книги, чины и обряды подверглись порче и изменению. «Но особенно ярко грекофильство Стефана Вонифатьевича сказалось в той деятельности, какую он и его духовный сын — царь Алексей Михайлович проявили под конец патриаршества Иосифа, а также в избрании и поставлении в патриархи Никона и в деятельной поддержке его грекофильской реформы…» — пишет Н.Ф. Каптерев.

Протопоп Стефан Внифантьев отличался особой преданностью царю, поддерживая его в самые тяжёлые минуты жизни. Во время Соляного бунта 1648 года не столько патриарх и митрополиты, сколько царский духовник вёл с Лобного места переговоры с восставшими. Именно он был тем «калугером», который, по сообщению парижской газеты «La Gazette» от 8 октября 1648 года, «укротил ярость народа своими убеждениями». Со Стефаном советовался царь перед выдачей народу «головою» Плещеева. По свидетельству Жития Иоанна Неронова, Стефан Внифантьев «зело пекийся о спасении души благочестивого царя, млада суща, да не совратится ум его в некая злая», и в то же время «со слезами непрестанно» увещевал бояр-мздоимцев, обличал иерархов на церковном соборе 1649 года, пользовался политическим авторитетом в правительстве. «Поучения и назидания кроткого и миролюбивого царского духовника не только никого не раздражали и не возбуждали против него, но царь и бояре “в сладость послушаше его и любяше всею душею, яко истаго си отца”. Протопоп Аввакум в одном случае замечает, что при царском духовнике Стефане “вся быша тихо и немятежно ради его слез и рыдания и негордаго учения”».

25 декабря 1651 года царским указом протопопу Стефану была дарована «властелинская шапка», по-видимому, наподобие архиерейской, которую в дониконовской Руси имели право носить только епископы. Однако после восшествия Никона на патриарший престол царский духовник сходит с политической сцены. Шведский резидент Иоганн де Родес сообщал своему правительству, что между Стефаном и патриархом произошло серьёзное столкновение. Тем не менее после 1653 года Стефан Внифантьев ни разу не выступил против инициированных царём реформ Церкви, хотя и сожалел о расхождении со старыми друзьями, с которыми по возможности продолжал поддерживать отношения. В 1653 году он основал Зосимо-Савватиевскую пустынь в Москве у Красного холма, где постригся под именем Савватия. По другим сведениям, он постригся в Покровском монастыре «на убогих домех» в Москве, который построил в 1655 году на средства царя. Именно там Стефан Внифантьев был погребён после смерти, которая произошла в основанном Никоном Иверском монастыре на Валдае 11 ноября 1656 года.

* * *

Настоящим вдохновителем кружка ревнителей благочестия был отец Иоанн Неронов, выходец из района знаменитых заволжских старцев. В его жизни мы встретим немало общего с жизнью протопопа Аввакума. Иоанн (в крещении Гавриил) родился в 1591 году в семье священника отца Мирона (в просторечии Нерона), и детство его пришлось на Смутное время. Отчий дом был разграблен и сожжён, и тогда молодой Иоанн в сопровождении некоего отрока Евфимия ушёл в Вологду, где начал свою проповедническую деятельность. Уже в те годы Неронов исповедовал идею «оцерковления» человека и стал обличать вологодского архиерея, пригласившего во время святок в свой дом ряженых и скоморохов. За что и был «бит немилостиво».

Из Вологды Иоанн перебрался в Устюг. Там он приобщился к книжному чтению, которое поначалу давалось ему нелегко. «Учашеся зело медленно, яко един букварь учаше лето и месяцев шесть». Затем он оказался в Никольском, пригородном селе Юрьевца-Повольского, и женился здесь на дочери местного священника Евдокии. Живя в Никольском и будучи церковным чтецом, Неронов неоднократно наблюдал «развращённое житие» здешнего духовенства. Обличаемые им попы написали на него ложный донос самому патриарху Филарету, так что молодому чтецу пришлось тайно, ночью бежать в Троице-Сергиев монастырь, где Неронов нашёл покровителя в лице просвещённого архимандрита монастыря Дионисия Зобниновского, много заботившегося о его просвещении. Когда обнаружилось, что донос на Неронова является откровенной клеветой, то по просьбе Дионисия патриарх рукоположил Иоанна сначала в диаконы, а через год — в иереи.

Молодой боголюбец, поставленный в священники, возвращается в село Никольское, но здесь его ожидают лишь новые распри с местным духовенством. Тогда он уезжает учиться в нижегородскую деревню Лысково у пользовавшегося в то время широкой известностью священника Анании, который «зело искусен бе в Божественном писании», а затем переселяется в Нижний Новгород. Здесь, облюбовав ветхую, много лет пустовавшую церковь Воскресения Христова, Иоанн Неронов становится при ней священником. На новом месте он продолжает свою горячую проповедь благочестия среди клира и мирян. Именно Неронову принадлежит заслуга возрождения личной проповеди, которой уже несколько столетий не знало русское православие. При нём всегда была книга Маргарит — собрание проповедей святого Иоанна Златоустого, по которой отец Иоанн Неронов учил русских людей, «на стогнах града и на торжищах… возвещая всем путь спасения». «Егда прочитавше народу святые книги, тогда бываху от очию его слезы, яко струя, и едва в хлипании своем проглаголываше слово Божественного писания, сказоваше же всякую речь с толкованием, дабы разумно было всем христианом». Вслед за Иоанном Нероновым с устными проповедями стали выступать многие нижегородские священники, а другой представитель боголюбцев — протопоп Логин Муромский — впоследствии приобрёл своими проповедями всеобщую любовь прихожан.

