здоровью человечества.
Самые важные и впечатляющие кинокадры предстояло заснять в одном из вашингтонских госпиталей.
Со съемочной группой поехал профессор Снайс. Елизавета Сергеевна осталась в лаборатории, надо было успеть все оформить к сроку подачи представлений на премию, получение которой было важно для престижа института. Срочных хлопот было немало.
Неля помнила, что об этом профессор Снайс заводил разговор еще в Москве, когда уговаривал Елизавету Сергеевну работать у них. Главный врач госпиталя и профессор Снайс комментировали съемки.
— Прежде чем заснять наших больных, — говорил главный врач, — я покажу вам снимки ног наших больных при поступлении в госпиталь. У мистера Паркера и мистера Стокксмена, одновременно привезенных к нам, была гангрена обеих ног. Медицина до сих пор не знала иного средства спасения жизни пациентов в таких случаях, кроме ампутации конечностей.
Видеокамера засняла страницы «истории болезни» с наклеенными на них фотографиями обезображенных, опухших и потемневших ног больных.
— Запустившим до крайности свое заболевание пациентам было предложено спасение жизни с помощью ампутации конечностей или согласиться на клинические испытания нового средства — иммунологов. Мистер Паркер, человек весьма религиозный, сказал, что не может противиться предписанному свыше, он, созданный по образу и подобию Божьему, не может уподобится кролику, на котором испытывают новые средства каких-то там иммунологов.
— Я сам убеждал его, — вставил профессор Снайс, — доказывал, что средство наше пробуждает возможности организма, и мы ничем не нарушаем Божьего предопределения. Ведь организм человеческий создан по Божьему велению. Но мистер Паркер остался при своем мнении. Второй пораженный гангреной ног, мистер Стокксмен, напротив, согласился на все, лишь бы по-прежнему ходить на своих ногах, как он выразился, — продолжал главный врач. — Я готов представить кинооператорам обоих пациентов, при условии, что будет упомянуто, в каком госпитале проводилось лечение.
Камера следовала за идущими по больничному коридору профессорами. Открывается дверь палаты. На койке больной после операции.
Главный врач подходит к нему и приподнимает край одеяла. Открылись забинтованные обрубки ног.
— Это мистер Паркер. Мы уже заказали для него инвалидную коляску с электроприводом самого последнего образца. Теперь пройдем ко второму пациенту.
В гимнастическом зале на велотренажере сидел мистер Стокксмен и с увлечением крутил педали.
— Мистер Стокксмен рассчитывает участвовать в очередном велокроссе, — с улыбкой пояснил главный врач.
— Ему вместо ампутации ног было введено вещество, полученное в результате исследования профессора Садовской в лаборатории нашего научного центра, — вставил профессор Снайс.
Главный врач с довольной улыбкой наблюдал за выздоравливающим пациентом.
— Организм, которому помогло средство профессора Елизабет Садовски, смог справиться с такой страшной болезнью, как гангрена, грозившая общим заражением крови и летальным исходом.
— В России в народе это называют «антонов огонь», — замечает Неля.
— Разработанное в нашем научном центре под Вашингтоном средство может оказаться действенным и при других болезнях. Сейчас начаты клинические испытания. Результаты их вскоре будут известны. Но уже то, что достигнуто, позволит выдвинуть нашему институту свою новую разработку на соискание Нобелевской премии, — закончил профессор Снайс.
— Надеюсь, эта американская разработка дойдет и до России, — заметила в заключение Неля, благодаря американских ученых за помощь в съемках.
А будущий участник велокросса, сохранив обе ноги, продолжал крутить ими педали тренажера. На других снарядах в зале выздоравливающие пациенты клиники разрабатывали мышцы, ослабшие за время болезни.
Киносъемка завершилась в коттедже Елизаветы Сергеевны.
Кинематографисты досконально засняли все прелести западного комфорта. Однако сделали они это уже на следующий день, после посещения клиники, направившись в небольшой отель при научном городке.
Елизавета Сергеевна оставила Нелю у себя, хотя та и пыталась тоже уехать вместе со своей группой.
