незнаемой руки.

109

До сердца моего свет Истины достал,

И тот, и этот мир сиянием застлал.

Скажите так: в жару, в любовной лихорадке

Я потом изошел и океаном стал.

110

Порою прячешься за потаенной тьмою,

Вселенной красочной являешься порою…

Ты развлекаешься кокетливой игрою:

Зажмуришься — и вновь любуешься собою.

111

Тобой спасаемый, напастей не боюсь,

Обогреваемый, ненастий не боюсь.

Ты обелишь меня, прощая прегрешенья,

И в Книгу Черную попасть я не боюсь.

112

К чему, войдя во храм — в шатер роскошный Твой, —

Внутри основывать какой-то храм иной!..

Мой дом молитвенный, укрытие Хайяма —

Шатер, увенчанный Полярною звездой.

113

Склоненным пред Тобой я не бывал вовек,

Значения грехам не придавал вовек,

Но жду я милости Твоей хотя б за то, что

Единое двойным не называл вовек.

114

Мне нужен поводырь, и Ты нужду мне дал.

Мне друг необходим, и Ты беду мне дал.

Пути Твои трудны, Владыка. Но зачем же

Вести столь тяжкую Ты борозду мне дал?

115

Уж так судил Господь, и нет над ним суда;

Его решенье «нет» не превратится в «да».

Того, что может быть, случайно нет, быть может;

Чего не может быть, не будет никогда.

116

Когда ж я о страстях смогу забыть!.. Как быть?

Распутством сам себя готов сгубить, как быть?

Ты сжалишься — пускай! — решишь меня простить…

Но собственный-то срам мне не забыть! Как быть?

117

Господь! Благослови, от лишних бед храня!

Без милости Твоей не проживу и дня,

Нельзя мне без того, что в жизни помогает:

Благоразумие вложи скорей в меня!

118

В мечетях близости не чувствую Твоей,

Молиться одному, в развалинах — милей.

О Ты, всему предел, о Ты, всему начало,

Захочешь, так сожги! Захочешь, так согрей!

119

Всегда подсказывай, где легче путь земной,

И прячь мои грехи от злой молвы людской,

И привечай меня сегодня… Чтобы завтра

Я принял без обид и дар прощальный Твой.

120

Какая б ни стряслась великая беда,

Я и друзьям своим не плачусь никогда.

И если плач Тебе подслушают однажды —

О Боже! В тот же миг умру я от стыда.

121

Я ежеутренне одно твержу Тебе,

Так будь же милостив к единственной мольбе:

«Цари не снизойдут к несчастной голытьбе,

Ты лучше сам, Господь, склонись к моей судьбе».

122

Как нищета меня терзает, знаешь Ты.

Боль сердца как бальзам мне назначаешь Ты.

К чему выплакивать Тебе терзанья сердца?

Леченье так идет, как намечаешь Ты.

123

О! Подперевший высь длиной и шириной,

Из НЕТ извлекши ДА, создавший мир земной!

Пред Осуждающим — что нищий, что владыка.

И пред Прощающим — что трезвый, что хмельной.

124

Кружит по миру дух, по телу кружит кровь:

О, как бы Истину увидеть сквозь покров!

Познание Тебя — не для земных умов:

Миры полны Тобой, но Ты — вовне миров.

125

Как странно! Любят суть, а воспевают лик.

Кто в сердце краснобай, тот въявь косноязык.

Еще диковинней, о Властелин вселенной:

От жажды мучаюсь, а предо мной родник.

126

Когда немыслимо грешу я день и ночь, —

О милосердии прошу я день и ночь.

Но обращаюсь я с мольбой не к господину,

Господь, воззвать к Тебе спешу я день и ночь.

127

В День воскрешенья Ты вернешь тела святым,

Как будто всадникам — коней, привычных им;

А мне… Я в саване, слезами обагренном,

Тюльпаном вырасту перед крыльцом Твоим.

128

Какое множество везде «друзей» Твоих!..

Мученье для меня — все поученья их.

Чем обогреться нам? Они как туча пыли,

Для солнца Твоего — просветов никаких!

129

Мы лепеты наук за истину сочли;

Вы райские дворцы увидели вдали…

Все к Богу тянемся. Но вдруг спадут покровы,

И растеряемся: куда мы забрели!

130

В семидесяти двух ученьях все подряд

О сущности Творца так много говорят!

Уж ладно б чепуху болтали меж собою,

Словами складными народ они дурят.

131

Я спал в Неведомом. Сказал Ты: «Встань! Иди!» —

И мир волнующий раскрылся впереди.

Иду, напутствием Твоим ошеломленный.

Ведь как оно звучит: «Склонись! Не упади!»

