на рынок.
— Пойдем вот за этими канальями, — предложил лейтенант.
— Зачем? — удивился буржуа. — Это же плебс!..
— Тем более, — мрачно заметил лейтенант. И в словах его было столько властной воли, что его приятель подчинился.
Перед Тюильрийским дворцом толпилось множество людей. Слышались уже знакомые молодым людям оскорбительные выкрики.
— Враги революции довели страну до нищеты!
— На эшафот продажных министров! В окне дворца появилась громадная фигура толстяка в красной фригийской шапочке.
— Король! Король! — послышалось в толпе.
Какой трус! — с презрением заметил лейтенант и добавил в адрес Людовика XVI казарменное ругательство. — Покорно кланяется этим канальям, вместо того чтобы из пушек уложить картечью человек пятьсот-шестьсот. Остальные разбежались бы.
Король, стоя у открытого окна, среди гула голосов не мог услышать этих слов дерзкого лейтенанта, которые его приятель Бурьен впоследствии опубликовал, гордясь тем, что услышал их 20 июля 1792 года от того, чье имя с трепетом произносилось во всей Европе, став его личным секретарем.
Людовик XVI видел перед собой огромную россыпь голов с такими же, как у него, шапочками у многих. Они показались ему каплями разбрызганной крови, и он передернул полным плечом.
Лакей в раззолоченной ливрее закрыл по его знаку окно и, пятясь, удалился.
Король подошел к стоящей поодаль королеве, сутулясь и виновато втягивая голову в рыхлые плечи.
— Они называют меня «Мадам Дефицит», — возмущалась королева. — Меня! Которая старается им же помочь его преодолеть!
— Что делать? — хриплым от волнения голосом отозвался король. — Это ведь плебсы… Трудно ждать от них благодарности…
— Ваше величество совершенно правы, говоря так о черни, — произнес неслышно подошедший, по-кошачьи мягко ступая по ослепительному паркету, один из самых ярых роялистов, защитников короля, граф Аксель де Форсен.
— Ах, это вы, граф! — повернулся к нему король, вытирая белоснежным платком свою толстенную шею. — Не находите ли вы, что сегодня особенно жарко?
— И даже весьма жарко, ваше величество. Настолько, что я решаюсь просить вас об ускорении вашей поездки к вашему другу королю Швеции Густаву.
Король нервно комкал в руках свою фригийскую шапочку.
— Граф прав, — решительно вмешалась Мария-Антуанетта. — И я думаю, что нам с детьми следовало бы сопровождать его величество.
— Да… но, — нерешительно произнес Людовик XVI.
— Именно так! — вкрадчиво поддержал королеву де Форсен. — Под видом умиротворения войск союзных монархов, угрожающих революционной Франции, вы могли бы отправиться в Мереди через Варенн, чтобы встретиться с королем Густавом и другими своими августейшими друзьями и родственниками. И все уже подготовлено вашими верными приверженцами для такого путешествия.
— Но ведь стража здесь охраняет не столько дворец, сколько меня в дворцовой клетке, — вздохнул толстяк.
— Несмотря на ваш клоунский колпак, этот символ революции! — раздраженно добавила Мария-Антуанетта.
— Поверьте, ваши величества, все учтено. Вы смогли бы при высочайшем вашем желании уже этой ночью пройти всей семьей через сад. Карета будет ждать в переулке.
— Но одно ее появление там вызовет переполох, — слабо сопротивлялся король, продолжая в нерешительности теребить злополучную шапочку.
— Мы едем нынче же ночью, — решительно объявила Мария-Антуанетта. — Позаботьтесь, мсье де Форсен, об отряде сопровождения.
— Все учтено, ваше величество. Отряд отборных роялистов из числа преданной королю французской знати будет ждать в переулке появления кареты, чтобы скакать рядом и позади нее, без всяких остановок в пути.
— Как это так? — удивился король. — Лишиться элементарных удобств? С нами будут дамы, дети. Такое путешествие скорее походит на бегство!
