Отбрасывая небольшой теологический налет в этой формулировке, нетрудно заключить, что Лейбниц явно должен «уступить» свой приоритет автора закона достаточного основания Оккаму. Заодно заметим, что Оккам в отличие от ряда современных нам нормативных логиков соотносит моральные максимы с бивалентной шкалой истинностных оценок.
Вопреки распространенному предрассудку, Оккам не был вседедуктивистом, поскольку понимал важное значение индуктивных выводов для человеческого познания. Следуя Аристотелю в определении индукции, Оккам писал: «Индукция есть переход (progressio) от знания единичных вещей (singularibus) к знанию общего (ad universale)» (102, 3, 418), что трудно истолковать иначе, чем лишь перевод соответствующего фрагмента из стагиритовой «Топики» (57, 12, 105а). Оккам констатирует, что «для производства индукции требуется, чтобы как в единичных посылках, так и в общем заключении был один и тот же предикат, а различие было только среди субъектов» (102, 3, 418).
Оккам представляет себе логическую сущность тех трудностей, которые связаны с верификацией единичных предложений в опытных науках. В принципе он допускает, что существуют такие предложения, которые могут быть с достоверностью познаны только посредством опыта. Единичные предложения опытных наук могут быть очевидными, но их ни в коем случае нельзя рассматривать как самоочевидные (12, q. 2).
Знаменательно, что Оккам формулирует тезис подразумевания единообразного протекания природных явлений (suppositio communis cursus naturae) как методологический постулат ряда индуктивных «скачков». В самом деле, переход от предложения (I) «Этот экземпляр такой-то травы излечивает больного лихорадкой» к предложению (II) «Все травы данного вида могут вылечить больных лихорадкой» предполагает, что все травы одного и того же вида при прочих равных условиях производят одинаковые действия. Каузальное высказывание «A есть причина B» Оккам истолковывает в смысле: «Каждое A может вызвать B».
Наличие у Оккама некоторых элементов индуктивной логики и методологии послужило благоприятным фактором для последующего развития натуралистических элементов в философии природы у Буридана и в Оксфорде, а в конечном счете повлияло и на теорию научного метода у Ф. Бэкона.
Глава VIII. Оккамисты XIV—XVI веков
од оккамизмом обычно имеют в виду школу Оккама, его многочисленных последователей как на Европейском континенте, так и в Оксфорде. Именно через призму оккамизма наиболее отчетливо видна прогрессивность идей самого Оккама. От Оккама пошло новое методологическое направление, многие его ученики стали даже естествоиспытателями, которым он сам не был. Поэтому проблема оккамизма в принципе шире, чем вопрос об учениках Оккама.
Оккамизм в целом выступает как прогрессивное философское направление, постепенно подтачивает корень схоластики и формулирует ряд философских и естественнонаучных концепций, во многих отношениях тяготеющих к Новому времени. Вместе с тем то, что обычно обозначается словом «оккамизм», есть весьма пестрое по своему характеру философское и идеологическое течение, включавшее в себя как авторов почти материалистического направления (скажем, Буридана и Николая из Отрекура), так и тяготеющих к субъективному идеализму мыслителей (например, Пьера д’Альи). Это не должно особенно удивлять, поскольку, как справедливо замечает В. В. Соколов, «при антисхоластической и антиреалистической направленности, номинализм уже тогда (в средние века. — Авт.) содержал элементы субъективизма» (39, 91). В меньшей степени это высказывание относится к самому Оккаму и в большей — к некоторым из его последователей: крайний номинализм в принципе сходился с феноменализмом.
Оккамисты XIV в. весьма способствовали постепенной переработке номиналистической схоластики в методологию математизированного естествознания. Они стремились к математизации трактовки как философских, так и естественнонаучных понятий и концепций. Их усилия выливались в математизацию перипатетической физики, физикализацию Евклидовой геометрии и выработку на этой основе определенных прообразов идеи функциональной зависимости и ее графического отображения. При этом оккамисты из Мертон-колледжа Оксфордского университета математизировали учение об интенсификации и ослаблении форм преимущественно в арифметико-алгебраическом виде, тогда как представители Парижской школы оккамизма XIV в. в трактовке аналогичной проблематики обращались почти исключительно к геометрическому «языку». Синтез языка арифметической алгебры с геометрическими представлениями провели итальянские оккамисты уже в XV—XVI вв.
