Ивановиче, ирмосы и обиход, и прочая. Я по нем сам пел у Казанския многажды. Оттоле и доднесь пою единогласно и на речь, яко праведно так. По писанию, как говорю речь, так ея и пою. А знамени на которой речи прилучится много и неизворотно все выпеть: и ево отложить небранно, токмо речи не отлагай. И в старыя времена иныя фиты все выпевают, а иныя и отлагают, да то нет ничево: речь бы была чиста, и права, и непорочна. А знамя иной знаменное поет, а иной тот же стих путем поет (то есть путевым распевом. — ?. К.), а иныя тот же стих строками поют; а кто не умеет всему, и он говором говорил. Да, однако, слава Богу; токмо бы не сумесицею Бога молить надобе; и вправду последовати словесем и уму нашему подобает. А где не единогласно пение и не наречно: там какое последование слову разумно бывает? Последнее напредь поют, а преднее назади. Лесть сию молитву я вменяю пред Богом. Того ради так говорят, чтобы нам из церкви скорее вытти. Меня и самово за то бивали и гоняли безумнии: долго-де поешь единогласно! Нам-де дома недосуг! Я им говорю: пришел ты в церковь молится, отверзи от себя всяку печаль житейскую, ищи небесных!»
Итак, реформа «музыки» была проведена, впереди была реформа «ритуала». Нетрудно заметить, что в описанных выше двух «прелюдиях» никоновской реформы первую скрипку играл сам царь Алексей Михайлович, который до поры до времени предпочитал держаться в тени, выставляя на первый план Никона, активно поддерживавшего все царские начинания. Так же произойдёт впоследствии и с церковной реформой. Большинство боголюбцев, выступивших против этой реформы, до конца своей жизни будут считать главным её инициатором и виновником Никона…
* * *
Именно в это непростое для Русской Церкви время изгнанный Аввакум вновь появляется в Москве. 23 марта 1652 года по ходатайству Иоанна Неронова он был назначен протопопом в собор Входа Господня во Иерусалим в Юрьевец-Повольский [18], в окрестностях которого когда-то начинал своё церковное служение сам Неронов. При этом с Аввакума «печатных пошлин по патриархову имянному приказу имать не велено». В тот же день ярославский священник церкви Иоанна Предтечи Даниил был назначен протопопом в Кострому в соборную церковь Богородицы Феодоровской. Видимо, тогда и началось знакомство двух протопопов, ревностно вставших на защиту древлего благочестия и впоследствии жестоко пострадавших от реформаторов.
Как видим, и среди провинциального духовенства число боголюбцев, сторонников духовного возрождения и единогласия, постепенно росло. Кроме Аввакума и Даниила, к боголюбческому движению примкнули в Романове-Борисоглебске священник Лазарь (будущий соузник Аввакума по пустозёрскому заточению), в Муроме — протопоп Логин, в Ярославле — протопоп Ермил, в Темникове — протопоп Даниил, в Нижнем Новгороде — протопопы Гавриил и Конон. Появились сторонники боголюбцев и в больших монастырях: в Троицком — архимандрит Андриан, в Суздальском — архимандрит Иосиф, в Печерском — архимандрит Тихон. В Москве в Тверском монастыре единогласие и проповедь ввёл архимандрит Феоктист, в Вязниковском монастыре сторонницей единогласия и наречного пения выступала игуменья Марфа.
