А кормить старушку?
Выпьем, что ли, с горя!
Эх, брат! да едва ли
Бедному за чаркой
Позабыть печали!
1841
МНОГО ГРУСТИ!
Природа зноем дня утомлена
И просит вечера скорей у бога,
И вечер встретит с радостью она,
Но в этой радости как грусти много!
И тот, кому уж жизнь давно скучна,
Он просит старости скорей у бога,
И смерть ему на радость суждена,
Но в этой радости так грусти много!
А я и молод, жизнь моя полна,
На радость мне любовь дана от бога,
И песнь моя на радость мне дана,
Но в этой радости как грусти много!
1841
Полуднем жарким ухожу я
На отдых праздный в темный лес
И там ложусь, и все гляжу я
И бесконечно тонут взоры
В их отдаленьи голубом;
А лес шумит себе кругом,
И в нем ведутся разговоры:
Щебечет птица, жук жужжит,
И лист засохший шелестит,
На хворост падая случайно,
И звуки все так полны тайной…
В то время странным чувством мне
Всю душу сладостно объемлет;
Теряясь в синей вышине,
Она лесному гулу внемлет
И в забытьи каком-то дремлет.
1841
ДРУЗЬЯМ
Мы в жизнь вошли с прекрасным упованьем,
Мы в жизнь вошли с неробкою душой,
С желаньем истины, добра желаньем,
С любовью, с поэтической мечтой,
И с жизнью рано мы в борьбу вступили,
И юных сил мы в битве не щадили.
Но мы вокруг не встретили участья,
И лучшие надежды и мечты,
Как листья средь осеннего ненастья,
Попадали и сухи и желты,
И грустно мы остались между нами,
Сплетяся дружно голыми ветвями.
И на кладбище стали мы похожи:
Мы много чувств, и образов, и дум
В душе глубоко погребли… И что же?
Упрёк ли небу скажет дерзкий ум?
К чему упрёк?.. Смиренье в душу вложим
И в ней затворимся — без желчи, если можем.
Начало 1840-х
Бывают дни, когда душа пуста:
Ни мыслей нет, ни чувств, молчат уста,
Равно печаль и радости постылы,
И в теле лень, и двигаться нет силы.
Напрасно ищешь, чем бы ум занять, —
Противно видеть, слышать, понимать,
И только бесконечно давит скука,
И кажется, что жить — такая мука!
Куда бежать? чем облегчить бы грудь?
Вот ночи ждешь — в постель! скорей заснуть!
И хорошо, что стало все беззвучно…
А сон нейдет, а тьма томит докучно!
Начало 1840-х
Гуляю я в великом божьем мире…[10]
Гуляю я в великом божьем мире
И жадно впечатления ловлю,
И все они волнуют грудь мою,
И струны откликаются на лире.
Взойдет ли день, засветит ли луна,
Иль птица в роще тёмной встрепёнется,
Или промчится с ропотом волна,
Мне весело и хорошо поётся.
Я слушаю, уходят взоры вдаль,
И вдруг в душе встаёт воспоминанье,
И воскресает прежняя печаль,
И ноет сердце, полное страданья.
Взойдет ли день, засветит ли луна,
Иль птица в роще тёмной встрепёнется,
Или промчится с ропотом волна,
И грустно мне и хорошо поётся.
1842
ОБЫКНОВЕННАЯ ПОВЕСТЬ
Была чудесная весна!
Они на берегу сидели
Река была тиха, ясна,
Вставало солнце, птички пели;
Тянулся за рекою дол,
Спокойно, пышно зеленея;
Вблизи шиповник алый цвел,
Стояла тёмных лип аллея.
Была чудесная весна!
Они на берегу сидели
Во цвете лет была она,
Его усы едва чернели.
О, если б кто увидел их
Тогда, при утренней их встрече,
И лица б высмотрел у них
Или подслушал бы их речи
Как был бы мил ему язык,
Язык любви первоначальной!
Он верно б сам, на этот миг,
Расцвёл на дне души печальной!..
Я в свете встретил их потом:
Она была женой другого,
Он был женат, и о былом
В помине не было ни слова;
На лицах виден был покой,
Их жизнь текла светло и ровно,
Они, встречаясь меж собой,
Могли смеяться хладнокровно…
А там, по берегу реки,
Одни простые рыбаки
Ходили к лодке обветшалой
И пели песни — и темно
Осталось, для людей закрыто,
Что было там говорено,
И сколько было позабыто.