Несмотря на очевидный методологический прогресс по сравнению с традиционной схоластикой, приемы оккамистов-натурфилософов обладали и определенной ахиллесовой пятой, существование которой в какой-то мере объясняет тот факт, почему пионеры опытного естествознания XVII в. все же довольно редко обращались к изучению этих приемов. Дело в том, что методы оккамистов были лишены еще достаточно высокой степени общности, уж слишком тесно казались они связанными с конкретным содержанием перипатетической физики и Евклидовой геометрии. Это приводило к тому, что корифеи нового опытного знания в XVII в. иногда предпочитали действовать независимо от оккамистов.
Близкая к Оккамовой натурфилософия представлена у его современника Томаса Брадвардина (ок. 1290—1349), который в 1328—1335 гг. преподавал в Оксфорде. В самом деле, очень много точек соприкосновения с оккамизмом выявляют труды Брадвардина: «О континууме» и «Трактат о пропорциях скоростей при движении». Так, он характеризует время как бесконечный последовательный континуум, с помощью которого можно измерять процесс следования. Оно может быть делимо сколь угодно долго. Движение Брадвардин характеризует как пересечение пространственного континуума с временным. Движение обладает как качественной характеристикой («скорость»), так и количественной характеристикой («продолжительность движения»).
Любопытно, что Брадвардин определяет скорость таким образом, что в определяющей части соответствующей дефиниции не фигурируют ни путь и ни время. Согласно Брадвардину, отношение скоростей при движениях меняется соответственно отношению движущих сил к силам сопротивления, т. е., говоря современным нам языком, скорость изменяется пропорционально величине:
где log — десятичный логарифм;
р — движущая сила;
r — сопротивление среды.
Наряду с первоначальными шагами по пути математизации теории движения Брадвардин сделал аналогичные попытки и в сфере учения о теплоте. В трактовке такой глобальной натурфилософской проблемы, как вопрос о бесконечности, он акцентирует внимание на анализе соотношения непрерывности и дискретности. Причем вопрос о физической бесконечности он четко отделяет от бесконечности в теологическом смысле и вовсе не занимается последней. В полном соответствии с Оккамом Брадвардин утверждал, что логика рухнет, если принять концепцию неделимых, теорию атомистического финитизма. И по Брадвардину, и по Оккаму континуум делим до бесконечности.
Оккамисты выдвигали интересные доктрины не только в натурфилософии, но и в онтологии и гносеологии. Наиболее «левым» идеологом в школе Оккама следует признать Николая из Отрекура (ок. 1300 — ок. 1350). Он обучался в Парижском университете в 1320—1327 гг. и испытал сильное влияние Жана Жанденского. Приблизительно до 1346 г. Николай преподавал в Парижском университете. В 1340 г. папа Бенедикт XII санкционировал возбуждение против Николая из Отрекура следствия идеологического характера. Оно тянулось шесть лет и было завершено уже при следующем папе — Клименте VI. Один из его трудов и письма к теологу Бернарду д’Ареццо приговаривают к публичному сожжению на костре. После вынужденного покаяния Николай занял место декана капитула каноников в Меце. Преследование его папами объяснялось тем, что он развил радикальнейшее номиналистическое учение, безапелляционно отвергавшее какую-либо возможность философского обоснования тезисов «откровения». Так, для Николая степень достоверности высказывания «бог есть» не превышает степени достоверности высказывания «бога нет» (84, 37). Онтологическое доказательство бытия бога бракуется им на том основании, что существование (или его отрицание) не может включаться в содержание концепта. Понятие о боге не изменится в зависимости от того, рассуждать ли о нем как о существующем или же как о несуществующем объекте мысли. Кроме того, любое доказательство бытия бога, апеллирующее к его существованию от утверждений о сотворенных вещах, является логически дефектным наподобие вывода от принятия следствия к принятию основания, облекающегося, как бы мы теперь сказали, в форму ложного выражения:
где знак заменяет выражение «Если…, то… а символ соответствует союзу „и“».
