не было; в остальном толкование весьма сомнительное. Получается, что даже подмастерья помыкали Туркан-хатун?.. Из множества возражений достаточно привести два. Во-первых, «туркан» (так в тексте оригинала) совсем не то же, что «Туркан-хатун»: титулование царствующей особы оторвать от имени попросту невозможно. Во-вторых, хотя Хайям явно не скупился на личные выпады в стихах, он ни разу не назвал ни одного личного имени (кроме своего собственного). Только прозвища (скорей всего, им же только что и придуманные, например: «Ладонь, Дарующая Благо») и имена легендарные. С чего бы ему нарушать этот свой принцип, да еще в той скользкой ситуации, когда сам он служит при дворе Туркан-хатун? Так что едва ли в четверостишии речь о ней.
838. См. №№160, 1205.
842. По критерию: вес = 535, 56-ое место. Претенденты на авторство: Афзал Каши, Авхаад Кирмани.
843. Четверостишие необычное, но по всем приметам хайямовское. «Змея горя» у него встречается и в других стихах; здесь он, отталкиваясь от этого образа, как бы обнаруживает недочет в своей «алхимической рецептуре» счастья и уточняет ее (заметим, последние строки напоминают именно формулы алхимиков). «Шкатулка с лалами» — иносказание для «кубка с вином», который в свою очередь средоточие уже знакомых нам иносказаний Хайяма. Есть поверье, что ядовитую змею можно ослепить блеском изумруда; оно породило пословицы («ослеплять эфу изумрудом», т.е. обманывать врага или жизненные невзгоды) и поговорки («изумруд и глаз эфы», т.е. несовместимые вещи). Отсюда и вывод, что в «шкатулку лалов» — в проповедуемый Хайямом набор благородных жизненных принципов — должен быть добавлен и некий «изумруд», нейтрализующий «змею горя».
Поскольку горе – «мое», ясно, что под «винохлебом» Хайям имеет в виду самого себя. Но что такое здесь «изумруд»?.. Остается только догадываться. Едва ли это просто весенняя зелень.
Надо также сказать, что первая строка дает двойное чтение, поскольку содержит омонимы: «богатый» — «пение» и «нагой» — «кривляние»; при этом меняется и смысл второй строки:
1) Винопитец хотя обогащает, — нагим становится, И от воплей его мир приходит в смятение.
Здесь «вопли» — стенания разоренного пропойцы, «смятение мира» — от сочувствия бедняге.
2) Винопитец если пение затеет, — кривлякой становится…
Здесь уже «вопли» — несносное пение, а «смятение» — возмущение окружающих.
Общий контекст четверостиший Хайяма и завершение этого рубаи подсказывают отдать предпочтение первому толкованию; кстати, на нем же остановился и Тиртха при переводе на английский язык.
845. Лобат — женское имя: «Дивная красавица».
Это рубаи входит в куст четверостиший, завершающихся словами: «Склонись! Не упади!» (см. №№131, 499, 569, 782); но здесь переводчик был вынужден нарушить стереотипность и перевести их соответственно новому контексту: «Нагни! Но не пролей!». Своим зачином: «Вчера я был… и видел две тысячи…» — оно родственно также знаменитому четверостишию №721. Нет сомнений, что автор — Хайям.
Зато странный текст, приведенный в Вариантах, едва ли принадлежит его перу; он производит впечатление карикатуры на это четверостишие. Однако Тиртха почему-то предпочел взять для своей книги именно этот вариант; более того, в переводе на английский язык он его «модернизировал»:
Тропой любви к Тебе спешил-бежал,
В руке кастрюлю полную держал,
Две тысячи уланов вслед за мной:
«Пролей хоть каплю! Сразу — наповал!»
853. Лукавая недоговоренность порождает множество догадок. Чего «двадцать» и чего «шестьдесят»? О. Румер предположил, что — винных кубков:
Пред взором милых глаз, огнем вина объятый,
Под плеск ладоней в пляс лети стопой крылатой!
В десятом кубке прок, ей-ей же, невелик:
Чтоб жажду утолить, готовь шестидесятый.