— Как вашему величеству будет угодно называть его, — поклонился граф де Форсен. — Я лишь принимаю меры предосторожности, стремясь сделать путешествие наименее обременительным и, возможно, более быстрым, пусть и ценой некоторых преодолимых неудобств, ибо нравы плебса торжествуют не только в Париже, но и в провинциях. И только вмешательство короля Густава и союзных с ним государей может помочь роялистам вернуть вашему величеству священную власть.
Ночь на 21 июля была на редкость темной. Луна зашла за горизонт, а небо после дневного зноя затянуло тучами. Звезды не появлялись. Деревья и кустарники в саду выглядели черными стенами.
Король взглянул в потемневшее окно и направился в апартаменты королевы.
Он был весь в черном и удивился, что вместо дорожного костюма королева была в белом платье, прикрытом белым шелковым плащом.
— Не кажется ли вам, моя дорогая, что вы будете смотреться в саду не менее ярко, чем на балу, заинтересовав кавалеров из дворцовой стражи?
— Как раз об этом я и подумала, выбирая одеяние, ответила Мария-Антуанета. И подняла свой шелковый плащ на изящной трости к самому потолку. Не кажется ли вам, мой дорогой король, что такое привидение, появившись в саду, скорее уберет оттуда стражу, чем привлечет ее?
— Преклоняюсь перед вашей выдумкой и отвагой, — расшаркался король.
Они вместе прошли по длинной галерее, тянувшейся через весь дворец, пока не остановились перед замаскированной общим орнаментом тайной дверью, ключи от которой оказались у Марии-Антуанетты.
Оплывшее лицо ее толстого супруга стало удивленным.
— Я уже выпустила мадам де Турзель с детьми в сад, где они ждут нас, — пояснила королева.
Король храбрился и даже попытался пошутить:
— Надеюсь, моя дорогая, что вы не впускали через эту дверь незнакомых мне мужчин?
— Можете быть уверены, ваше величество, что ваши сыновья унаследуют ваше телосложение и ум, — отпарировала Мария-Антуанетта.
— А дочь — вашу красоту, — примирительно закончил король. В открывшуюся дверь пахнуло ночной свежестью.
Дети и мадам де Турзель вдали в кустах вместе с графом де Форсеном. Все в серых дорожных костюмах.
Граф пошел первым, шагая по-кошачьи, а за ним, подняв на трости свой шелковый плащ, шла королева-призрак.
Прогуливавшийся с наружной стороны ограды национальный гвардеец, увидев гигантское привидение в саду, ускорил шаг, стараясь оказаться подальше от этого места, и калитка оказалась неохраняемой.
Потом он будет рассказывать в казарме о страшном призраке, который напал на него…
План королевы удался. Ее семья в сопровождении приближенных спокойно вышла на площадь и сразу же свернула в переулок. Там и ждала их темная дорожная карета, сливаясь со стенами домов, где не светилось ни одного окна.
Это был обычный дилижанс, призванный забирать на станциях попутных пассажиров, изобретенный еще при кардинале Ришелье двадцатилетним Блезом Паскалем, впоследствии знаменитым ученым, ушедшим в монастырь, не сумев понять смысла бесконечности, заведшей, по его мнению, науку в тупик.
Для короля с королевой переулок был не тупиком, а открытой дверью к свободе и возвращению утраченной власти.
Мадам де Турзель посадила детей и втиснула в карету объемистую коробку с интимными принадлежностями, необходимыми в пути без остановок. Следом сели и король с королевой.
Граф де Форсен поднял подножку и осторожно, без шума прикрыл дверцу кареты, а сам вскочил на козлы рядом с кучером-гренадером, державшим меж колен мушкет, а за поясом пару пистолетов.
Карета тронулась и, проехав в соседний переулок, встретилась с ожидавшими ее всадниками.
На заставе перед выездом из Парижа карету задержали национальные гвардейцы.
Граф де Форсен соскочил с козел и подошел к старшему из гвардейцев.
— В карете мешки с серебром. Отряд охраняет их, — сказал он. — А чтобы вы могли убедиться, что это так, передаю вам один из мешков с серебром. Ознакомление с содержимым займет у вас слишком много времени, а мы спешим.
