требовал, чтобы служба велась не больше, чем двумя голосами, например священником и хором, и сурово требовал от духовенства более нравственной жизни. Он особенно строго осуждал духовенство за пристрастие к крепким напиткам. Помимо этого он требует от священников, чтобы они больше обращали внимания на нравственность прихожан и боролись с их распущенным поведением. Несколько вне этой церковной и нравственной программы стоит совет епископа священникам следить за справедливым распределением налогов, но и это замечание вполне гармонирует с социальными мотивами проповеди и дела Неронова.
Значительно более резко по тону, чем челобитные нижегородцев и Агафоника, было послание неизвестного клирика к тому же патриарху Иоасафу, которому уже писали Неронов и его друзья. В своей челобитной этот клирик решительно требует от патриарха скорейшего прекращения практики многогласия. Он заявляет, что многие представители церкви являются духовенством только по одежде и что на самом деле они не учителя паствы, а “волки” церковные. Он пишет, что эти духовные лица могут почитаться за священников только потому, что они были рукоположены в духовный сан, а на самом деле они просто мучители христиан. По его наблюдениям, во время богослужения священники думают главным образом о том, как бы поскорее окончить службу, и в результате их “небрежения” и спешки посещение церкви ничего не дает прихожанам. Этот аноним не довольствуется критикой приходского духовенства, но так же резко выступает против монахов и епископов. Он говорит, что руководители монастырей забыли заповеди Христовы и настоятели обителей нередко просто грабят Христовы святыни. Вспоминая деятельность великих вождей русской церкви XIV и XV веков, митрополитов Алексея и Иону, он ставит их в пример нынешним епископам и обвиняет епископат в полной неподготовленности к своей роли. По его мнению, епископы более, чем кто?либо иной, виноваты в падении нравов церкви и общества[45].
В выступлениях против непорядков церкви и нравственного упадка духовенства постоянно сказываются антииерархические, противоепископские настроения низшего духовенства. Правда, эти обвинители епископата всегда говорят на конкретные темы и никогда не сомневаются в канонической необходимости епископов как носителей церковной преемственности. Редко встречаются обвинения епископов в личной недостойной жизни, Но в этой критике все сильнее звучат голоса, обвиняющие иерархов в ответственности за церковный упадок, указывая, что все члены церкви имеют право и даже обязаны следить за положением церкви на Руси.
Особенно резкое выступление против недостойного епископа произошло за несколько лет до послания нижегородцев патриарху в Новгороде. Там в 1833 году местный митрополит Киприян был обвинен в злоупотреблении властью, растрате церковных денег, безнравственной жизни, оскорблениях духовенства и поощрении преступлений его ближайших сотрудников. Жалоба была составлена представителями клира его епархии и по своей остроте была одним из самых резких антииерархических выступлений низшего духовенства накануне раскола[46].
Призыв Неронова к моральному оздоровлению также встретил немало откликов. Например, в Ржеве Пустой, у Пскова, местные священники в 1637 году потребовали от правительства закрытия местного питейного заведения, которое, по их мнению, являлось очагом безнравственности и преступлений и вело к разорению населения[47]. В Вологде сам епископ Варлаам в 1639 году принимает меры против пьянства среди подчиненного ему клира[48]. Там же на Севере в 1641 году группа крестьян дает торжественное обещание “молиться со слезами”, не ругаться и жить в соответствии с канонами церкви[49]. В районе Ярославля последователь и друг Неронова, священник Григорий Иванов и три его брата также проводят в своей общине программу христианского оздоровления прихода и мира[50].
Сведения о реформационном движении внутри церкви и церковного общества за 1630–е годы слишком отрывочны, чтобы можно было составить вполне ясную картину его распространения. Видимо, это движение литургического и нравственного возрождения охватило преимущественно северную и верхневолжскую часть России, которая позже, после раскола, стала главной территорией развития старообрядчества, и, отчасти, Москву. В столице это движение возглавлялось группой тогдашних ведущих представителей культурного общества, которые были связаны с печатным делом.
Примечания
[38] См., например, его выступление против скоморохов: Материалы для истории раскола… Т. I. С. 260, 265.
[39] Там же.
[40] Челобитная нижегородских попов в лето 7144, изд. Н. В. Рождественским // ЧОИДР. 1902. Т. II. С. 1—34.
[41] Текст памяти патриарха Иоасафа от 1636 года см.: Соловьев С. М. Т. V (IX). С. 322 (“Служба Божия свершается очень скоро, говорят голосов в пять и шесть и больше со всяким небрежением”). Некоторые выражения памяти патриарха очень близки к тексту челобитной нижегородских попов.
[42] РИБ. Т. 2. С. 539.
[43] Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1900—1904. Т. II. Ч. I. С. 523; Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. Париж, 1959. Т. I. С. 380.
[44] Точная дата выступления Агафоника неизвестна, но, судя по пастырскому посланию епископа Серапиона, видимо, явившемуся ответом на обращение Агафоника, оно, видимо, имело место в 1641 или 1642 годах. Серапион был епископом суздальским с 1634 по 1653 год. См.: Богословский вестник. 1908. Т. 1. С. 305—306; Преображенский А. В. Вопрос о единогласном пении в Русской церкви XVII века. СПб., 1904. С. 53—63 (ПДПИ. Т. CLV).
[45] Богословский вестник. 1908. Т. 1. С. 312—313.
[46] Зерцалов А. И. О «неправдах и непригожих речах» новгородского митрополита Киприана (1627—1633) // ЧОИДР. 1896. Т. I. С. 7—9.
[47] PascalP. Op. cit. P. 60.
[48] ААЭ. Т. III. С. 428.
[49] Щапов А. П. Соч. Т. I. С. 76.