— Мне предлагают купить этот дом в рассрочку, но я не хочу. Приобретая здесь недвижимость, я как бы становлюсь в ряд с эмигрантами, а я лишь работаю по контракту.
— Который несомненно продлят, — вставила Неля.
— Да, многие из наших обрастают здесь собственностью, и контракты продлевают охотно. Но не вечно же будет у нас на родине этот беспредел!
— Не вечно! Не вечно! — заверила Неля.
Московская гостья пробыла у Садовской недолго. Поджимала скупая смета, ограничивая валютные расходы.
В последний день вся киногруппа умчалась в Вашингтон делать покупки, чтобы вернуться домой «не с пустыми руками», как объяснили они.
Неля никуда не поехала, а провела этот день в лаборатории Садовской, наблюдая за ее работой.
Неля держала в руках подопытных кроликов, поглаживая гладкую шерстку и ощущая биение маленьких сердец во имя здоровья людей.
Провожали Нелю в аэропорту и профессор Снаис, и профессор Садовская.
Самолет «Аэрофлота» показался Неле кусочком родины, а русский язык многих пассажиров заставил Елизавету Сергеевну грустно улыбаться.
— Вы не забыли Мишиного письма? — заботливо спросила она. Неля заверила, что доставит его адресату. — Он работал у Николая Андреевича. Академик поможет его найти.
В Москве Неля через сурового старика академика разыскала Мишиного отца.
В указанном ей продовольственном магазине трое грузчиков пристроились за грудой картонных коробок распить бутылочку.
По сравнению с двумя дюжими парнями со спущенными на лоб немытыми челками третий — очкарик с испитым лицом выглядел щуплым.
Все трое недовольно уставились на решительно подошедшую к ним женщину.
— Я привезла вам письмо из Америки, — сказала она.
— Что? От американского президента? Или от государственного секретаря? А может, от сбежавшей туда тещи? Так я с нею, продавшейся за тридцать сребреников, никаких дел иметь не желаю! Верно, ребята?
— Как есть! — хором ответили собутыльники.
— Профессор Садовская завершает работу, выдвигаемую там на Нобелевскую премию. А письмо вам от сына.
— Фу-ты ну-ты! Ножки гнуты! Нобелевская премия! Плевать мне на нее! Верно, ребята?
— Ого-го! — отозвались те.
Неля положила письмо с надписью печатными буквами «Папе» и, гадливо отвернувшись, зашагала прочь.
— Мне милостыни не надо! — услышала она за спиной хриплый голос очкарика. — Подайте милостыню ей! Бывшей теще моей! В долларах!
— Милостыня нужна не кому-нибудь, а русской науке! — говорила разгневанная Неля своему другу писателю Званцеву.
— Кому-то выгодно лишить ученых помощи на родине. — ответил он ей. — Вот и торгуют наши Менделеевы и Чебышевы сосисками или кофе на морозе, а наши политики громко вздыхают об утечке мозгов, которых, на беду, сами лишены. Успокаивают, прикрываясь цифрами, дескать, из 110 тысяч ученых уехали только 2300. Не «только», а ужасающе много: лучших умов — две тысячи триста! — с горечью закончил он.
Неля попросила Званцева повторить эти слова перед видеокамерой, чтобы включить их в свою кинокартину…
Новелла шестая. Сон президента
Идей незрелых не внедрить,
Народ не сделав жалким нищим.
Тому ль реформы проводить,
Кто для себя лишь блага ищет.
Нострадамус. Центурии, IX, 66
Перевод Наза Веца
Генерал, начальник охраны президента и особо доверенное его лицо, был ночью поднят по тревоге.
Выскочив на балкон в одних трусах, как спал по-спартански, он увидел неопознанный летающий объект. Такие наблюдались и в Бельгии, и в Самаре над военным городком, и во многих других местах. НЛО висел прямо над резиденцией президента, над домом напротив балкона генеральской квартиры.
Треугольная форма объекта угадывалась в отсвете трех направленных вниз прожекторных лучей, странно похожих на утолщенные посередине колонны. Лучи будто распространялись по кривым линиям. На этих «световых ногах» как бы стояла неведомая кабина.
