учение от еврейских апокрифов, еврейского гностицизма [«лжеименное знание» (gnosis): 6:20] или сочетает в себе черты обоих этих факторов? Сордз (Soards), полагая, что насаждение Павлом традиционных ценностей направлено против высокомерного индивидуализма, утверждает, что возможным объектом критики могла быть философия киников[485]. Отдельные философы–киники с сарказмом и скептицизмом говорили о Боге или богах, а также о традиционной религиозной вере, и прославляли тех, кто не женился и не имел детей. Киников обвиняли в корыстолюбии. Решение о характере лжеучения[486] частично зависит от детального анализа социального состава общины и выявления прослойки, подверженной наибольшему влиянию этих учителей.
Основная часть (2:1–15; 4:11–5:2; 5:22б-6:2; 6:6–19): взаимоотношения в общине и вероучение. Воссоздать картину отношений в общине в 1 Тим гораздо сложнее, чем в Тит, так как описание этих отношений переплетается с осуждением лжеучения, например, в 1:8–11. Как и в Тит 2:1–10, здесь присутствует домашний кодекс, но в разрозненном виде. Таким образом, в 1 Тим 5:1–2 есть указания на взаимоотношения пожилых и молодых членов общины, мужчин и женщин, в 2:8–15 — инструкции для обоих полов о том, как вести себя во время богослужения. В 6:1–2 сказано, что рабы должны почитать с не меньшим уважением своих христианских господ, чем господ–нехристиан (и опять нет соответствующего наставления для господ), в 2:1–2 внушается мысль о необходимости молитвы о всех начальствующих.
Наставления о поведении мужчин и женщин во время богослужении непропорциональны и направлены главным образом на исправление поведения женщин. Акцент на скромности и приличном одеянии ведет к требованию того, чтобы женщины учились в безмолвии и были покорны (2:9–12). Наказ женам («Учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем») может относиться прежде всего к теме богослужения[487], но может и выходить за ее пределы, о чем говорит упоминание о Еве. Обычно эти стихи расцениваются как общая установка по отношению к женщине, а в современном контексте они воспринимаются уже как крайние взгляды на ограничение роли женщины, особенно в сочетании с порицанием в адрес молодых вдовиц в 5:11–15[488]. Однако, недавно получила поддержку еще одна интерпретация этого отрывка в связи с критикой лжеучения в письме[489]. То, что эти женщины относились к богатому сословию, понятно из предостережения против ношения золота, жемчуга и многоценной одежды (2:9), и именно с этим может быть связано суровое осуждение потакающих своим желаниям вдов, у которых есть время ходить из дома в дом (5:6,13) (см. также осуждение богатства в 6:9,17). Если лжеучителя нацелили свою проповедь на таких женщин, то тогда резонны обвинения в том, что они ищут денежной выгоды (6:5)[490]. Таким образом, запрещение учить и властвовать (2:12)[491] относится не ко всем женщинам, а к тем из них, кто стал носителем заблуждений лжеучителей. Ходя из дома в дом, эти женщины могли распространять ложные представления. Женщин, которые разносили это лжеучение, сравнивают с Евой, которая обманула Адама (2:13–14). Спасение женщин через деторождение (2:15)[492], идея, которой вторит призыв к молодым вдовам повторно вступать в брак и рожать детей в 5:14, может быть обращением к авторитету Быт 3:16 для того, чтобы противостоять учителям, запрещавшим браки (1 Тим 4:3). Такой сценарий вполне вероятен в контексте конца I — начала II веков. Внимание привлекает созданная во II веке апокрифическая Книга Деяний (Деян), которая приводит пример учения, запрещающего потребление мяса, вина и половые сношения. В книге говорится о постоянном институте христианского вдовства, который давал женщине независимость от брака и семейной жизни, а также иногда выражаются гностические тенденции. Некоторые исследователи считают, что женщины сыграли определенную роль в написании этой Книги Деяний[493], и полагают, что критика «негодных бабьих басней» в 1 Тим 4:7 была направлена против такой традиции.
Помимо домашнего кодекса, определенное недоверие автора к богатству можно заметить и в 6:5–10, 17, 10, сюда входит и известное высказывание: «корень всех зол есть сребролюбие» (6:10). Значительное число отрывков в стиле гимна подкрепляет моральные наставления автора, самое известное из которых — 3:16, где в шести коротких поэтических строфах прославляется тайна религии/благочестия (eusebeia) с точки зрения того, что произошло с Христом[494]. Элементы гимна можно различить также и в 6:7–8, и в благословении в 6:15–16. Строки последнего отрывка характеризуются громким литургическим звучанием: «блаженный и единый сильный Царь царствующих и Господь господствующих, единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может». Это благословение можно рассматривать как приписывание Христу титулов, которые в ином месте могли бы принадлежать императору. Иисус стал действующим персонажем монотеистического вероисповедального утверждения об «истине» в 2:4–5: «един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус».
В Заключительной формуле (6:20–21) мы не находим приветствий, которыми завершается большинство писем Павла, включая Тит и 2 Тим, тут есть только страстный призыв к Тимофею. Так же как длинная вступительная формула в Тит толкуется некоторыми исследователями как введение ко всем трем Пастырским письмам, неожиданная концовка 1 Тим рассматривается некоторыми учеными как предварение к уже запланированному 2 Тим. Такая группировка на этапе планирования будет обсуждаться ниже (см. последний раздел данной главы).
