А чуть стара, пойду-ка
Хоть к черту под венец!
Таинственный челн
Надрывая стоном грудь,
Я в зловещем лунном света
Тщетно силился уснуть,
Отгоняя страхи эти.
И, дурных предчувствий полн,
Побежал потом я к морю.
Там пустой качался челн,
Челн таинственный, в котором
Под сонливый выплеск волн
Кто-то спал, сморен измором.
Тут, на час или на два,
Или год то длилось целый? —
Чувства, мысли, голова —
Все куда-то отлетело,
И узрел, живой едва,
Бездну я — на самом деле!
Челн чернеет там же шатко…
Что случилось? Что за кровь?
Что за странная загадка?
Нет же, нет же! Мы без слов
Спали оба— ах! так сладко!
Объяснение в любви
(при котором, однако, поэт упал в яму-)
О, чудо! Он летит?
Все выше, выше — и без взмаха крыл?
Куда же он парит?
Полет его каких исполнен сил?
Он в высях обитает, жизни чужд.
Взлетает вслед за ним, не зная нужд.
Твой горний образ зов мой и судьба.
Во мне так много слез
И столько слов — да, я люблю тебя!
Песня феокритовского козапаса
Лежу я, кишки свело, —
Клопы меня съели.
А там еще шум и светло!
Одно веселье…
Она хотела прийти,
Жду, как собака, —
И нет ни знака.
А ведь обещала одним
Взглядом, без позы?
Или она за любым
Бежит, как козы?
Ах, как я ревнив и зол
К ее нарядам!
Кипит многословный яд
В любовном растворе.
Так душной ночью блестят
В саду мухоморы.
Любовь меня валит с ног,
Как дьяволица, —
Прощай, луковица!
Уж месяц уплыл за моря,
И звезды угрюмы,
Сереет заря, — и я
Охотно бы умер.
“Этим душам ненадежным”
Этим душам ненадежным
Все их почести мне тошны,
Их хвала — один сплошной позор.
И за то, что непонятен
Им мой ряд и лад,
Виден в их приветном взгляде
Трупно-сладкий, безнадежный яд.
Лучше выбраньтесь со страстью
И катитесь прочь!
Вашей порчи и напасти
Мне вовек, вовек не превозмочь.
Дурак в отчаянье
Ах! Все написанное мной
Дурацким сердцем и рукой
Достойно ли запоминанья?..
Вы говорите: “Все старанья
Достойны только вытиранья,
Когда старается дурной!”
Ну, что ж! Я губкой и метлой
Так преуспею в подметанье,
Но погляжу я стороной
На вас, о, мудрецы и врали,
Что мудростью все обоср…
Rimus remedium
Или: Как утешаются больные поэты
Из уст твоих
Течет часами, и от них
Душа отчаянья полна:
Я, глотку Вечности браня,
Бессильно стих.
Мир — это медь:
Нагретый бык — он глух на крик.
Мне прямо в кости пишет смерть
Ножом и вмиг:
“Мир — это твердь,
В нем сердца нет, мир — это бык!”
Пролей все маки,
Я от тебя насквозь промозг.
Ты хочешь денег? Хочешь драки?
Ха! Девка, ты достойна розг
И брани всякой!
Нет! Нет! Вернись!
Там дождь, там слякотно и гадко.
Я окружу тебя достатком.
Возьми! Тут золото! Не злись! —
Мы навсегда с тобой сошлись,
О, лихорадка!
Нет больше мочи!
Ко мне гурьбой все беды ночи!
Кто нынче слаб по части рифм,
Держу пари,
На риф наскочит!
“На счастье мне!”
Я снова вижу голубей Сан-Марко:
Притихла площадь, полдень спит на ней.
И праздным взмахом в мир иссиня-яркий
Пускаю песни я, как голубей, —
Они в моей ли власти?
О, сколько рифм в их перьях, как подарки,
На небе, точно вышитом из шелку,
Люблю ее, ревную втихомолку…
Я б душу выпил из нее до дна,
Как светлое причастье,
Неся ее в себе и без умолку!
Каким же, башня, львом твой профиль узкий
Вознесся, замирая на бегу!
Ты площадь заглушаешь. По-французски
Была бы ты ее accent aigu?
И все твои напасти
Звучат уже во мне нажимом хрустким…
Прочь, музыка! Пусть тени станут гуще
И вырастут в коричневый покой!
Ты ранний гость, покуда не опущен
На золото убранств покров ночной,
Но грядет ночь предвестием зовущим
К новым морям
Только выбор мой со мной.
Мчится в пагубные сини
Генуэзский парус мой.
Все блестит мне быстротечно,
Полдень спит в объятьях дня —
Только глаз твой,бесконечность,
Жутко смотрит на меня!
Сильс-Мария
Здесь я засел и ждал, в беспроком сне.
По ту черту добра и зла, и мне
Сквозь свет и тень мерещились с утра
Слепящий полдень, море и игра.
И вдруг, подруга! я двоиться стал —
И Заратустра мне на миг предстал…
К мистралю
танцевальная песнь
О, мистраль, тучегонитель,
Хандроборец, очиститель,
Шумный, я люблю тебя!
Разве мы с тобой не братья,
Что у нас одна судьба?
Вот, в горах, забыв все речи,
Я бегу тебе навстречу
И не чувствую земли:
Ты, что мчишь морские воды,
Обгоняя корабли!
Зов твой гнал меня из ночи,
Рвался я, что было мочи,
Словно знал уже — куда.
Буйной россыпью алмазов
Ты пронесся, светлоглазый,
Ниоткуда в никуда.
И в лучах небесной славы
Видел я тебя, как правил
Колесницей ты богов.
Как она бичом из молний
Погоняла скакунов, —
Видел я, как на лету ты,
Притормаживая круто,
Кувыркался в небосвод.
И с рассветом, точно слезы,
Вертикально — прямо в розы —
Опрокидывал восход.
Там, где тысячью горбами
Спины выросли под нами,
К танцам воля нас вела!
Мы на спинах гнутых пляшем,
Вольно в нас — искусство наше,
И наука — весела!
Мы с цветов себе цветенье
Жадно рвем в вознагражденье
И листочки — на венок!
Пляшем мы, как трубадуры,
В нас ужились две натуры —
Блуд и святость, мир и Бог!
Кто не хват плясать с ветрами,
Кто обмотан весь бинтами
В лазарете чахлых душ:
Горемыки и притворцы,
Остолопы, гуси, овцы —
Прочь из наших райских кущ!
Мы столбы взметаем пыли
Чохом в ноздри, что простыли,
Избегая всех зараз!
Берегитесь, мы смертельны
Там, где жизнь — режим постельный
И подгляд трусливых глаз!
Мы охотники за мраком,
Что торгует тучей всякой
И чернит миры вокруг.
Мы шумим, С твоим ненастьем
И мое бушуетсчастье,
О, всех вольных духов дух!
Как еще тебя восславить?
Дальше брось его — ты слышишь? —
Прямо в небо — выше, выше —
И к звезде его подвесь!
