзорцизмов.
6) Ограничено число чудес (семь?); некоторые из них упоминаются только в Ин (превращение воды в вино в Кане, исцеление слепого от рождения; воскрешение Лазаря).
7) Согласно статистическим данным, которые приводит Бруно де Солаж (1979), ишь 15,5 % Иоанновых материалов имеют параллели с Мк; в повествовании о страстях Мф и Лк таких параллелей с Мк в четыре раза больше.
И все же существует также значительное сходство между Ин и синоптиками, особенно в начале рассказа о служении, где действует Иоанн Креститель, и в заключительных сценах страстей и сцене у пустой гробницы.
• Самое большое сходство — с Мк, например, в последовательности событий Ин 6 и Мк 6:30–54; 8:11–33, а также в наличии таких мелких деталей, как «из нарда чистого, многоценного» (Ин 12:3, КП); «за триста динариев» (12:5); «на двести динариев» (6:7).
• Есть параллели с Лк[674], но больше в плане мотивов, чем по форме. Это, например, фигуры Марфы и Марии, Лазаря (метафорическая в Лк) и Анны; отсутствие описания ночного суда у Каиафы; три вердикта «не виновен», вынесенные Пилатом; явления воскресшего Иисуса в Иерусалиме ученикам–мужчинам; чудесный улов рыбы (Ин 21).
• С Мф меньше всего сходства, но ср. Ин 13:16 с Мф 10:24 и Ин 15:18–27 с Мф 10:18–25.
Были предложены различные решения этой проблемы. Одни полагают, что Иоанн был знаком с Мк и даже со всеми тремя синоптическими Евангелиями. (Предполагающие это могут расходиться в вопросе о том, пользовался ли Иоанн также какой?то независимой традицией.) По мнению других, четвертый евангелист не был знаком ни с одним из синоптических Евангелий, а отдельные совпадения объясняются тем, что Иоаннова и синоптическая традиции независимо друг от друга воспроизводили, с некоторыми вариациями, одни и те же дела или слова. Между этими полюсами существует и промежуточная точка зрения (которую разделяю я сам). Согласно ей, Мк и Ин основаны на общих доевангельских традициях, устных или письменных, и хотя четвертый евангелист и не видел конечного варианта Лк, он был знаком с традициями, позже включенными в Лк. Те, кто проводят различия между собственно евангелистом, написавшим Ин, и конечным редактором Евангелия, считают, что только последний был знаком с одним или несколькими синоптическими Евангелиями.
Единство и последовательность Ин
Если оставить в стороне вопрос об источниках, которыми пользовался Ин, остается вопрос, можно ли считать Ин единым и связным целым. Между частями Ин есть резкие переходы (называемые апориями). Так например, глава 4, с минимальным переходом, заканчивается в Галилее, глава 5 описывает Иисуса в Иерусалиме, а в главе 6 Иисус снова оказывается в Галилее. По мнению некоторых ученых, следовало бы изменить порядок следования глав на «4, 6, 5» на том основании, что исходный порядок был нарушен. По поводу реконструкции порядка следования глав написаны комментарии[675]. Однако предложения по изменению порядка сталкиваются с серьезными трудностями. Во–первых, не существует рукописей, которые подтвердили бы справедливость какого?нибудь из таких изменений, и все теории, согласно которым страницы Ин были случайно перепутаны, основаны на домыслах. Во–вторых, порядок, получаемый в результате перестановки, также чреват проблемами, если только не менять слова. Например, хотя порядок «4, 6, 5» и логичнее с географической точки зрения, переход от конца главы 5 к главе 7 нелогичен. В–третьих, такие перестановки основаны на домыслах о том, что должно было интересовать евангелиста. Однако Иоанн предоставляет нам очень схематический рассказ о служении Иисуса и не заботится о переходах, если только они не несут какой?то богословской нагрузки (например, тщательно соблюдаемая последовательность дней в главах 1–2). В серии праздников (главы 2, 5, 6, 7 и 10), которая служит обрамлением для служения Иисуса, евангелист уделяет мало внимания тому, как много времени проходит между отдельными праздниками. Кто?то дорабатывал Ин до его окончательной формы, и (если только мы не предположим его некомпетентность) этот человек вряд ли оставил бы без внимания очевидно нарушенную последовательность, если бы считал ее важной.
И все же нельзя отрицать существование определенных проблем с переходами, которым необходимо предложить какие?то объяснения. Самый яркий пример — относительно ясное окончание Евангелия в 20:30–31, где автор признает, что есть и другой материал, который он мог бы включить в сочинение, но не сделал этого. Наличие еще одной главы (21) и еще одного окончания (21:24–25) говорит о возможности того, что после завершения ранней версии Евангелия (но перед тем, как любая из сохранившихся редакций получила распространение) кто?то сделал дополнения к ней. По всей видимости, это был не тот, кто сочинил раннюю версию, а потом решил добавить к ней свои запоздалые мысли, потому что этот человек без труда мог поместить материал главы 21 выше заключения, которое он сам ранее сделал в 20:30–31[676]. Таким образом, современная версия Евангелия считается произведением двух человек: автора, написавшего основную часть, и редактора, позже сделавшего дополнения.
Какой, в рамках этой теории, могла быть цель редактора, и как он работал? Бультман, который относил за счет редактуры значительные фрагменты Евангелия, создал образ «церковного редактора». Согласно теории Бультмана, писание, оставленное евангелистом, было слишком радикальным в своем богословии. Для того чтобы сделать его приемлемым для широких масс верующих, некий цензор добавил к нему фрагменты. Например, к несакраментологическому тексту «церковный редактор» добавил ссылки на крещение в 3:5, на евхаристию в 6:51b-58 и на оба таинства в 19:34b-35. К евангелию, в котором последние вещи (приход с неба, суд, вечная жизнь) понимались как уже реализованные в служении Иисуса, «церковный редактор» добавил тему Страшного суда (5:28–29; 12:48). Однако гипотеза о таком цензоре отдает современным мировоззрением, которое руководствуется моделью тезис–антитезис. Делать такое предположение в рамках теории о существовании редактора нет особой необходимости.
Гораздо более вероятно, что человек, взявший на себя труд дополнить сочинение евангелиста, был согласен с ним по существу и придерживался того же направления