Гвардеец ухмыльнулся в усы, взвесил мешок на руке и сказал, взглянув на храпящих коней сопровождения «серебра»:
— Жаль, что не золото. Можете следовать. И карета помчалась по дорогам Франции.
Начало светать. Стали видны раскинувшиеся по обе стороны дороги поля с вышедшими чуть свет на работу крестьянами, без особого интереса поглядывавшими на карету.
И поля, и перелески были подернуты прозрачной синеватой дымкой, которую так тонко подмечают французские живописцы в своих непревзойденных пейзажах.
Может быть, здесь ночью прошла, минуя Париж, гроза, разразясь после вчерашнего знойного дня, и пар поднимался теперь с земли?
Всадники скакали не только позади кареты, но и рядом с нею.
Оба мальчика, проснувшись, принялись за военную игру, стреляли из воображаемых ружей и пистолетов в скачущих рядом всадников.
Правда, никто из них не выпадал из седла, но звуки выстрелов усердно воспроизводились и семилетним Карлом Людовиком, и его братом Луи Жозефом.
Их сестренка, названная в честь своей бабушки, австрийской императрицы, Марией-Терезой, расширенными глазенками смотрела в окно, больше интересуясь лениво пасущимися коровами, чем забавой братьев.
Кучер-гренадер безжалостно гнал запряженных цугом лошадей вскачь, так что всадники еле поспевали за ними. Казалось, кони упадут, загнанные насмерть, но карета, подпрыгивая на ухабах и оставляя за собой облако пыли мчалась споря с ветром, так, как, видимо, прежде никогда не передвигалась. Жителям местечка, где происходила диковинным способом смена лошадей в последний раз перед Варенном, представилось необыкновенное зрелище. Карету, как и на предыдущих почтовых станциях, встречал отряд драгун из верных королю полков. Они пускали своих коней во весь опор и, поравнявшись с упряжкой, ловко передавали гренадеру крюк от новой упряжки свежих лошадей. Гренадер, чуть придержав своих коней зацеплял крюк за кольцо в передке кареты, а старую упряжку скачущий рядом драгун подхватывал и отводил в сторону. Карета же продолжала мчаться, увлекаемая галопом свежих коней.
Всадники сопровождения тоже на ходу перескакивали на коней поравнявшихся с ними драгун, а потом догоняли карету. Наблюдая эту невиданную операцию, король заметил:
— Это достойно самого увлекательного представления. Кто это придумал?
— Важно ехать как можно быстрее, чтобы посланная за вами погоня не догнала бы нас, а загнала лошадей, — сказала Мария-Антуанетта.
— Не перестаю гордиться вами, — произнес король, вытирая платком уже мокрую шею.
Поистине «бегство», или «прогулка», королевской семьи было организовано с блеском. Никакая погоня, принимая во внимание выигранные ночные часы, не смогла бы догнать беглецов, все время меняющих лошадей, чего не могла бы сделать погоня, заранее не заготовившая подмену.
Но как бы быстро, споря с ветром, ни мчалась черная карета по пыльной дороге, существовало нечто, что намного перегоняло и ветер, и ее саму.
От Парижа до Варенна, так же как и в других направлениях, от столицы невидимыми лучами расходились линии сигнального телеграфа.
На холмах в пределах видимости постоянно дежурили сигнальщики, передавая флажками сообщения. Так от одного холма или деревянной вышки, сооруженной там, где возвышенности не было, сообщение летело действительно быстрее ветра, с которым пыталась спорить черная карета со сменяющейся упряжкой мчащихся во весь опор коней.
Из Варенна ей навстречу были высланы гвардейцы устроившие у дороги засаду.
Всадники сопровождения один за другим посыпались с седел, словно мальчики в карете стали в самом деле стрелять в них. Из придорожных кустов вспыхивали дымки настоящих выстрелов.
Кучер-гренадер выхватил пистолет и стал стрелять. Мальчики теперь видели, как мимо кареты проносились лошади без седоков.
Граф де Форсен