Юрьевец-Повольский, куда получил назначение Аввакум, был расположен на перекрёстке торговых путей, что привело к широкому развитию здесь торговли. К середине XVII века в городе с населением в 405 дворов было 57 торговых лавок, 8 амбаров и 21 базарное место, а также 14 церквей, 10 колоколен, 4 мужских и 2 женских монастыря на обоих берегах Волги. Место это было связано с именем святого блаженного Симона Юрьевецкого, юродивого и чудотворца. Блаженный Симон, ещё в юности взявший на себя подвиг юродства, скончался в 1584 году после побоев, нанесённых ему слугами местного воеводы. Тело его было погребено на территории Богоявленского монастыря. В 1619 году над могилой блаженного была построена церковь во имя Пресвятой Богородицы Одигитрии. В 1635 году игумен Богоявленского монастыря Дионисий доносил патриарху Иоасафу о многочисленных исцелениях у мощей блаженного Симона. Тогда патриарх благословил написать икону блаженного и совершать ему службу по Общей Минее. В Юрьевец-Повольский во множестве приезжали паломники поклониться могиле блаженного Симона [19]. Однако духовные отцы города неоднократно жаловались Собору, что «ватаги скоморохов скитаются по деревням, опивают и объедают земледельцев, даже грабят путешественников на дорогах… Дети боярские в корчмах играют зернью, разоряются… следуя латинскому обряду, бреют бороду, подстригают усы, носят одежду иноземную, сквернословят».
В Юрьевец-Повольский новый соборный протопоп прибыл, вдохновлённый идеями ревнителей благочестия об исправлении церковных нравов, о введении единогласия и наречного пения. «И по государеву указу, — вспоминал Аввакум недолгий период своего соборного протопопства в Юрьевце, — велели духовныя патриарховы дела ведать, живучи в церкви. Аз же внимах о исправлении людском; людие же одержими пиянством зело и исполнени блудных дел и убийства. Аз же, окаянный, учих словом Божиим, а не покаряюшихся истинне и от блудных дел престати не хотящих воспящая смирением на дворе патриархове».
В обязанности протопопов, кроме совершения богослужения и исполнения треб в соборной церкви, входило наблюдение за духовенством небольшого церковного округа с несколькими десятками приходов, то есть фактически протопоп обладал епископско-административными функциями, только без епископских доходов, влияния и прав. «Население их почитало не меньше, чем самих епископов… Но материальное положение этих протопопов хотя и было лучше положения простых деревенских батюшек, но значительно хуже по сравнению с финансовой обеспеченностью епископов. И при этом они так же, как и простые священники, целиком зависели от епархиального управления, в котором сами они не принимали никакого участия. Аппарат этого епископского епархиального управления фактически находился в руках профессиональных бюрократов из мирян, так называемых “патриарших и архиерейских дворян и детей боярских”. Эти чиновники нередко вымогали последние крохи у приходского духовенства, брали со священников значительно больше, чем законные десять процентов приходского дохода, и постоянно требовали добавочные сборы за требы, особенно за свадьбы, крестины и похороны. В церковных актах XVI и XVII столетий можно неоднократно встретить указания, что архиерейские сборщики “на попов и церковных причетников дань накладывают и венечные пошлины и всякие окладные и неокладные доходы собирали с прибывкой… и церковному чину чинились убытки лишние…”»
Ко времени назначения Аввакума юрьевецким протопопом в городе было, как уже говорилось, 14 церквей, в Юрьевецкой десятине — 71 церковь, из которых 14 были «двойными», то есть были наделены правом платить дань не местному десятильнику, а непосредственно «на Москве», в Патриаршем Казённом приказе. Характерно, что Аввакум начал собирать деньги в патриаршую казну, руководствуясь велениями своей совести. Обычно доходы Патриаршего Казённого приказа складывались из так называемых окладных и неокладных сборов. Окладные сборы были строго регламентированы. Что касается неокладных сборов, то они представляли широкие возможности для всякого рода финансовых злоупотреблений. Неоднократно выявлялись случаи сокрытия взимаемых денег с брачующихся отроков, с двоежёнцев и троежёнцев, «почеревых» (рождение детей вне брака), с разборов по духовным и денежным искам. Сохранилась уникальная запись о сборе протопопом Аввакумом «лишних», то есть неокладных денег. Уникальная, потому что обычно никто из сборщиков «лишних» денег в патриаршую казну не сдавал.