1842
Небо в час дозора
Обходя, луна
Светит сквозь узора
Мерзлого окна.
Вечер зимний длится;
Дедушка в избе
На печи ложится,
И уж спит себе.
Помоляся богу,
Улеглася мать;
Стали засыпать.
Только за работой
Молодая дочь
Борется с дремотой
Во всю долгу ночь,
И лучина бледно
Перед ней горит.
Всё в избушке бедной
Тишиной томит;
Лишь звучит докучно
Болтовня одна
Прялки однозвучной
Да веретена.
1842
Уж смерклося почти, когда мы сели,
И различить моих соседей я
Совсем не мог. Они ещё шумели,
Беседою несносною меня
Терзали. Все мне так ужасно были
Противны. Треск колёс и глупый звук
Бича мне слух докучливо томили.
Печально в угол я прилег. Но вдруг
Из хижин к нам на миг блеснули свечи
Я женщину увидел близ меня:
Мантильей черной покрывая плечи,
Она сидела, голову склоня;
Глаза её горели грустью томной,
И бледен был печальный лик ея,
И из-под шляпки вился локон тёмный…
Какое сходство, боже! Грудь моя
Стеснилась, холод обдал тайный…
Опять оно, виденье давних дней,
Передо мной воскресло так случайно!
И я с неё не мог свести очей;
Сквозь тьму глядя на лик едва заметный,
Тревожно жизнь мою я повторял,
И снова был я молод, и приветно
Кругом с улыбкой божий мир взирал,
И я любил так полно и глубоко…
О, как же я был счастлив в этот раз!
И я желал, чтоб нам ещё далёко,
Без отдыха везла, везла карета,
И лучшие я пережил бы лета,
Смотря на очерк этого лица!
1842
К подъезду! — Сильно за звонок рванул я…[11]
К подъезду! — Сильно за звонок рванул я —
Что, дома? — Быстро я взбежал наверх.
Уже её я не видал лет десять;
Как хороша она была тогда!
Вхожу. Но в комнате все дышит скукой,
И плющ завял, и сторы спущены.
Вот у окна, безмолвно за газетой,
Сидит какой-то толстый господин.
Мы поклонились. Это муж. Как дурен!
Широкое и глупое лицо.
В углу сидит на креслах длинных кто-то,
В подушки утонув. Смотрю — не верю!
Она — вот эта тень полуживая?
А есть ещё прекрасные черты!
Она мне тихо машет: «Подойдите!
Садитесь! рада я вам, старый друг!»
Рука как желтый воск, чуть внятен голос,
Взор мутен. Сердце сжалось у меня.
«Меня теперь вы, верно, не узнали…
Да — я больна; но это все пройдет:
Весной поеду непременно в Ниццу».
Что отвечать? Нельзя же показать,
Что слезы хлынули к глазам от сердца,
А слово так и мрёт на языке.
Муж улыбнулся, что я так неловок.
Какую-то я пошлость ей сказал
И вышел, Трудно было оставаться
Поехал. Мокрый снег мне бил в лицо,
1842
На севере туманном и печальном…[12]
На севере туманном и печальном
Стремлюся я к роскошным берегам
Иной страны — она на юге дальном.
Лечу чрез степь к знакомым мне горам
На них заря блестит лучом прощальным;
Я дале к югу — наконец я там,
И, нежась, взор гуляет на просторе,
И Средиземное шумит и плещет море.
Италия! опять твой полдень жаркий,
Опять твой темно-синий небосклон,
И ропот волн немолчный, блеск их яркий,
При лунной ночи пахнущий лимон,
Рыбак на море тихом с утлой баркой,
И черный локон смуглолицых жён.
И всё там страсть, да песни, да картины,
Да Рима старого роскошные руины.
В Италии брожу и вновь тоскую:
Мне хочется опять к моим снегам,
Послушать песню грустную, родную,
Лететь на тройке вихрем по степям,
С друзьями выпить чашу круговую,
Да поболтать по длинным вечерам,
Увидеть взор спокойный, русый локон,
Да небо серое сквозь полумерзлых окон.
