Хосе де Сан-Мартина. В 1816 г. была провозглашена независимость Соединенных провинций Ла-Платы (так называлась тогда Аргентина). Вскоре после этого армия Сан-Мартина перешла Андские горы и вступила в Чили, где разгромила испанские войска в сражениях прп Чакабуко и Майпу. При поддержке аргентинцев чилийцы в 1818 г. завоевали независимость, провозгласив верховным правителем страны генерала Бернардо О’Хиггинса. Затем армия
Более кровопролитный и затяжной характер носила война за независимость на севере Южной Америки. В 1811 г. испанцам удалось задушить провозглашенную ранее Венесуэльскую республику. Франсиско де Миранда, вождь венесуэльских патриотов, попал в руки колонизаторов, которые отослали его в Испанию, где он несколько лет спустя умер в заточении.
Руководство патриотами взял в свои руки Симон Б.оливар, сын богатого креола, последователь Руссо и Вольтера. В 1812 г. Боливар перешел с отрядом бойцов из соседней Новой Гранады (современная Колумбия) Анды и вновь освободил свою родину. Но год спустя испанцам удалось нанести поражение патриотам. В Венесуэлу был послан из Испании карательный корпус в 12 тыс. солдат под командованием маршала Морильо, который оккупировал эту страну, а также Новую Гранаду.
В 1816 г. война против колонизаторов вспыхнула в Венесуэле с новой силой. Патриотам удалось укрепиться в устье р. Ориноко, в г. Ангостуре. Отсюда Боливар с небольшим отрядом добровольцев в 1819 г. предпринял новую освободительную экспедицию через Анды. Преодолев огромные трудности горного похода, Боливар достиг Новой Гранады, где нанес поражение испанцам и занял столицу Боготу. Из Новой Гранады войска патриотов вновь вернулись в Венесуэлу и после ряда кровопролитных сражений изгнали испанцев из этой страны.
Затем армия патриотов освободила Эквадор, а в 1825 г..— Перу. Область Горного Перу была перепменована в честь Боливара в республику Боливию. В январе 1826 г. сдался последний гарнизон испанцев в порту Кальяо. В войпе за независимость принимали участие все народы Испанской Америки, венесуэльцы и цовогранадцы, аргентинцы и уругвайцы, чилийцы и перуанцы, а также многочисленные волонтеры из европейских стран. Победа была достигнута в результате усилий и самопожертвования многоликой семьи народов континента и европейских волонтеров.
Как же относились к освободительной войне колоний католическая церковь и папский престол?
Точку зрения церковников и их последователей по атому вопросу можно резюмировать следующим образом: католическое духовенство не только принимало участие в освободительном движении испанских колоний, но и было его «движущей силой»; папский престол придерживался в период войны за независимость благожелательного для патриотов нейтралитета; ведущие деятели войны за независимость были правоверными католиками, защитниками церкви и духовенства25.
Таким образом, получается, что освободительная борьба испанских колоний Америки вдохновлялась и проходила при поддержке католического духовенства и папского престола. Аргентинский прелат Пиаджио утверждает: «Духовенство дало нам родину, своими слезами и своим потом оно поливало древо нашей свободы: титаническим усилием оно порвало цепи, приковывавшие нас в политической и граждапской областях к позорному прошлому. Духовенство было апокалипсическим ангелом, сеявшим семя революции по всей земле вице-королевства (Ла-Платы.— И. Г.), оно своим словом и примером увлекало массы в ряды сторонников незавпсимости» 26.
Таких велеречивых, по совершенно не соответствующих исторической правде утверждений, можно было бы привести много.
Многие светские историки придерживаются другой точки зрения. Так, например, американец Карл Шмитт в своем исследовании, основанном на архивных материалах, по нашему мнению справедливо и с полным основанием отмечает, что, несмотря на растущее беспокойство среди колониальных церковников по поводу их отношений с испанской короной, фактически все епископы и прочие церковные иерархи оказали поддержку Испании, когда ее власть оспаривалась патриотами. Церковная иерархия была связана с Испанией не только через личную преданность иерархов королю, на верность которому они присягали, но и тем обстоятельством, что по крайней Мере половина из них была родом пз Испании и принадлежала к семьям высшего, если не аристократического, класса. Многие рядовые священники, как правило, уроженцы колоний, открыто присоединились к движению независимости, в особенности в Мексике, где первыми вождями революционной войны часто были клирикп. Однако большинство рядового духовенства решило «переждать» конфликт и подчинялось любой военной и политической силе, которая контролировала их приходы или епархии в данный момент27.
