Владыкою всех и Господом».
Тот же Григорий Нисский в слове на смерть Мелетия, епископа Антиохийского, произнесенном в Константинополе в том же 381 году перед епископами Востока, собравшимися на второй вселенский собор, говорит о Мелетии так: «Жених не взят от нас; он стоит посреди нас, хотя мы его и не видим; священник во святилище… он самолично ходатайствует пред Богом, ходатайствует же за нас и за грех неведения народа». Это не было простыми цветами красноречия, но действительным убеждением Григория, как это можно заключить по приведенным выше выдержкам из проповедей о Ефреме и Феодоре. Григорий сказал это слово пред Константинопольским собором, и из этого следует заключить, говорит Бароний*, что он выражал исповедание всего собора, и, следовательно, — вся восточная Церковь верила, что святые на небе возносят за нас перед Богом молитвы.
Другой знаменитый монах, Ефрем Сирин, бывший современником Василия и умерший с ним в одном году, в своей энколии или речи на смерть Василия, обращается к нему со следующими словами: «Помолись о мне крайне жалком, и оживи своими молитвами, отче, ты мужественный — меня расслабленного, ты ревностный — меня ленивого, ты усердный — меня беспечного, ты мудрый — меня неразумного, ты собравший себе сокровища добродетелей — меня не имущего ни одной заслуги». В начале своего слова о сорока мучениках, он так взывает к ним: «Помогите мне, вы, святые, вашим предстательством, а вы, возлюбленные, преподобными вашими молитвами, чтобы Христос благодатью Своею подвиг язык мой к провещанию…» и т.д. Затем, вспоминая о матери одного из этих мучеников, он заключает свою проповедь такою молитвой: «Молю тебя, о святая, верная и благословенная жена, ходатайствуй за меня перед святыми, говоря: «Помолитесь, победоносные Христовы мученики, о ничтожном и бедном Ефреме, чтобы обрести мне милость у Христа и спастись по благодати Его». Равным образом в проповеди о почитании святых мучеников Христовых он обращается к ним с такими словами: «Молим вас, пречестные мученики, предстательствуйте пред Господом за нас, несчастных грешников, одолеваемых мерзостным нерадением, чтобы Он излил на нас Свою божественную благодать». Затем, в конце слова, он продолжает: «Ныне, пресвятые мужи и славные свидетели Божии, помогите мне, великому грешнику, вашими молитвами, чтобы я обрел прощение в тот страшный час, когда тайное всех сердец станет явным. Ныне я предстою пред вами, пресвятые мученики Христовы, как неискусный и бесполезный чашеносец: ибо я подаю присным вам по вере чашу превосходного вина браней ваших к трапезе устроенной во имя ваше, украшенной всякими яствами и питиями. Я старался, со всем усердием и рвением ума моего, напитать ваших отцов и братий, и все родство и племя ваше, каждодневно посещающих трапезу сию. Вот они поют, с восторгом и радостью славят Бога, который увенчал ваши добродетели, возложив на пресвятые главы ваши нетленные венцы; вот стоят они с безмерною радостью вокруг священных останков вашего мученичества, моля вас о благословении, и желая унести с собою святое врачество для тела и духа. Как добрые ученики и верные священники милосердного Господа и Спасителя, ниспошлите благословение на всех их, а также и на меня, слабого и жалкого, получившего лишь ради ваших заслуг силу воспеть гимн пред вашими святыми мощами и прославить вас. Умоляю вас, станьте пред престолом Всевышнего за меня, немощного и грешного Ефрема, чтобы ради молитв ваших я удостоен был спасения и с вами вечно радовался о милосердии Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, коему вместе с Отцом и Духом Святим честь, слава и поклонение ныне, присно и во веки. Аминь».
Из приведенных мест, заимствованных у Василия, обоих Григориев и Ефрема, видно, что почитание Святых было введено монахами в Египте, Финикии, Сирии и Каппадокии ранее 378 г., так как в этом именно году умерли Василий и Ефрем. Златоуст жил несколько позже. Он проповедывал в Антиохии в течение почти всего царствования Феодосия Великого и в проповедях своих побуждает свою паству к такому же поклонению святым, как это видно в конце слов его о св. Юлии, св. Пелагии, о мученике Игнатии, о египетских мучениках, о судьбе и Провидении, о мучениках вообще, о св. Веронике и св. Просдоке, о Иувентине и Максимине, о кладбищах и др.
Так в слове о св. Веронике он говорит: «Может быть велика стала у вас любовь к этим святым; будем же с пламенем и мольбами припадать к их останкам; будем обнимать их гробницы, потому что и гробницы мучеников могут иметь великую силу, равно как и кости мучеников имеют великую силу. И не только в день этого праздника, но и в иные дни будем постоянно при них, будем призывать их и умолять, чтобы они были нашими предстательницами; они имеют великое дерзновение не только при жизни, но и гораздо более после смерти; потому что ныне они носят на себе язвы Христовы; а, показывая эти язвы, они могут о всем умолить Царя Небесного. И также, если у них такова сила и близость к Богу, то мы, поставив себя в близость к ним непрестанным посещением их и постоянным пребыванием с ними, будем снискивать себе чрез них человеколюбие Божие».
