привилегии городов и провинций, они, по словам К. Маркса, делали это в духе французской революции, приспосабливая их к нуждам нового общества7. В вопросах религии кортесы действовали очень осмотрительно. Конституция, одобренная ими в 1812 г., объявляла законной только одну религию — католическую. Статья 12 конституции гласила: «Религия испанского народа есть и всегда будет католическая, апостольская и римская, единственно истинная религия. Нация охраняет ее мудрыми правами, законами и воспрещает исповедание какой-либо другой религии» 8.
Еще раньше, в августе 1811 г., кортесы приняли декрет, по которому всякий, пытавшийся отвратить испанский народ от католической веры, объявлялся изменником и наказывался смертной казнью, а свобода печати не распространялась на религию. Духовная цензура таким образом не отменялась. Такая позиция кортесов должна была удовлетворить партию «раболепных» — сторонников Фердинанда VII. Но после принятия конституции 1812 г. либералы (а их было большинство в кортесах) осмелели и перешли к более решительным действиям против главной опоры «раболепных» — церкви. В феврале 1813 г. кортесы одобрили закон об отмене инквизиции и ряда церковных налогов, что вызвало бурю негодования среди «раболепных», обвинявших либералов в атеизме, масонстве и якобинстве. В ответ кортесы выслали из страны нунция и нескольких епископов.
С возвращением Фердинанда VII в Испанию в 1814 г. конституция и все законодательство кадисских кортесов были ликвидированы, в стране наступили годы реакции. Но в 1820 г. либералы вновь победили, произошла так называемая вторая испанская революция. Конституция 1812 г. и другие законы кадисских кортесов были восстановлены и действовали на протяжении трех лет, пока с помощью французской интервенции реакция вновь не восторжествовала п не воцарилось «черное десятилетие» (1823—1833). Следующее десятилетие (третья революция) ознаменовалось в Испании гражданской войной между сторонниками регентши Кристины и провозглашенной королевой — дочерью Фердинанда VII малолетней Изабеллой, с одной стороны, и братом короля принцом Карлосом, сторонники которого назывались карлистами, — с другой. Как отмечает И. М. Майский, дон Карлос представлял силы феодально-абсолютистской реакции, а Кристина — силы либеральной буржуазии со всеми сочувствующими ей элементами9. Среди последователей Кристины и Изабеллы находились н антиклерикалы, выступавшие за ограничение всевластия церкви.
Вскоре после смерти Фердинанда VII в Испании прокатилась волна антицерковных волнений, направленная в первую очередь против иезуитов. По всей стране население громило монастыри и церкви, свыше 100 священников и монахов было убито. В 1835 г. антицерковные волнения повторились в Каталонии. Назначенный Кристиной главой правительстве подверг отчуждению и распродаже значительную часть церковных земель. Кристина была вынуждена восстановить конституцию 1812 г. Новый премьер-министр Хосе Мария Калатрава продолжал политику Мендис-абаля. Его правительство предприняло настоящую церковную реформу: пустило в продажу оставшуюся часть монастырских земель, закрыло ряд религиозных орденов и других церковных организаций, конфисковало драгоценности храмов, отменило десятину, сократило количество духовенства. В конце 1836 г. Испания официально признала независимость латиноамериканских республик. В принятой 27 апреля 1837 г. новой конституции вопрос о церкви был сформулирован менее категорично, чем в 1812 г.: «Нация обязывается сохранять католическую веру, исповедуемую испанцами, и содержать ее служителей» 10. Колебания либералов, реформаторский пыл которых сводился только к некоторым антиклерикальным мероприятиям, привели к победе феодально-помещичьих кругов, ставленник которых генерал Ро-мон Мария Нарваес осуществлял диктаторскую власть с момента провозглашения Изабеллы II королевой в 1843 г. по 1854 г.
В 1851 г. испанское правительство заключает с папским престолом конкордат, регулировавший в дальнейшем взаимоотношения церкви и государства вплоть до его окончательной отмены в 1931 г.