132

Джамшидов кубок я по всей земле искал,

И днем не отдыхал, и по ночам не спал…

И от Учителя, вернувшись, я узнал,

Что сам Джамшидовым волшебным кубком стал.

2. ТАК В ЧЕМ ЖЕ ЦЕЛЬ ТВОЯ,

БЕЗ ЦЕЛИ МАЕТА?

133

Растенье Истины возможно ли найти,

Коль в этом мире так запутаны пути!

Неведомая ветвь порой скользнет в горсти…

Всегда нам наугад, как в первый день, брести.

134

Что в руку ни возьми, загадкам несть числа:

Суть — несущественным природа оплела.

Вот — перл! — хоть с трещиной жемчужница была, —

Султан! — хоть извлечен из темного угла.

135

Снаружи в этот свод не проникает свет;

Что можно распознать, не ведая примет?

Любой предмет возьми: реален ли предмет?

Посмейся и отбрось: обман, предмета нет.

136

Секретней всякого секрета — Бытие.

Свет, заблудившийся вне света, — Бытие.

Ты в деле преуспел? Но и на этом деле —

Примета бренности, помета: «Бытие».

137

Чей разум охватить вселенную спешит

И, будто конь Бораг, по небу путь вершит,

Тому до цели миг останется… Но небо

Закружит голову и наземь сокрушит.

138

Все наперед дела для нас предначертали,

Смешав добро и зло в узорах на Скрижали.

Что предначертано, то и вручают нам.

Нелепы хлопоты, бессмысленны печали.

139

Была дождинка, но с морской водой слилась.

Была пылинка, но средь пыли улеглась.

Вот во вселенной нам случилось появиться —

Повиться мошкаре… И тут же скрыться с глаз.

140

Отставил я дела, закрылся на засов

От благодетелей — ничтожеств и столпов.

И руку мне подать теперь лишь друг готов:

Ведь он — такой, как я… Но сам-то я каков?

141

О! Ты — моя печаль, Бижан в тюремной яме!..

А ты, Сохраб-мудрец, растерзанный во храме!..

За Сиявуша мстя, себя разрушил мир!..

Мне сердце извело сказанье о Рустаме.

142

Как ни вникаю в жизнь, головоломной вижу,

Саму вселенную насквозь никчемной вижу.

Хвала Всевышнему! Где ни открою дверь,

Там на себя капкан во тьме укромной вижу.

143

Затерян меж дворцов, бесславен я и мал,

Уже за тридцать мне, а счастья не видал.

Мне так же горестно, как гостю-бедолаге:

Хоть выпивки полно, на свадьбу опоздал.

144

Ты в мире видишь, дух, чужбину — почему?

Ты ни дворцу не рад, ни чину — почему?

Ты был божественным владыкой, а сегодня

Низвергнут в скорбную пучину… Почему?

145

Я сердце упрекал: греховное, оно

Страшится смерти там, где воспарять должно.

И в замешательстве мне отвечало сердце:

«Я от рождения на смерть обречено».

146

Хоть в облике моем блистательно сплелись

Пылающий тюльпан и стройный кипарис, —

Минутные цветы в ТАРАБ-ХАНЭ столетий,

На что мы, не пойму, Художнику сдались?

147

Как сердцу этот мир считать своим охота,

Не век, а вечность быть царем земным охота!..

Про Смерть-охотницу бедняге невдомек,

А ведь уже, след в след, идет за ним охота.

148

«Иосиф — это я, и луг — Египет мой;

Рубинами богат ларец мой золотой».

— Чем, роза, убедишь меня, что ты Иосиф? —

«Рубашкою в крови — приметой роковой!»

149

Не сам я выбрал жизнь, идея не моя

Пройти кровавый путь земного бытия.

Мне быть или не быть, Он без меня решает.

Был сам собой — когда? и где? и был ли я?

150

Возможно ль думать так, что нет Тебя со мной,

Коль я не вдохновлен молитвою ночной?

Иль по природе я далек от сути Божьей?..

Но вся природа — Ты, природы нет иной.

151

Так часто мне, слепцу, добром казалось зло!

Так много зла добро на свет произвело!

И растерялся я: просить о чем, Всевышний?

Уж Ты придумай сам, что мне бы в прок пошло.

152

Те ласки в младости, о Боже, как понять?

И годы радости, их тоже — как понять?

Теперь усердствуешь в обидах и гоненьях.

Да, стал я грешником, и все же — как понять?

153

Немало нагрешил я на своем пути,

Но все же светится надежда впереди:

Ты обещал помочь, когда мне будет плохо.

Мне нынче плохо так, что худшего на жди.

154

О друге я мечтал… Но им не стал никто.

Как руки простирал!.. Не сострадал никто.

Недаром сказано: «Просящий безутешен».