Прямо «Марсианский треножник» из романа Уэллса «Борьба миров».
«Борьба миров»! — мысль об этом пронзила мозг генерала, и он, продрогший на холоде, вернулся в комнату и сорвал трубку телефона особой связи.
— Все спишь, генерал? — кричал в аппарат командующему ВВС. — Вскакивай по боевой тревоге! Поднимай свои истребители! Над резиденцией президента завис НЛО… Черт его знает, чего хочет! Сбивай его к той матери!.. Запрещено?!.. Ты что! Разжалованным в охранники захотел быть? Расстреляю!.. — срываясь на хрип, орал генерал. — Президента спасай!
Грозя так, генерал продолжал стоять, озябший, на сквозняке, забыв закрыть дверь на балкон.
Слыша отдаваемую на улице команду, он стал торопливо надевать свой генеральский мундир. Вынул из под подушки личный пистолет, снял со стены висевший на ковре армейский автомат и, прыгая через ступеньку, спустился по лестнице в подъезд.
Дежурный офицер, разбудивший его, поднял взвод охраны и выстроил его перед подъездом.
Генерал зычно скомандовал:
— «Иглы» в воздух! Давай первую!.. Сбить эту чертовню!
У солдат за плечами были самонаводящиеся противовоздушные ракеты.
И тотчас первая из них взвилась в воздух и помчалась на НЛО, рассчитанная на привлечение источником тепла, каким была любая самодвижущаяся в воздухе цель. Но, не долетев до треугольника, она плавно отвернула в сторону, пройдя мимо зловещего НЛО.
А тот продолжал парить над президентским домом.
Ракеты одна за другой взвивались в воздух, и всех их постигла та же участь. Они не могли преодолеть загадочную защиту и пролетели мимо цели.
Генерал переглянулся с дежурным офицером.
— Ну, ничего, сейчас наши «ястребки» прилетят. Тебе не поздоровится, треножник чертов! — горячился генерал.
А президент крепко спал.
Но виделся ему кошмар. Стоял будто перед ним некий старец в серебристом одеянии до пят.
— Кто такой? Кто пустил? — возмутился во сне президент.
— Я историк из вашего будущего, Наза Вец. Изучаю ваш исторический период. Публикую новеллы о событиях, предсказанных Нострадамусом, от его средневековья до вашего времени. Хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Вам что, дня мало?
— Днем вы отгорожены, как китайской стеной, своей кремлевской. К вам даже собственные министры пробиться не могут. Кроме того, наш исследовательский зонд из неомира, на котором я нахожусь над вашим домом, днем мог бы вызвать излишнее внимание и даже переполох. Поэтому я предпочел побеседовать с вами в вашем сне. Вы видите перед собой внушенное вам телепатически мое изображение.
Поднятые по тревоге летчики, на ходу оправляя амуницию, бежали по летному полю военного аэродрома к своим истребителям МИГ-29, которым по маневренности нет равных в мире.
Пока летчики садились в свои машины, НЛО, неудачно обстрелянный «иглами», продолжал дерзко висеть над домом президента, а тот видел во сне старца из будущего, которое якобы находится рядом, только в другом измерении, отлично понимая, что этого не может быть и привидится такая чепуха разве что во сне.
Но беседа была как бы настоящей и о самых больных местах нынешнего времени, о чем этот «историк» был странно осведомлен, спрашивая прежде всего о реформах:
— Вы считаете их своевременными?
— Всегда был за их ускорение. С Горбачевым из-за этого ссорился. У него старики академики топтались на месте, а у меня молодежь двинула дело.
— Подняла с вашей помощью цены на все продукты, не создав условий для конкуренции и саморегулирования рыночных цен.
— Советники заверяли меня, что цены поднимутся раза в два, в три. Я сам удивился, зайдя в магазин и увидев цену на колбасу не три с полтиной, а сто рублей!..
— А теперь уже и двадцать тысяч за килограмм.
— Да, следствие неотвратимой инфляции,