Согласно конкордату, католическая религия провозглашалась единственной религией испанцев, все прочие религии запрещались; просвещение, государственное и частное, должно соответствовать церковным доктринам; власти обязуются оказывать содействие духовенству в борьбе против еретиков, а также в запрещении «вредных» книг; деятельность церкви не ограничивается законом; церковь черпает средства на свою деятельность из возвращенной ей земельной собственности, из доходов религиозных орденов и от продажи индульгенций, а также из поступлений от специального государственного налога на городскую и сельскую собственность; церкви предоставляется право на приобретение и владение любым видом собственности; государство содержит духовенство11.
Таким образом, конкордат хотя и не отменял права патроната испанской короны, но накладывал на нее ряд обязательств, ограничивающих это право. Вместе с тем обстоятельство, что государство брало на себя содержание духовенства, ставило церковников в еще более зависимое от властей положение, чем это было в прошлом.
В обмен на конкордат папа Пий IX признал королеву Изабеллу, восстановил дипломатические отношения с Испанией и не возражал против уже заключенных сделок по продаже церковных земель.
Развитие событий внесло существенные поправки в практику конкордата. В годы четвертой революции (1854—1856) права церкви подверглись новым ограничениям. Конституция 1855 г. впервые в истории Испании признала принцип веротерпимости вопреки одному из основных положений конкордата. После принятия новой конституции возобновилась продажа церковных земель (их было продано на этот раз на 6 млрд, реалов), а эатем был издан закон, запрещающий церкви приобретать новые земли 12.
Четвертая революция завершилась, как и предыдущие, приходом к власти в 1858 г. правых во главе с генералом Леопольдо О’Доннелем, правившим страной в течение 5 лет — рекордный для Испании срок. О’Доннель приостановил антиклерикальные реформы и заключил с Ватиканом новое соглашение. Испания обязалась выплачивать ежегодно духовенству субсидию в качестве компенсации за ранее проданные церковные земли и превратить суммы, вырученные от продажи еще подлежащих секуляризации церковных земель, в трехпроцентный долг государства католической иерархии. Кроме того, О’Доннель вновь разрешил деятельность иезуитского ордена.
Десятилетие спустя (со смертью Изабеллы II) Испания вступает в полосу нового и длительного кризиса — пятую революцию. Бурбоны изгоняются из страны, на трон избирается итальянский принц Амадео. Принятая в 1869 г. конституция установила впервые в Испании свободу вероисповедания и гражданский брак. В ответ «карлисты» подняли мятеж. И на этот раз вокруг них объединились основные реакционные силы, в том числе церковники. Король Амадео был свергнут. Провозглашенная вскоре республика просуществовала недолго. В 1874 г. устанавливается конституционная монархия во главе с одним из отпрысков Изабеллы II Альфонсом XII, что знаменовало собой компромисс между «карлистами» и либеральной буржуазией, которую пугала растущая сила рабочего класса. Ватикан признал в 1875 г. королем Испании Альфонса XII, а последний восстановил деятельность конкордата 1851 г.
Принятая в 1876 г. конституция, остававшаяся в силе до падения монархического режима в 1931 г., определяла отношения церкви с государством так: «Римско-католическая апостольская религия есть религия государства; нация обязывается поддерживать ее культ и ее служителей. Никто не может быть преследуем ни за религиозные убеждения, ни за отправление богослужения по обрядам своего вероисповедания при должном уважении к христианской морали. Запрещаются манифестации и публичные церемонии религии, кроме государственной» 13. Хотя Ватикан посчитал эту формулировку слишком либеральной, фактически она означала отход от конституции 1869 г., т. е. являлась уступкой церкви, которая вновь приобретает в Испании силу и влияние, хотя ее деятельность продолжает оставаться под контролем государства. От права патроната Испания отказалась только 100 лет спустя, в 1978 г.