Всей своей жизнью Неронов, невзирая на «дух времени», пытался следовать христианским заповедям. Он открывал школы, богадельни, смело вмешивался в дела светских властей как в провинции, так впоследствии и в столице. В 1632 году, когда царь Михаил Феодорович собирался в Смоленский поход на поляков, Неронов требовал не проливать кровь христианскую и предрекал неудачу в походе. За «гордость и высокую мысль» его сослали на два года на дальний север — в Николо-Карельский монастырь. В сопроводительной грамоте патриарх Филарет писал о нём: «Во иступлении ума бысть, и ныне не в совершенном разуме. И в людех многую смуту чинил, а людей учил без нашего благословения, и священников лаял и еретиками называл от своего безумства».

После смерти патриарха Филарета отец Иоанн Неронов был освобождён. Он возвращается в Нижний Новгород, а затем поселяется в Москве, где по ходатайству царского духовника Стефана Внифантьева и Ф.М. Ртищева становится в 1645 году протопопом Казанского собора, что «на Пожаре», то есть на Красной площади. Этот храм был возведён ещё князем Д.М. Пожарским в память освобождения Москвы в 1612 году от польских интервентов. Деревянная церковь сгорела в 1632 году, а на её месте была в 1636 году построена новая, каменная. По распоряжению царя Михаила Феодоровича сюда дважды в год — 8 июля, в день явления образа Богородицы в Казани в 1579 году, и 22 октября — на праздник святого Аверкия Иерапольского, когда штурмом был взят Китай-город, — стали совершаться большие крестные ходы из Кремлёвского Успенского собора, причём в этих крестных ходах участвовал сам царь. Последний праздник особенно стал почитаться царём Алексеем Михайловичем после рождения 22 октября 1648 года его первенца, царевича Димитрия Алексеевича.

Годы служения в Казанском соборе были «звёздным часом» Неронова. Послушать его приходила вся Москва во главе с царём и царицей. Стены Казанского собора не могли вместить всех желающих послушать его проповеди, так что порой приходилось писать текст проповедей на специальных досках, размещаемых прямо на стенах собора…

* * *

В 1646 году с кружком боголюбцев сблизился Никон, тогда ещё безвестный игумен северной Кожеозёрской пустыни. Никон (в миру Никита Минов) родился в 1605 году в селе Вельдеманове Нижегородского уезда в семье крестьянина-мордвина. Его земляк протопоп Аввакум в письме к отцу Ионе делится интересными подробностями ранней биографии будущего патриарха Никона: «Я Никона знаю: недалеко от моей родины родился, между Мурашкина и Лыскова, в деревне; отец у него черемисин, а мати русалка (вероятно, следует читать “русачка”. — ?.К.), Минка да Манька; а он, Никитка, колдун учинилься, да баб блудить научился, да в Желтоводие с книгою поводился, да выше, да выше, да и к чертям попал в атаманы. А ныне, яко Кинопс [15], волхвуя, ужжо пропадет скоро, и памят его с шумом погибнет. Потряс церковию-тою не хуже последняго чорта-антихриста, и часть его с ним во огни негасимом».

В позднейших старообрядческих «антижитиях» Никона, которые начали появляться ещё в конце XVII века и продолжали создаваться вплоть до начала XX века, личность шестого московского патриарха всячески демонизировалась, обрастая всё новыми, порой невероятными фактами. Но, как говорится, дыма без огня не бывает, и подобные произведения подчас включали в себя записанные ещё при жизни Никона и широко распространённые в народе устные рассказы о нём. А потому небезынтересно будет привести некоторые свидетельства этих «антижитий» для выяснения природы никоновских амбиций.

«Отец его Мина был росту великаго и сильный, а мать Никона была Мариамия. Роди Мариамия младенца паче меры большаго и зело пострада в его рождении. Егда родися сей детищь, прииде к Мине в дом мордовский шаман язычник, знающий волшебное ремество. Мине же шаман сей и ранее сего был другом, а потому и пожелал видеть шаман новорожденнаго детища, обещая ему сказать его переднее (то есть будущее — ?. К.). И егда же Мариамия открыла шаману детища, тогда шаман стал читать по мордовски какое-то волшебное призывание, посмотрел на детища и затрепетал, опустился на колени и глаголя: “Будет он царь не царь, а выше царей, князей и бояр, и будет он и богат и нищь, и построит он или города или монастыри, и будут туда приезжати и цари и бояре и князи, будут за него молитися и будут на него злобствовать и проклинать, занеже царь и великий дух его снискал, и землю он прославит, где родися и где будет погребен”. И с етими словами шаман сорва со своего ожерелия златицу, кладя младенцу в пелены, рече: “Пусть сие злато умастит тебе дорогу, какую уготовал тебе сам великий дух”. Родителие же детища сия восторженность шаманова привела в великое смущение и боязнь. Рече Мина шаману: “Мы люди грешныя и не имеем никаких добродетелей и живем в бедности, к чему ты возвещаеши странная нашему детищу”. И не повериша шаману».

Никита рано потерял мать и много претерпел от злой мачехи. Научившись грамоте, мальчик тайно ушёл из дому в Макарьев Желтоводский монастырь, где продолжил своё обучение и со временем был принят на клирос как «умеющий грамоте и обладающий звучным гласом». В это время произошла одна встреча, оставившая заметный след в его жизни.

«И некогда случися Никите идти в другий монастырь с двумя клириками и случися на пути обнощевати у некоего татарина, ремеством колдуна, подобнаго преждеописанному шаману, такожде и сему умевшему предсказывать будущее, волхвуя скверною своею бесовскою книгою и палицею. Татарин предсказал Никите быть государем великим, но Никита,