Идальго и Морелос — жертвы инквизиции
В Мексике антииспанское восстание возглавили, как уже было сказано, Идальго и Морелос. Означало ли участие этих двух священников в освободительном движении переход духовенства на сторону патриотов?
Идальго, креол, настоятель сельского прихода в местечке Долорес, находился Нод влиянием идей французской революции. Вся деятельность Идальго, предшествовавшая восстанию, показывала, что он мало считался с церковными канонами. У Идальго было двое детей. Его приход называли «маленькой Францией». И неудивительно. Этот священник организовывал для своих прихожан театральные представления, причем в числе пьес ведущее место занимал «Тартюф» Мольера. Естественно, что за таким священником внимательно следила инквизиция. В начале XIX в. св. трибунал в Мехико завел два дела на Идальго по обвинению в ереси. Доказать обвинение инквизиторам не удалось. В 1808 г. к ним поступил донос на Идальго со стороны женщины по фамилии Эррера, которая по «приказу своего исповедника» сообщила о том, что Идальго отрицал божественный характер Христа и существование ада и чертей. Иквизиторы собирали обвинительный материал и готовились арестовать Идальго. Этому помешало восстание, поднятое Идальго в ночь на 16 сентября 1810 г. Патриоты вынуждены были выступить раньше намеченного срока, ибо были преданы священником, узнавшим на исповеди о готовящемся выступлении и сообщившим об этом властям.
Идальго поднял восстание под лозунгами: «Да здравствует независимость и вера, смерть плохому правительству!», «Да здравствует наша пресвятая богородица из Гуадалупе!», «Да здравствует Америка!», «Да здравствует Фердинанд VII!». В Новой Испании большим почетом пользовались две иконы: богородицы из Ремедиос и богородицы из Гуадалупе. Первую привезли с собой конкистадоры из Испании, и она считалась патронессой испанцев. Вторую сфабриковало духовенство в XVII в. с тем, чтобы привлечь на свою сторону индейцев. Богородица из Гуадалупе якобы явилась «чудесным образом» одному индейцу, представ перед ним в виде индеанки. Такой она и была изображена на иконе. В XVIII в. папа Бенедикт XIV провозгласил ее «патронессой мексиканцев». Обращаясь к ее покровительству, Идальго тем самым хотел придать освободительному движению характер священной войны против испанцев.
Комментируя программу Идальго, мексиканский консервативный историк первой половины XIX в. Лукас Аламан писал: «Да здравствует богородица из Гуадалупы и смерть гачупинам! 28 Чудовищный союз религии с убийствами и грабежами…»29. Аламан и его единомышленники предпочитали бы видеть в Идальго атеиста, нежели верующего. Вместе с тем Идальго весьма решительно действовал против служителей церкви, выступавших в поддержку испанцев. Начав восстание, он арестовал клириков в Долорес, которые отказались его поддержать.
Против восстания Идальго ополчилась церковная иерархия. Мануэль Абад-н-Кейпо, епископ Мичоакана и непосредственный начальник Идальго, 24 сентября опубликовал эдикт, обвинявший его и его сторонников в кощунстве и клятвопреступлении и отлучавший их от церкви. Епископ запретил верующим оказывать Идальго помощь под страхом отлучения30. В эдиктах от 30 сентября и 8 октября Абад-и-Кейпо обвинил Идальго в том, что он обещал возвратить индейцам землю, захваченную конкистадорами. Архиепископ Мексики Франсиско Хавьер де Лисана-и-Бо-мон подтвердил эти эдикты И октября и со своей стороны заявил, что Идальго — «посланец антихриста». Так как законность эдиктов Абад-и-Кейпо вызывала у некоторых сомнения, ибо их автор хотя и занимал пост епископа, но еще не был утвержден папой в этой должности и поэтому не имел формального права предавать отлучению, архиепископ Лисана-и-Бомон предал анафеме всех сомневающихся в законности действий Абад-и-Кейпо.