А. Ш. Шахвердов, комментируя его перевод (Омар Хайям. Рубаи. Л., 1986, с.271), пишет: «В оригинале речь идет, вероятно, о числе прожитых лет». Не исключено. А может быть, это количество зрителей, аккомпанирующих плясуну хлопаньем в ладоши?
Многозначность текста в данном случае, в отличие от остальных, случайная. Это четверостишие — явный экспромт, произнесенный в ситуации, когда слушателям достаточно было намека, чтобы понять, о чем речь.
856. По критерию: вес = 472, 93-е место. См. также №684.
Глава 8. Коль не сама Любовь, то, право, кто же ты?
Драматическая история любви немолодого поэта к ветреной красавице.
858. В третьей строке слегка пародируется двойная адресация, принятая в суфийской лирике, где по видимости стихи обращены к возлюбленной, а на самом деле — к Богу. Здесь — наоборот.
861. Первую строку можно читать по-разному: «с какой стороны, из какой страны ты пришла?», либо «чьими руками ты создана?». В существующих переводах встречаются оба варианта.
По критерию: вес = 466, 98-ое место.
862. Только математику и геометру (кем и был Хайям) мог прийти в голову такой причудливый образ. Заметим, этот образ прямо соответствовал его научным изысканиям: он вплотную приблизился к решению проблемы бесконечно малых, т.е. к интегральному и дифференциальному исчислению, более чем на 500 лет опередив свое время. И все же надо быть не только математиком, но и поэтом, чтобы вообразить «бесконечно малую» окружность, внутри которой не помещается даже ее центр:
Неужели в окружности рта не вмещалась
Та точка, что из окружности наружу была вытеснена?
865. Если обратиться к не-шахматному смыслу использованных Хайямом шахматных терминов, последнюю строку можно перевести так: «И — пал, лицом к лицу с владычицей своей».
866. В Издании 1959 г. авторы подстрочника так перевели окончание четверостишия: «Она бросила на меня взгляд и ушла, как будто говоря: «Сделай добро и брось в воду»». В примечании — оговорка, что это, видимо, пословица, смысл которой с веками утерян. Поэты-переводчики, пользовавшиеся этим подстрочником, пытались придать «пословице» осмысленность, например: «Сделай добро и брось в поток, чтобы людям волны умчали» (В. Державин).
Но дело в том, что «как будто говоря» — перевод не очень верный, ошибочный чуть-чуть, ровно настолько, чтобы направить всех по ложному пути. Правильней было бы: «попросту говоря», как вступление к авторской оценке ситуации: «Сделай добро… и брось в воду!». Как наше: «Из жара — да вдруг в холод!». Ведь красавица не только «бросила на меня взгляд», но, увы, «и ушла».
867. Существует в рукописях также, явно ошибочно возникшее, четверостишие, составленное из начала этого рубаи и завершения рубаи №740. Это составное четверостишие присутствует в переводах Г. Плисецкого.
872. О разнице между простым лалом (шпинелью) и яхонтом (настоящим рубином) см. примеч. к №559.
879. По критерию: вес = 988, 2-ое место. Претендент на авторство: Султан Бабар.
884. Локоны возлюбленной — путы для Сердца. Здесь автор, как бы полагая эту метафору самоочевидной, развивает ее дальше.
885. В оригинале: «он/она», что позволяет адресовать четверостишие как Богу, так и красавице. В переводе использовано «ты» для сохранения двойной адресации.
886. Алеф и лям — названия букв А и Л. «Портрет» героини постепенно образует арабское слово («Аллах»).
Шариат запрещал изображение людей, и это породило жанр «рисования» с помощью письменных знаков.
Четверостишие крамольно не только тем, что слово «Аллах» оказывается портретом героини. Многие суры Корана начинаются загадочными сочетаниями букв — аббревиатурами, в которых мусульманские вероучители предполагают глубочайший мистический смысл. Расшифровки их являлись предметами богословских споров. Вот одна из этих аббревиатур: «Алеф лям мим Ра», в первых ее буквах предполагают слова: «Я — Аллах…». Автор четверостишия как бы забывает про мистический трепет, который должен сразу возникать при упоминании букв «алеф» и «лям».