В 1885 г. в возрасте 28 лет умер Альфонс XII, его вдова Мария-Кристина стала регентшей. В этой роли она пребывала 17 лет — до совершеннолетия ее сына Альфонса XIII, который вступил на трон в 1902 г., когда была провозглашена независимость Кубы и американские войска, оккупировавшие остров с 1898 г., покинули его.
Как же эти события в Испании отражались на положении кубппской церкви?
На Кубе церковная собственность также была отчуждена — частично распродана или поступила во владение колониальных властей. Однако здесь эти реформы не вызвали такого обострения отношений между властями и духовенством, как в метрополии. Колониальные власти по-прежнему оказывали поддержку духовенству, видя в нем один из оплотов своего могущества. Правом патроната пользовался генерал-капитан. Конкордат 1851 г. еще более укрепил традиционную солидарность между церковью и колониальными властями. Увеличились доходы епископа и всего духовенства; в 1898 г. они составляли 352 тыс. песо, в то время как на просвещение было израсходовано 280 тыс. песо14. Церковники с возросшим рвением оказывали всемерную поддержку колонизаторам в их борьбе с национально-освободительным движением. И все же колониальная Куба не могла устоять перед новыми веяниями времени. В 1871 г. после лишения папства светской власти, когда в Испании еще существовала республика, колониальное начальство разрешило официально исповедание некатолических культов.
На Кубе церковников было сравнительно мало. К концу колониального периода их насчитывалось всего 425 человек, в стране имелось 155 приходов, 5 женских и 11 мужских монастырей 15. Креольские священники составляли меньшинство. В 1885 г. только 22 прихода возглавлялись кубинцами16, которые, как правило, симпатизировали восставшим патриотам.
Патриоты и их противники
В целом кубинская интеллигенция (среди нее были и священники) занимала антииспанскую позицию, выступала с критикой схоластики, аристотелизма, эклектизма-спиритуализма, отстаивая в философии передовые для своего времени идеи Декарта, Бэкона, Локка, боролась за размежевание философии и теологии, осуждала работорговлю и крайности рабства, отстаивала политическую автономию острова, надеясь, что она приведет к независимости. Начиная с конца XVIII и на протяжении XIX в., пишет советский исследователь О. С. Терновой, «креольские мыслители и политические деятели, руководствуясь идеалами кубинизма, т. е. интересами своей родипы, шли вместе в решении практических задач национально-освободительного движения, а также идеологической борьбы против испанского колониализма» 17.
Часто эти деятели были вынуждены говорить эзоповским языком, опасаясь репрессий инквизиторов и колониальных властей, но тем не менее современники знали, что в их лице они имеют поборников науки и противников схоластики. Вот как, например, осуждал средневековые предрассудки Хосе Агустин Ка-бальеро-и-Родригес (1762—1835)’, выступая с речью 2 ноября 1796 г. в «Патриотическом обществе» Гаваны: «На что только пе способно предубеждение! И сколь пагубна его власть! Оно
способно на многое: мы видели, как оно может противостоять — и иногда, к нашему несчастью, с победным исходом — силе и прочности непоколебимой истине и даже ставить под сомнение сам опыт. Гораздо больше пота проливает философ над разоблачением предубеждения, чем над тем, чтобы добраться до тайн природы. О, сколь пагубна власть предубеждения! Да, друзья мои, свою власть оно использует во имя невежества, использует ее против просвещения. Оно тиран наших умов, я считаю, что, если бы не мудрая смелость некоторых избранных людей, посягнувших на его господство… человеческое познание все еще оставалось бы смехотворной смесью из фикций и ошибок древности. Но нет, мы не сетуем слишком. Тиран потерял уже многое от прежней своей деспотической власти, и, если все еще есть определенные малодушные существа, продолжающие влачить на себе длинные и тяжелые цепи предубеждений, есть и другие достаточно сильные люди, как бы существующие именно для того, чтобы разбить их. О, если бы все мы относились к этой избранной части людей, то сколь полезными стали бы мы для нашей