Того, о чем прошу, здесь не видал никто.

155

Геенной огненной пускай тебе грозят,

И степь и горы пусть геенной обратят,

Но Боже упаси с ничтожеством сдружиться!

Дружить с ничтожеством как пить смертельный яд.

156

Коней рассудка мы в пути к Тебе загнали,

В притоне воровском приют себе сыскали…

Заветные Врата найдем теперь едва ли,

Ни мига радости не будет в век печали.

157

В постройке кольцевой без окон, без дверей,

Скитальцы, узники бессмысленных путей,

Мы все беспомощны, как птицы средь сетей,

Мы жертвы времени, и страхов, и страстей.

158

Площадку вкруг холма для скачек нам нашли,

Из девяти небес шатер нам возвели,

Мой дух на пегую кобылу посадили

И в гулкий колокол ударили вдали.

159

Брыкливый небосвод поймали под уздцы,

Приладили седло и звезды-бубенцы…

В тот день Всевышний Суд решил и нашу участь,

Позорно падаем от легонькой трусцы.

160

О сердце! У судьбы смягченья не проси,

От круговерти лет спасенья не проси.

Лечение искать — свои мученья множить.

С мученьями смирись, леченья не проси.

161

Уютным домом мир сочли вначале мы.

Но только скорбь и боль везде встречали мы.

Успехом труд, увы, не увенчали мы.

Сердцами омертвев, ушли в печали мы.

162

Вглядись, коль ты не слеп, во мрак могильной ямы.

Потом взгляни на мир, бушующий страстями.

Какие грозные им правили цари!..

Любой из них, смотри, растоптан муравьями.

163

Изнеженную жизнь вообразив, затем

Так долго мучиться, искать ее — зачем?

Порочный этот круг никак ты не покинешь;

А впрочем, этот круг покинешь, став ничем.

164

Как спутники, и ты глазами не востер.

Пытаться хоть за шаг судьбу провидеть — вздор.

Мы слепо мечемся, а небо возглашает:

«Сплетается Ткачом задуманный узор».

165

Под чашей неба жизнь безрадостно пуста.

Кого, пока он жив, не мучит суета?

Хоть миг бессмертия — и то, увы, мечта.

Так в чем же цель твоя, без цели маета?

166

Скитальцы набрели на караван-сарай.

Угрелись, хоть совсем его не покидай!..

Но нет. Отсюда всех, как на мосту, торопят:

Эй, не задерживай, ступай себе, ступай!

167

Огни, плывущие по куполу дворца,

Способны с толку сбить любого мудреца.

А не боишься ли, порвется нить рассудка?

Благоразумнее — не поднимать лица.

168

Несчастья начеку. Смотри не провинись,

Свой жребий получив, за лучшим не тянись.

Черкнув, коснулась Кисть черновика Творенья…

Теперь черту судьбы не сдвинешь вверх иль вниз.

169

Что предписал Калам, тому иным не стать.

Коль все оплакивать, то как больным не стать?

За век ты можешь слез излить, наверно, море,

Но даже капелькой удачи им не стать.

170

Возник я на земле без пользы для небес,

Их не украсило и то, что я исчез.

Пригнать меня сюда, прогнать меня отсюда —

Хоть намекнул бы кто, какой им интерес?

171

Где польза от того, что мы пришли — ушли?

Где в коврик Бытия хоть нитку мы вплели?

В курильнице небес живьем сгорают души.

Но где же хоть дымок от тех, кого сожгли?

172

Ты, ради жалких благ вседневно суетясь,

И думать позабыл: все ближе смертный час.

Хотя б на миг очнись, взгляни хотя б однажды,

Как Время яростно и слепо топчет нас!

173

Коль небеса к добру склонить не в нашей воле,

То восемь их иль семь, тебе не все равно ли?

Коль так и так умрем, важна забота, что ли,

В могиле муравьи сожрут иль волки в поле.

174

Эй, суфий-простачок! Ты Божество зовешь.

Но Бог и там, и тут. Отколь Его зовешь?

Коль ты с Ним заодно, тогда с чего зовешь?

Коль ты с Ним не знаком, тогда кого зовешь?

175

Итак, он твой, дворец под голубым шатром?

Как можно быть таким наивным простаком,

Ждать пира, позабыв о кошельке пустом,

Ночлежку для бродяг приняв за отчий дом!

176

Зачем вперед глядеть, зачем терзаться впрок?

Плачевен твой удел, провидец и пророк.

Стань весел, отвлекись от мировых тревог.

Ни слезы, ни мольбы не поколеблют рок.

177

Среди любивших мир найдешь ли одного,

Кто волей собственной покинул бы его!

О жизни вечной ты мечтать, конечно, волен…

Любой из них