Авторство Тит и 1 Тим
У нас теперь достаточно информации, чтобы рассмотреть этот вопрос. Так как 2 Тим представляет собой несколько иную проблему, позвольте отложить ее до следующей главы. В пользу авторства Павла говорят детали его путешествий, содержащиеся в этих письмах. Однако оно ставится под сомнение в последние 200 лет по ряду причин, которые приводятся ниже. В качестве альтернативы предлагается кандидатура близкого Павлу ученика, осуществившего предполагаемый замысел своего учителя[495]. Такое предположение относится и к другим девтеропаулинистским трудам. (Подход позволяет как признавать, так и отрицать историческую достоверность персонажей Пастырских писем.) В то же время некоторые исследователи считают, что автора Пастырских писем отделяет от Павла большая дистанция. Существует мнение, что они были написаны не учеником Павла, а одним из толкователей его наследия (включая некоторые сведения о Тите и Тимофее, вплетенные автором в художественную часть). Такой интерпретатор хотел укрепить организацию местной церкви, защитив ее от зарождающегося гностицизма.
Придерживаясь более радикального мнения, другие богословы считают Пастырские письма попыткой поправить наследие апостола. В то время, когда общественная память о Павле была потревожена Маркионом и апокрифическими Деяниями, были написаны Пастырские письма с целью создать домашний образ Павла и показать традиционность его взглядов[496]. Высказывались даже предположения о подделке имеющей целью ввести читателей в заблуждение. Отчасти вопрос состоит в следующем: насколько вероятно то, что главные идеи Пастырских писем можно отнести ко времени жизни Павла (то есть ко «второму периоду его деятельности» в 63–66 годах после событий, описанных в Деян). Те исследователи, которые считают Пастырские письма псевдоэпиграфическими произведениями, датируют их 80–90 годами, началом II века или последней третью II века. Давайте рассмотрим различные факторы (не все они равнозначны), которые повлияли на то ил иное решение богословов. Описывая их, я хотел бы заметить, что они ко всему прочему редко бывают однозначными. Возникающая из этого путаница вполне отражает реальность, так как определить с большой точностью, кто же и когда написал Пастырские письма, невозможно на основании существующих свидетельств. Детальное обсуждение этих факторов оправдано не только желанием решить вопрос авторства писем: многие из них касаются важных аспектов преемственности между жизнью Павла и церквами, которые сформировались в результате его миссии.
(1) Использование частиц, союзов и наречий в Пастырских письмах значительно отличается от того, как они используются в подлинных письмах Павла. Примерно одна четвертая всей лексики Пастырских писем не встречается в других письмах Павла[497], но такая совокупная статистика не берет во внимание тот факт, что лексика 2 Тим не так сильно отличается от типичной лексики Павла. Сравнив общий словарь Пастырских писем с подлинными письмами Павла, мы увидим, что лексика Пастырских писем несет на себе меньший отпечаток Септуагинты, она ближе к этическим наставлениям известных греческих философов. Стиль меньше похож на древнееврейский и характеризуется большей монотонностью и единообразием (более длинные предложения, ограниченный набор частиц и т. д.). Если говорить более конкретно, то, например, эпитеты, характеризующие греческое благочестие, щедро используются по отношению к Богу и Христу с некоторыми вариациями: «великий Бог и Спаситель наш» (Тит 2:13); «блаженный и единый сильный Царь царствующих и Господь господствующих» (1 Тим 6:15)[498]. Значение аргументов, основанных на различиях в словаре и стиле, ставится под сомнение, так как Павел мог прибегнуть к помощи писцов, которым, возможно, предоставлял определенную степень свободы (см. также главу 29, сноску 28). Основные идеи в Пастырских письмах, особенно те из них, что касаются церковной организации, отличаются от идей других писем Павла — это фактор вполне может объяснить некоторые различия в словаре. Более того, словарный запас и стиль Павла удивительным образом перемежаются с не принадлежащими ему элементами. Тем не менее эта статистика вызывает сомнение в том, что письма написал Павел, в особенности, если ее сочетать с другими аргументами[499].
(2) Похожее мнение рождается в результате сравнения богословия и этики Пастырских писем и подлинных писем Павла. В Пастырских письмах появляются типичные для Павла термины (закон, вера, праведность), но в несколько ином звучании. В целом, такие же различия встречаются и в других письмах Павла, но не с такой частотой. Крайне высока степень полемичности Пастырских писем, причем аргументы стереотипны.
(3) Как уже отмечалось в связи с Тит и 1 Тим, информация о служении Павла и его местонахождении не согласуется с тем, что нам известно о жизни Павла до римского заключения 61–63 годов. Если этот материал исторически достоверен и Павел действительно написал эти письма, то тогда остается только предположить, что существовал «второй период деятельности» Павла в середине 60–х годов. Таким образом, Тит и 1 Тим не могли быть написаны ранее 64–66 годов.
(4) Некоторые исследователи, которые датировали Пастырские письма концом II века, указывали на то, что они отсутствуют в Каноне Маркиона (около 150 года), в то же время Тетуллиан (Adversus Marcion 5.21) утверждал, что Маркион был с письмами знаком, но пренебрег ими[500]. Пастырских писем также нет и в Папирусе Битти II (Р46; около 200 года[501]), но этот документ содержит только письма Павла, обращенные к общинам (см. главу 15, сноску 2), и он не претендует на полное собрание. В Папирус Райленда (Р32) приблизительно того же периода Тит включен. Некоторые ученые утверждают, что Пастырские письма были написаны, чтобы устранить ошибки апокрифических Деяний Павла и Феклы (конец II века), поощрявших обет безбрачия и позволявших женщине учить мужчин (см. сноску 24). Однако, заняв обратную позицию, мы можем усмотреть в Пастырских письмах материал, который позднее получил