[50] Материалы для истории раскола… Т. I. С. 305—307 прим.
8. Печатное дело
В Московской Руси книгопечатание началось значительно позже, чем на Западе Европы, и даже почти что на полстолетие позже, чем в русских областях Польши и Литвы, на которых не отразились ни татарское иго, ни польская культурная блокада, которой подверглись восточнорусские области. Первые русские печатные книги, вышедшие из типографии неизвестного печатника, были изданы в Москве около 1550 года. С 1553 года началась работа печатных мастеров Ивана Федорова и Петра Мстиславца, которая, однако, прервалась на несколько лет[51]. Хотя в 1558 году издание книг снова было восстановлено, тем не менее за весь XVI век в Москве было напечатано всего лишь 16 разных изданий книг, причем все они были богослужебные. В начале следующего века благодаря событиям Cмуты книгопечатание почти совсем приостановилось, и за два первых десятилетия XVIIстолетия, с 1601 по 1620 год, вышли только 23 издания тоже исключительно богослужебных книг. После возвращения патриарха Филарета из польского плена издательская деятельность, взятая теперь правительством в свои руки и преимущественно проводившаяся Печатным двором, оживляется. В последующее десятилетие (1621—1630) в Москве выходят уже 45 разных богослужебных и богословских книг, то есть почти в два раза больше, чем за годы 1601—1620.
Два последних года патриаршества Филарета (1631—1632) и восемь лет руководства церковью его преемником патриархом Иоасафом I, которые совпали с началом реформационного движения Неронова, стали десятилетием расцвета печатного дела в Москве. За эти десять лет число изданных книг увеличивается в полтора раза по сравнению с соответствующим предыдущим периодом, причем среди этих книг, а их было издано 71 за эти десять лет, впервые выходят из печати произведения русского литургического творчества — службы русским святым[52]. Из этих сухих статистических данных видно, что не только провинциальные священники во главе с Иваном Нероновым, но и сам патриарх и его сотрудники по Печатному двору прилагали серьезные усилия, чтобы поднять культурное состояние церкви и улучшить ее богослужение.
Так как два наиболее важных сотрудника Печатного двора — священник Иван Наседка и монах Арсений Глухой — были так же, как и Неронов, учениками и друзьями в то время уже покойного архимандрита Дионисия, то можно предполагать, что их работа была проявлением тех же настроений, которые охватывали самого Неронова. Вполне вероятно, что действия справщиков и администраторов Печатного двора и их провинциальных друзей, проводивших проповедь духовного возрождения, была согласована и организационно. С 1640 года отец Иван Наседка становится постоянным справщиком, в то время как Арсений, видимо, ввиду его очень преклонного возраста, уходит от работы Печатного двора. Сотрудниками и помощниками Наседки в 1640–х годах были протопоп Михаил Рогов, Шестак Мартемьянов, Захарий Афанасьев и инок Савватий[53]. По крайней мере о двух из них — отце Михаиле Рогове и Ш. Мартемьянове, а также и о самом Наседке определенно известно что они твердо стояли за введение единогласия и поддерживали реформационные планы Неронова[54]. Таким образом, сторонникам реформ и возрождения церкви уже с 1630–х и особенно с 1640–х годов удалось проникнуть в самое стратегически ответственное место, из которого они смогли поддерживать дело Неронова если не проповедью, то распространением печатного церковного слова, так необходимого для борьбы за нравственное и литургическое возрождение.
Деятельность этой преданной церковному делу и настойчивой группы совершенно опровергает распространенное в исторической литературе мнение об обскурантизме и пассивности той части русского духовенства, которая направляла русское православие в десятилетие, предшествовавшее патриаршеству Никона. Печатание книг, уже достигнувшее значительных успехов в 1630–х годах, теперь превосходит результат не только первой, но и второй половины XVII века. Следующие цифры лучше всего иллюстрируют развитие русского книгопечатания за все столетие:
1601—1620… 23 издания книг
1621—1630… 45
1631—1640… 71
1641—1650… 74
1651—1660… 62
1661—1670… 45
1671—1680… 33
1681—1690… 63
1691—1700… 69 [55]
Эта небольшая таблица показывает, что русское книгопечатание достигло максимума своего развития по числу изданий в 1631—1650 годах, то есть как раз в годы движения реформаторов, собравшихся вокруг Неронова. Затем оно резко сокращается во время патриаршества Никона и во время руководства церковью сторонниками его богослужебных и обрядовых новшеств. При этом необходимо иметь в виду, что большинство книг, изданных после 1654 года — начала никоновских новшеств, не пополняли книжные запасы русских церквей и школ, но главным образом заменяли прежние издания, объявленные теперь неправильными, которые уничтожались по распоряжению Никона и властей. Таким образом, насыщенность церквей книгами, достигнув значительной высоты в годы движения “реформаторов–возрожденцев”, заметно падает после того, как Никон начал вводить свои перемены в обрядах и книгах.
В списке книг, изданных Наседкой и его сотрудниками, обращают на себя внимание как новые редакции изданий богослужебных книг, так и новые, до сих пор не известные русскому читателю или бывшие ему доступными только в рукописной форме. В свою очередь, новые издания церковных книг показывают, что справщики и руководство Печатного двора вовсе не боялись ни редакторских изменений и исправлений текстов, ни отдельных нововведений, поскольку они не касались духа русской церковной традиции или сущности текстов и обряда. Так, например, в изданиях требников 1638 года, в обрядах крещения и бракосочетания, было изменено число возгласов и молитв; были введены изменения в обрядах освящения воды и миропомазания; напечатаны новые службы Нового года; созданы новые службы перекрещивания выходцев из Западной Руси и сделаны многочисленные текстологические и обрядовые изменения[56]. Кроме