891. Зухра — легендарная красавица, хитростью выведавшая у ангелов заклинание, чтобы живой вознестись на небо. После вознесения, прощенная за свой проступок, она стала музыкантшей на божественных пирах. Ее именем названа прекрасная планета (Венера). Появление имени «Зухра» в стихах всегда ставит вопрос: на какую именно деталь этой легенды намекается?
Во всех известных переводах «Зухра» в этом четверостишии прочтена просто как синоним красавицы. В результате во втором двустишии мы видим простое повторение образа из первого двустишия, — огрех, недостойный пера большого поэта. Но если предположить, что Зухра здесь — планета Венера, возникает емкий образ, построенный на очень далеко разнесенных параллелях: от Венеры песчинка — к лику Земли, от умершей красавицы пылинка — к челу красавицы сегодняшней. Подобное тянется к подобному.
Правда, в этом случае мы вынуждены также допустить, что астроном Хайям знал: «падучие звезды» — частички планетного материала. Но почему бы и нет? Еще до него великий астроном Бируни приравнял Землю к другим планетам и утверждал, что она кружится вокруг Солнца; и эта точка зрения была легко воспринята персидскими и арабскими астрономами — не то что позже аналогичная концепция Коперника в Европе. (Справедливости ради отметим, что Бируни, заранее парируя критику со стороны богословов, авторами этой модели называл древнеиндийских астрономов, в частности Ариабхату, и предлагал ее не как соответствующую реальности, а как якобы только «удобную для расчетов». Ученых, естественно, эта оговорка не вводила в заблуждение.)
914. Довольно-то довольно, однако сила инерции так велика, что эти привычные сравнения, от которых Хайям здесь отказывается, воскресают в переводах этого же четверостишия, например, у О. Румера:
На мир — пристанище немногих наших дней —
Я долго устремлял пытливый взор очей.
И что ж? Твое лицо светлей, чем светлый месяц,
Чем стройный кипарис, твой чудный стан прямей.
923. В «этом мире» субстанция Небытия расчленяется на отдельные предметы, существа и их признаки, а после смерти они опять сливаются в «том мире».
926. По критерию: вес = 543, 49-ое место. Претендент на авторство: Аттар.
932. См. №994.
933. См. №632.
935. См. примеч. к №87.
936. Поэты-переводчики сделали из этого четверостишия прелестный букет загадочных «цветов», которые Хайям почему-то предпочитает остальным. Например — в переводе О. Румера:
Когда под утренней росой дрожит тюльпан
И низко, до земли, фиалка клонит стан,
Любуюсь розой я: как тихо подбирает
Бутон свою полу, дремотой сладкой пьян.
Секрет же четверостишия в том, что ГОНЧЕ — бутон — в то же время и традиционный синоним уст возлюбленной (как и фисташка), а «полы /одежды/» в этом контексте так же точно переводятся и как «края /уст/».
944. Трудно, при всей искренности четверостишия, отделаться от ощущения, что этим экспромтом автор оправдывает кляксу, испортившую письмо.
946. См. №961.
952. По критерию: вес = 552, 46-ое место.
956. В переводе Я. Часовой это четверостишие истолковано как обращенное к Аллаху:
Зачем сперва Ты мне себя раскрыл,
А после так жестоко отдалил?
Коль знал, что от меня Ты отвернешься,
Зачем меня скитаться в мир пустил?
961. №946 и это четверостишие — варианты одного рубаи.
968. Здесь Восток — Хаверан (Хабран), расположенная в Хорасане провинция средневекового Ирана (в буквальном переводе на русский).
Проф. Хомайи сообщает (его издание «Тараб-ханэ», стр.139), что это четверостишие также включено в некоторые издания сочинений шейха Абу-Саида Абольхира — по его мнению, ошибочно. Абу-Саид действительно написал такое рубаи:
Мне без возлюбленной в Хабране света нет,
В делах разлад, пока душе привета нет.
За встречу с ласковой, с желанной — тут же отдал
Сто тысяч жизней бы! Бесчестья в этом нет.
Позже, по словам Хомайи, одних