«(Марта в 4 день). Того ж дни по книгам Юрьевецкие десятины Поволсково збору Вход Иеросалимсково протопопа Аввакума неокладных денежных доходов апреля с 1 числа да августа по 26 число прошлого 160 году с тритцати с четырех отроков, с тритцати с семи двоеженцов, с четырех троеженцов, со штинатцати похоронных, с четырех почеревых пошлин десять рублев тринатцать алтын две денги, да пенных денег семнадцать рублев семнатцать алтын, да с судных дел пошлин и пересуду и праваго десятка пять рублев десять алтын. Всего тритцать три рубли семь алтын, да лишних денег, что он, протопоп Аввакум, собрал с тех же венечных знамен сверх указных пошлин девять рублев дватцать два алтына три денги. Обоево сорок два рубли дватцать девять алтын три денги. Платил денги Вход Иеросалимской протопоп Аввакум».
Однако не прошло и двух месяцев, как Аввакум своею обличительной проповедью, требовательностью к пастве и настойчивым проведением единогласного пения восстановил против себя и посадских людей, и юрьевецкое духовенство. Последнее, видимо, было особенно недовольно тем, что «лишние» деньги, которые обычно шли в карман местным священникам, теперь отправлялись в Москву. В мае 1652 года произошло следующее: «Дьявол научил попов, и мужиков, и баб, — пришли к патриархову приказу, где я дела духовныя делал, и, вытаща меня из приказа собранием, — человек с тысящу и с полторы их было, — среди улицы били батожьем и топтали; и бабы были с рычагами. Грех ради моих, замертва убили и бросили под избной угол. Воевода [20] с пушкарями прибежали и, ухватя меня, на лошеди умчали в мое дворишко; и пушкарей воевода около двора поставил. Людие же ко двору приступают, и по граду молва велика. Наипаче ж попы и бабы, которых унимал от блудни, вопят: “убить вора, блядина сына, да и тело собакам в ров кинем!”»
На третий день, ночью, тайно, оставив в Юрьевце-Повольском жену, детей и всех домочадцев («человек с дватцать»), Аввакум снова бежит в Москву. В Юрьевец-Повольский он больше не вернётся. На пути Аввакум остановился в Костроме, где надеялся встретиться со своим другом и единомышленником протопопом Даниилом, который вместе с костромским священником Павлом и настоятелем Благовещенского монастыря игуменом Герасимом вёл проповедь христианского благочестия среди костромичей, обличая их пьянство и безнравственность. Однако оказалось, что и Даниил был изгнан своими прихожанами незадолго до того и тоже был вынужден бежать в Москву. В 1652 году во время Масленицы и Великого поста по настоянию протопопа Даниила в Костроме были закрыты все кабаки, что вызвало сильное недовольство протопопом у значительной части горожан и жителей окрестных селений. Властные действия Даниила вызвали к нему неприязнь и со стороны главы местной администрации, воеводы Ю.М. Аксакова. Давно вызревавшее недовольство суровым настоятелем собора в конце концов привело к открытому бунту, разразившемуся в конце мая 1652 года.
По распоряжению Даниила время от времени под замок в палату под собором сажали «в смиренье» нарушителей общественного порядка (в основном пьяных). Накануне 28 мая Даниил посадил в палату под собором троих очередных нарушителей, бывших, по-видимому, жителями села Селища. Этот случай оказался последней каплей, переполнившей чашу терпения противников протопопа. 28 мая 1652 года в кремль пришла большая толпа крестьян из Селища и других окрестных селений, во главе которой стоял настоятель Александро-Антониновской церкви отец Иван. Нужно отметить, что в ходе начатого затем следствия ряд свидетелей называли отца Ивана «бражником», на основании чего историки полагают, что селищенский священник имел личные счёты к протопопу Даниилу, так как тот наверняка и его обличал в склонности к