Инквизиторы тоже ополчились против Идальго. В эдикте инквизиции от 13 октября 1810 г. он обвинялся в мятежных стремлениях, хитрости, разврате, скупости, подлости, зависти, в склонности к убийствам, вражде, обману, коварству, сплетням. Инквизиторы объявляли его отвратительным клеветником бога, гордецом, наносящим оскорбления, зазнавшимся изобретателем зла, неподчиняющимся, презренным, нескромным, злым, без веры и сострадания.
Инквизиция отлучила Идальго от церкви и угрожала ему всеми карами, «установленными церковью против нарушителей общественного порядка, возбудителей гражданской войны и анархии в католическом обществе и против тех, кто общается с ненавистными отлученными, против клятвопреступников, повинных в святотатстве, еретиков, каким является данный преступник» 31.
Эдикты, осуждающие Идальго, издали епископ Пуэблы и другие церковные иерархи, а епископ Гуадалахары Хуан Крус Руис организовал вооруженный отряд из служителей церкви для борьбы с повстанцами32. Вице-король обратился к духовенству столицы с призывом «с амвона, из исповедальни и в беседах в обществе» выступать против Идальго и его сторонников. На этот призыв откликнулись монахи монастыря св. Фердинанда, духовенство в Пачуке и в других местах. В сентябре св. трибунал опубликовал новое решение, в котором назвал Идальго «безбожником», фанатиком французской свободы, раскольником, еретиком, иудействующим лютеранином, кальвинистом и «крайне подозреваемым в атеизме и материализме» 33.
На обвинения инквизиции Идальго ответил «Манифестом к нации». Он утверждал, что ни сам, ни восставшие не являются врагами религии, что они признают только «католическую, апостолическую римскую церковь», которую намереваются сохраппть «незыблемой и во всех ее частях».
«Будьте уверены, дорогие мои сограждане, — писал Идальго, — что если бы я не стал бороться за освобождение нашего королевства от великих зол, его угнетающих, и еще больших, угрожавших ему, и которые вот-вот обрушились бы на него, то меня никогда не провозгласили бы еретиком. Все мои преступления происходят от моего стремления обеспечить вам счастье. Если бы оно не толкнуло меня взяться за оружие, я жил бы спокойной, мирной и довольной жизнью и прослыл бы подлинным католиком, коим я и есть и чем горжусь на самом деле, и никогда не нашлось бы такого, который унизил бы меня позорным обвинением в ереси».
Далее Идальго призывал: «Откройте глаза, американцы, не позволяйте вашим врагам соблазнять вас. Они называют себя католиками только потому, что это им выгодно, их бог — это деньги, и их угрозы направлены на сохранение порабощения. Неужели вы поверите, что добрым католиком может быть лишь тот, кто подчиняется испанскому деспоту? Откуда взялась эта новая догма, этот артикул веры?»34.
Вожди восставших в своих выступлениях доказывали, что колонизаторы, в том числе церковные иерархи, — плохие христиане; исповедуя католическую религию, проповедуя любовь к ближнему, они на деле угнетали местпое население.
В серии документов — заявлений, памфлетов, других публикаций — мексиканские церковники пытались опровергнуть основные аргументы, выдвигавшиеся вождями и идеологами независимости в пользу тезиса о независимости колоний. Завоевание колоний, заявляли духовные отцы, было совершено по велению божьему, конкистадоры были инструментами воли божьей и верными толкователями его желаний; испанцы — «благодетели» колоний, они носители «христианской цивилизации», они приобщили индейцев к католицизму, чем обеспечили им «вечное спасение».
На утверждение патриотов, что испанцы не имеют законного права на владение колониями, а американцы имеют, ибо являются их уроженцами, богословы цинично отвечали: индейцы тоже, мол, были пришельцами, они «добровольно» уступили свои
