Ф. Очерки… Т. II. С. 151.
[53] Аввакум. Сочинения… С. 15.
[54] Письмо Неронова к о. С. Вонифатьеву от 13 июля 1652 г. см.: Материалы для истории раскола… Т. I. С. 99, 100; Аввакум. Сочинения… С. 15 (у последнего несколько другая версия:»Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати»).
[55] Содержание этого первого протеста против никоновских новшеств, написанного в последних числах февраля 1653 года, известно по позднейшему письму Аввакума к о. Ивану Неронову от 14 сентября того же года. См.: Материалы для истории раскола… Т. I. С. 23. Ср.: Аввакум. Сочинения… С. 15.
[56] См. роспись спора протопопа Ив. Неронова с патриархом Никоном: Материалы для истории раскола… Т. I. С. 47—49.
[57] Там же. С. 48, 50.
[58] Там же. С. 42.
[59] Там же. С. 43 и сл.
[60] Там же. С. 47—49.
[61] Там же. С. 50; Аввакум. Сочинения… С. 16.
[62] Там же. С. 23 (письмо Аввакума прот. И. Неронову от 14 сентября 1653 года).
[63] Там же. С. 21, 31; Aввакум. Соч. С. 17, 247.
[64] Аввакум. Сочинения… С. 17, 247.
[65] Там же.
[66] Материалы для истории раскола… Т. I. С. 31—32.
[67] Аввакум. Сочинения… С. 16.
[68] Материалы для истории раскола… Т. I. С. 31—32.
[69] Там же. Т. III. С. 81.
[70] Там же. Т. I. С. 155.
[71] Там же. С. 32.
[72] Там же. С. 32—33.
21. Правка книг
Наученный неудачным опытом проведения своих новшеств в порядке личных распоряжений и несомненно встревоженный сопротивлением боголюбцев, Никон после расправы с Нероновым и его друзьями действует гораздо осторожнее. В течение следующих трех лет он тщательно подготовляет задуманную им унификацию русского устава с новогреческим, и только поместный русский собор 25—31 марта 1655 года под давлением патриарха постановляет принять предложенные ему изменения устава и церковных обычаев. Сразу же после ссылки и разгрома боголюбцев Никон сосредоточивает свое внимание на создании аппарата, способного подготовить его нововведения и издать новые богослужебные книги. В самом начале 1654 года Печатный двор переходит под полный контроль патриарха, и в нем теперь безраздельно и неограниченно господствуют грек Арсений, чудовский старец Евфимий, старец Матвей, завзятый враг боголюбцев, сыгравший важную роль при ссылке Неронова протопоп Адриан, не бывший в штате двора, но игравший ведущую роль в “исправлении книг” Славинецкий и несколько более мелких агентов Никона. Начатое в 1652 году собирание древних книг и документов продолжается. В 1653 году к этому собранию присоединяются более пятисот книг, привезенных Арсением Сухановым с Востока, около двухсот старых уставов и служебников присылают восточные патриархи, афонский монастырь, со своей стороны, посылает пятьдесят старинных богослужебных книг. Немало ценных материалов было послано другими иерархами и монастырями[73].
Следующим важным шагом Никона было признание русской церковью необходимости пересмотра русских печатных книг по старым церковнославянским и греческим материалам. В конце марта или в начале апреля 1654 года, точная дата не указана в документах, он созывает поместный русский собор. Открывая собор, патриарх сказал, что при учреждении московского патриархата русская церковь обязалась следовать заповедям Христа, соблюдать постановления вселенских соборов и быть согласной в догматах и уставах с греческой церковью[74]. Затем были прочитаны деяния Константинопольского собора 1593 года, санкционировавшего учреждение московского патриархата. После этого Никон отметил разночтения между новогреческим и русским, — основанном, как мы это теперь знаем, на древнегреческом — уставами и запросил, угодно ли собору исправить печатные богослужебные книги “по старым харатейным и греческим” книгам. Собор согласился с доводами патриарха, и только епископ Павел Коломенский заявил, что не согласен на исправление некоторых мест русских книг. Соборное постановление было запротоколировано и подписано двадцатью девятью из тридцати пяти участников собора, причем епископ Павел сделал под своей подписью оговорку, фактически аннулировавшую его согласие. Таким образом, семь, как раз одна пятая всех участников собора, отказались санкционировать предложение патриарха[75]. Один из этих семи, Вонифатьев, уцелел, о судьбе других пяти не сохранилось известий, а епископ Павел сейчас же после собора был арестован, избит клевретами Никона, сослан на север, в Новгородскую область, и там по–видимому или задушен, или заморен голодом[76].
Хотя решения этого собора и говорили только о сравнительном изучении русского устава по старым спискам и исправлении в случае расхождения с этими старыми списками, Никон отдал распоряжение Печатному двору немедленно приступить к исправлению русских богослужебных книг по новым греческим изданиям. 1 апреля 1654 года начинает печататься новое издание Служебника, а 25 апреля сдается в печать совершенно новая книга Скрижаль, или свод церковных законов, причем эта книга печатается на основе венецианского издания греческого текста, напечатанного в 1574 году, экземпляр которого был послан Никону патриархом Паисием[77].
Дальнейшим мероприятием Никона была посылка запроса к патриарху Константинопольскому о разногласиях между русским и греческим уставами, причем в этом запросе Никон выставлял своих противников врагами греческой церкви и мятежниками. Запрос повез грек Мануил. Он выехал из Москвы в мае 1654 года и, получив ответ патриарха, одобренный местным константинопольским собором, вернулся в Москву в начале 1655 года[78]. Как обычно, не дожидаясь ответа, Никон продолжал переделывать русский устав. Заметив, что в восьмом члене символа веры греческое слово кириос (kyrios) переводилось русскими как “Господь истинный”, Никон, опираясь только на мнение Славинецкого и Арсения Грека, не запрашивая в этом важном вопросе даже мнения собора русских иерархов, приказывает переделать перевод на “Господь” и ввести это новое чтение в печатавшиеся книги[79].