Явно предвосхищая методологию опытной науки Нового времени, Николай настаивает на том, чтобы исследователи направили «свой разум на вещи, а не на идеи Аристотеля и его Комментатора» (т. е. Ибн-Рушда. — Авт.) (там же). Николай отрицал механистически трактуемую каузальность. По его мнению, в вещах нет объективных ценностных различий. Интеллекту надо покончить с претензией достичь абсолютного знания посредством единичного эксперимента (см. 92, 237). Выводы от прошлого и настоящего к будущему всего лишь вероятны, не более (см. там же, 238). Банальный упрек Николаю из Отрекура в том, что он якобы отрицал объективность причинных связей, несостоятелен. Дело в том, что, согласно Николаю, они предмет не силлогистического, но лишь опытного знания. Кроме того, имеется принципиальное различие между отрицанием каузальности и утверждением о том, что закон ее не может быть воочию показан и доказан. Десубстанциализация каузальности проводится Николаем с позиций отрицания телеологических представлений. Как известно, это дало Э. Жильсону некоторое право именовать его «Юмом средневековья» (см. 32, 534).
В соответствии с радикальной методологией Николай развивает прогрессивную физическую доктрину, резко разрывающую с перипатетизмом и переходящую на позиции эпикуреизма. Он допускает, отклоняясь в этом пункте и от Оккама, представление об атомах, сгущение и разрежение которых ведет к возникновению и разрушению телесных предметов. Не удивительно, что Ф. А. Ланге был вынужден характеризовать натурфилософию Николая из Отрекура как материалистическую (см. 94, 150).
Одним из ближайших и виднейших последователей Оккама был француз Жан Буридан (ок. 1300 — ок. 1358). Он родился в г. Бетюне (провинция Артуа). Преподавал философию в Париже. Начало его преподавательской карьеры в Париже может быть датировано временем не позже 40-х, завершение — не ранее конца 50-х годов. В 1347 г. Буридан занимал пост ректора Парижского университета. Достоверно известно, что Буридан не интересовался вовсе теологическими изысканиями, сосредоточившись в основном на физике, семиотике, этике и логике. Между тем номинализм вообще и оккамизм в частности переживали тяжелые времена. В 1339 г. выходит папский декрет, запрещающий преподавание учения Оккама. Второе аналогичное запрещение было сделано в 1340 г. В 1473 г. Людовик XI издал в Париже королевский декрет против номиналистов, которым клятвенно предписывалось исповедовать реалистическую доктрину. Этот запрет был формально отменен лишь в… 1841 г.
К числу философских работ Буридана относятся «Наитончайшие вопросы к восьми книгам „Физики“ Аристотеля» (написаны после 1328 г., опубликованы в Париже в 1509 г.), «Вопросы к четырем книгам сочинения Аристотеля „О небе“», написанные около 1340 г. и изданные Э. Муди в Кембридже (США, штат Массачузетс) в 1942 г., а также «Вопросы к „Метафизике“ Аристотеля», изданные в Париже в 1518 г. (65). Как видно из приведенных заголовков, труды Буридана по форме являются «вопросами» к исследованиям Аристотеля. По содержанию же они выступают дальнейшим развитием идей Оккама. К логике относятся следующие сочинения Буридана: «Краткий свод диалектики», «Учение о софизмах», а также «Полезное руководство по всей логике с толкованием Иоанна Дорна» (имеются два венецианских издания — 1490 и 1499 гг.) (66).
Важным понятием в натурфилософии Буридана было понятие приобретенной силы (impetus). Понятие импульса у Буридана частично было модернизацией концепции приобретенной силы, о чем еще в VI в. учил Филопон (ум. в конце 30-х годов VI в.). Буридан решительно отвергает аверроистские