1842
ПРОЩАНИЕ С ИТАЛИЕЙ
На море тихое ложится мрак ночной,
И небо синее усеялось звездами;
Шумит колесами и пену под собой
Взбивает пароход, качаясь над водами;
За ним волна, кипя, бежит двумя браздами
И вьется черный дым густою полосой,
И чайка поздняя вкруг мачты с криком вьётся,
А море звучное чуть плещется и льётся.
На палубе умолк докучный разговор,
Товарищей моих в каютах сон объемлет;
У борта я один. Печально ищет взор
Знакомой стороны, где дальний берег дремлет;
Но песен рыбака уже мой слух не внемлет.
Едва чернеется цепь отдаленных гор,
Как смутная черта… она исчезнет вскоре,
И только небеса останутся да море.
Италия, мне жаль твоих роскошных стран!
Картины дальние ещё воспоминанье
Рисует тихо мне. То, сквозь ночной туман,
В Сорренто веет мне садов благоуханье,
То Рима предо мной унылая Кампанья
И лица строгие надменных поселян;
То слышен вёсел плеск, и дожей дом угрюмый
Наводит на душу таинственные думы.
Но я бегу от вас, волшебные места!
Ещё в ушах моих все звуки южных песен,
Но жизнь людей твоих, Италия, пуста!
В них дух состарелся, и мир твой стал мне тесен:
Везде развалина немая, смерть да плесень!
Лепечут о былом бессмысленно уста,
А головы людей в тяжелом сне повисли…
Теперь бегу искать движенья новой мысли.
И примет странника иная сторона,
Где жизнью все кипит и в людях дышит сила,
И труд приносит плод, и нива их пышна,
И ясно разум их наука озарила,
И жажда в каждом есть, чтоб всем им лучше было.
Туда, мой пароход! Но вот уже луна
Взошла над влажною пустынею печально
Прощай, Италия! исчез твой берег дальной…
И все ж мне жаль тебя! Любил я созерцать
Тебя, как мёртвую красавицу влюблённый:
И взор уже потух, и краски не видать,
А роскошь веет с уст в улыбке сохранённой,
И будто то не смерть, а час покоя сонный,
И негу, кажется, объятья могут дать
Ещё так сладостно, томительно, тревожно,
Что, миг проживши в них, и умереть бы можно.
Италия! не раз хотеться будет мне
Вновь видеть яркость дня и синей ночи тени,
Забыться и забыть в прозрачной тишине
И старость детскую заглохших поколений,
И скорбь моей души, усталой от волнений.
Прощай! да берег твой почиет в мирном сне,
Меж тем как ухожу я в путь мой бесконечный
Среди бродячих волн и дум, не спящих вечно!
1843 (?)
ИСКАНДЕРУ[13]
Я ехал по полю пустому;
И свеж и сыр был воздух, и луна,
Скучая, шла по небу голубому,
И плоская синелась сторона.
В моей душе менялись скорбь и сила,
И мысль моя с тобою говорила.
Всё степь да степь! Нет ни души, ни звука;
И еду вдаль я горд и одинок —
Моя судьба во мне. Ни скорбь, ни скука
Не утомят меня. Всему свой срок.
Я правды речь вел строго в дружнем круге —
Ушли друзья в младенческом испуге.
И он ушел — которого как брата
Иль как сестру так нежно я любил!
Мне тяжела, как смерть, его утрата;
Он духом чист и благороден был,
Имел он сердце нежное, как ласка,
И дружба с ним мне памятна, как сказка.
Ты мне один остался неизменный,
Я жду тебя. Мы в жизнь вошли вдвоём;
Таков остался наш союз надменный!
Опять одни мы в грустный путь пойдём,
Об истине глася неутомимо,
И пусть мечты и люди идут мимо.
1846
ОТЪЕЗД
Ну, прощай же, брат! я поеду в даль,
Не сидится на месте, ей-богу!
Ведь не то чтоб мне было вас не жаль,
Да уж так — собрался я в дорогу.
И не то чтоб здесь было худо мне,
Нет! мне все как-то близко, знакомо,
Ну, и дом, и сад, и привык к стране:
Хорошо, знаешь, нравится дома.
И такое есть, о чем вспомнить мне
Тяжело, а забыть невозможно;
Да не все ж твердить о вчерашнем дне —
Неразумно, а может, и ложно!
И вот видишь, брат, так и тянет в путь,
Погулять надо мне на просторе,
Широко пожить, на людей взглянуть,
Много светлых стран, много чудных встреч,
Много сладких слов, много песен…
Не хочу жалеть!