В марте 1655 года он уже публично выступает против старинного русского перстосложения. В Неделю православия он приглашает сослужить ему во время торжественного богослужения пребывавших в Москве патриархов Антиохийского Макария и Сербского Гавриила и во время проповеди делает резкий выпад против русского перстосложения. Затем он попросил патриарха Макария высказаться по этому вопросу. Макарий подтвердил через переводчиков, что на греческом Востоке крестятся тремя перстами и что русским перстосложением там не пользуются. Во время этой же службы произошла безобразная сцена, когда Никон приказал принести ему иконы, написанные на новый “западный” лад и отобранные им у бояр. Он начал разбивать эти иконы о каменный пол церкви и приказал жечь обломки. Вслед за этим греческие владыки возгласили анафему тем, кто такие иконы покупал и держал на дому. На этот раз присутствовавший при этой сцене царь Алексей Михайлович не выдержал и попросил Никона не сжигать, а хотя бы закапывать эти иконы. Видимо, и Никону стало стыдно за свое безобразное поведение, и он уступил царю[80].
Через три недели, на пятой неделе поста, 25—31 марта Никон созывает русский собор с участием все тех же патриархов–гостей. К этому времени Славинецкий и другие приспешники Никона успели приготовить целую программу изменений устава и подготовить новый текст Служебника. Необходимо отметить, что в этих подготовительных работах кроме Никона не участвовал ни один епископ. Собор, помня страшный пример расправы с Павлом Коломенским и видя твердую поддержку Никона царем и двумя патриархами–гостями, принял все поправки, но, как пишет Павел Алеппский, все же немало членов собора заявляло, что не примут новые книги и обряды, а будут держаться старых: “Мы их приняли издревле”. Да и что могли рассмотреть в несколько часов собраний собора его русские участники. Во время этого собора, по словам Павла Алеппского, патриарх Никон подчеркнуто заявил: “Я русский и сын русского, но моя вера и убеждения греческие”. Что знал он о греческих убеждениях и греческой богословской науке! Через два месяца после собора 1655 года грек Мануил возвратился из Константинополя с ответом патриарха Константинопольского, подписанным помимо патриарха Паисия (не смешивать с уже упомянутым Паисием Иерусалимским) еще двадцатью четырьмя митрополитами и четырьмя епископами. Патриарх и собор дали очень осторожный и умный ответ, видимо, уже зная о неудержимой страсти Никона переделывать весь русский обряд. Патриарх отвечал, что, конечно, все догматы и главные черты обряда русской и всех поместных церквей должны соответствовать решениям вселенских соборов и все православные христиане должны быть едины в исповедании веры. Он указывал на книгу “Исповедание веры”, составленную в Киеве и исправленную Константинопольским собором, как на верное руководство в вопросах догмы и устава. Отвечая на вопрос Никона, как надо креститься, патриарх тактично отвечал, что на Востоке все имеют обычай креститься тремя перстами, считая их за символ св. Троицы. Но он решительно умолял Никона прекратить начавшуюся в русской церкви смуту и добавлял, что каждая поместная церковь имеет свои особенности в обряде и различные традиции. “Не следует думать, будто наша православная вера извращается, если кто?нибудь имеет чинопочитание несколько отличное в деталях, не являющимися ни существенными различиями, ни членами веры. Лишь бы соглашаться в важных и главных вопросах со вселенской церковью”[81].
Антиохийский патриарх Макарий тоже боялся, что увлекающийся и не переносящий возражений характер Никона может привести к серьезным осложнениям в церкви, и говорил своему сыну, дьякону Павлу Алеппскому, бывшему вместе с ним в Москве: “Бог да даст ему чувство меры”[82]. К сожалению, Макарий приехал в Россию не для того, чтобы мирить Никона с консервативной оппозицией, а с целью получения финансовой поддержки от русского правительства. Зная, что денежная помощь русского правительства восточной церкви зависит от Никона, он старался во всем ему угодить и ни в чем не перечить.
В результате денежной зависимости от Никона приехавшие “за милостынью” восточные патриархи шли на все, лишь бы угодить своему щедрому другу, и в начале 1656 года приняли участие в очень недостойных демонстрациях против русского обряда и его сторонников, в частности Неронова. Во время богослужения на Неделе православия следующего года, 24 февраля 1656 года, все три патриарха Никон, Макарий и Гавриил снова вместе служили в Успенском соборе. Когда дьякон возгласил анафему всем противникам православия, то по настойчивым настояниям Никона патриарх Макарий вышел перед царем и народом и, показав греческое перстосложение, сказал, что так подобает креститься всем православным христианам, а кто так не делает, “тот проклят”. Вслед за Макарием проклятие повторили патриарх Гавриил и никейский митрополит Григорий[83]. Новый собор, собравшийся 23 апреля, снова при участии трех патриархов узаконил трехперстное знамение и еще раз отлучил от церкви всех отказывающихся креститься по–гречески[84].
Но Никону не хватало этих анафем, и через несколько недель после собора он предложил митрополиту Макарию снова принять участие в церемонии отлучения. 18 марта после службы, которую он, как рассказывает его сын Павел, совершал вместе с Никоном, “патриарх антиохийский сказал проповедь о протопопе [Неронове], сравнил его с александрийским протопопом Арием, так как и Неронов был протопопом. Затем патриарх отлучил московского протопопа от церкви со всеми его последователями, и хор с духовенством трижды пропели анафему. После литургии мы пошли на обед