Константинополь был свободен от подобных верований, пока туда не явился Григорий Назианзин (379 г.); в течение нескольких лет он сумел зажечь уже веру и здесь. Руффин* рассказывает, что когда император Феодосий решился выступить против тирана Евгения (394 г.), то со священниками и народом обошел все молитвенные места, одетый во власяницу, он распростирался перед гробами мучеников и апостолов и «молился о помощи и заступничестве святых». Созомен прибавляет, что когда император отправился в поход и прошел 7 миль от Константинополя, то вошел в храм, выстроенный им в честь Иоанна Крестителя, «и воззвал к Крестителю о помощи»**. Златоуст*** говорит: «Одетый в пурпур, идет и целует эти гробницы; отложив знаки своего достоинства, стоит и смиренно умоляет святых предстательствовать за него пред Богом; увенчанный царской диадемой, молит о покровительстве рыбака и того, кто делал палатки». В другом месте он говорит: «Целые города стекались к гробам мучеников, и народ воспламенялся любовью к ним»****.
Обычаи посылать мощи из одного места в другое для оживления поклонения почившим святым и их останкам, а также обычай религиозного призывания душ умерших, — продолжаются только до половины царствования Феодосия Великого, когда это было воспрещено следующим эдиктом: «Humatum corpus nemo ad alterum locum transferat; nemo mercetur: habeant vero in potestate, si quolibet in loco sanctorum est aliquis conditus, pro ejus veneratione, quod Martyrium vocandum sit, addant quod voluerint fabricarum». «Dat. in Kal. Mart. Constantinopoli, Honorio nob. puero et Euodio Con. A. C. 386 г.». T.e.: «Погребенное тело никто в иное место да не переносит; воспрещается делить тела мучеников, а равно делать их предметом купли. Но предоставляется на волю, если кто-либо погребен в месте святых, для воздания ему почитания устраивать ему, по желанию, так называемую раку».
«Дано в 4 день мартовских календ в Константинополе, при Гонории Малолетнем и Еводие консулах, в лето от Р. Хр. 386».
Тогда поля и дороги стали наполняться алтарями, воздвигаемыми в честь мучеников, под предлогом, что места для этого указывались во сне или откровениях. Для противодействия этому в 14-м правиле 5 Карфагенского собора сказано: «А. С. 398 Item placuit, ut altaria, quae possim per agros aut vias, tanquam memoriae Martyrum constituuntur, in quibus nullum corpus aut reliquiae Martyrum, conditae probantur, ab Episcopis, qui illis locis praesunt, si fieri potest, evertantur. Si autem hoc propter tumultus populares non finitur, plebes tamen admonentur, ne illa loca frequentent, ut qui recte sapiunt, nulla ibi superstitione devincti teneantur. Et omnino nulla memoria Martyrum probabiliter acceptetur, nisi aut ibi corpus aut aliquae certae reliquiae sint, aut ubi origo alicujus habitationis vel possessionis vel passionis fidelissima origine traditur. Nam quae per somnia et per inanes quasi revelationes quorumlibet hominum ubique constituuntur altaria, omnimode reprobentur». «Постановлено и cie: повсюду на полях, и в садах поставленные якобы в память мучеников алтари, при которых не оказывается положенным никакого тела или части мощей мученических, да разрушатся, если возможно, местными епископами. Если же не допустят до сего народные смятения, по крайней мере да будет вразумляем народ, чтобы не собирался в оных местах, и чтобы правомыслящие к таковым местам не привязывались никаким суеверием. И память мучеников, совсем да не совершается, разве аще где-либо есть или тело, или некая часть мощей, или, по сказанию от верной древности преданному, их жилище или стяжание, или место страдания. А алтари, где бы то ни было поставленные, по сновидениям и суетным откровениям некоторых людей, да будут всемерно отвергаемы»*.
Алтари эти предназначались для призывания святых или мучеников, которые были погребены или предполагались погребенными под ними. Сначала настроили храмы во всех местах, где были действительные или мнимые останки мучеников, чтобы призывать их в церквах. Затем настроили алтарей в полях и на дорогах, чтобы призывать их везде. И эта новая религия была введена монахами во всей Греческой империи ранее похода Феодосии В. против Евгения и, я полагаю, ранее упомянутого выше эдикта 386-го года.
Та же самая религия поклонения Магуззимам быстро распространилась так же и в Западной империи. Но Даниил в этом пророчестве описывает события, которые должны были совершиться главным образом среди народов, входивших в состав третьего зверя.
