Скачать:TXTPDF
Ирано-таджикская поэзия. Омар Хайям

увидя добрый прав его,

Искали дружбы мудреца того.

И, сердцем чуждый низкому желанью,

Сам поддался мудрец их обаянью.

Дабы духовный охранить покой,

Беги, о мудрый, зависти людской!

Будь сдержанным, дружи с людьми простыми,

Чтоб клеветник твое не пачкал имя.

Вазир гуламов этих полюбил,

Для чистой дружры сердце им открыл.

Завистник, дружбой возмущен такою,

Явился к шаху с гнусной клеветою.

Сказал: «Не знаю — кто он, кем рожден,

Но честно жить у нас не хочет он.

Чужак он, странник, здесь корней лишенным,

Что царь ему? Что царство и законы?

Он двух твоих рабов сердца пленил

И с ними в связь развратную вступил.

Имея власть н руках, не зная страха,

Бродяга сей позорит имя шаха,

А милостей твоих мне не забыть,

И я не мог его проделок скрыть.

Я долго сам сначала сомневался,

Пока до гнусной правды не дознался.

Один слуга мой верный наблюдал,

Как он их, улыбаясь, обнимал.

Ты сам, о царь мой, можешь убедиться

Вот так на свете клевета родится.

Пусть подлый злопыхатель пропадет,

Пусть клеветник отрады не найдет.

В сопернике он мелочь замечает,

Пожар из малой искры раздувает.

Три щепки подожжет — и запылал

Огонь, и дом, и двор, и сад объял.

Царь выслушал донос. И запылал он,

Как на огне котел, заклокотал он.

Кровь дервиша он пролить хотел,

Но гнев смирил, собою овладел.

Вскормленного тобою человека

Казнить — постыдным числится от века.

Насильем света правды не добыть

И правосудия не совершить.

Не оскорбляй вскормленного тобою!

С ним связан ты и честью и судьбою.

Безумие пролить живую кровь,

Того, кому ты оказал любовь.

Кого приблизил к своему айвану,

Найдя в нем доблесть, чуждую изъяну.

О всех его делах дознайся сам

И на слово не верь клеветникам.

Царь подозренья черные скрывал,

Сам за визиром наблюдать он стал.

Ты, мудрый, помни: сердце — тайн темница,

Коль тайна вырвется — не возвратится.

Стал он дела вазира изучать,

Изъяна отыскать хотел печать.

И вот случайно тайны он коснулся,

Вазир его гуламу улыбнулся.

Когда людей связует душ сродство,

Невольно взгляды выдают его.

И как не может Деджлою напиться

Водяночный, что жаждою томится,

Так на вазира юный раб глядел…

И в этом царь недоброе узрел.

Но гнев свой укротил он и спокойно

Сказал вазиру: «О мой друг достойный!

Досель светила мудрость мне твоя,

Тебе бразды правленья вверил я.

Я чтил твой дух и разум твой высокий,

Но я не знал, что ты не чужд порока.

Нет, не к лицу тебе, увы, твой сан!..

Виновен в этом сам я — твой султан.

Змею вскормившего удел печален,

Он будет рано ль, поздно ли ужален».

Главой поник в раздумье муж-мудрец

И так царю ответил наконец:

«Я не боюсь наветов и гонений,

У вас не совершал я преступлений.

Не знаю я, ты в чем меня винишь,

И не пойму, о чем ты говоришь!»

Шах молвил: «Чтоб исчезла тень сомненья,

Ты и в лицо услышишь обвиненье».

И здесь, вазира старого навет

Открыв, спросил: «Что скажешь ты в ответ

Тот молвил: «Спор внимания не стоит!

Завистник подо мной подкопы роет.

Он должен был мне место уступить

И разве может он меня хвалить?

Ты, государь, сместив, его обидел…

Он в тот же час врага во мне увидел.

Неужто царь, прославленный умом,

Не знал, что станет он моим врагом?

До дня Суда он злобы не избудет,

И лгать всю жизнь, и клеветать он будет.

И я тебе поведаю сейчас

Когда-то мною читанный рассказ.

Невольно мне он в память заронился:

Иблис сновидцу некому приснился.

Он обликом был светел, как луна,

Высок и строен телом, как сосна.

Спросил сновидец: «Ты ли предо мною

Столь ангельского блещешь красотою?

Как солнце, красота твоя цветет,

А ты известен в мире как урод.

Тебя художник на стене чертога

Уродиной малюет длиннорогой».

Бедняга див заохал, застонал

И так ему сквозь слезы отвечал:

«Увы, мой лик художник искажает.

Он враг мне, ненависть ко мне питает!»

Поверь, мой шах, я чист перед тобой,

Но враг мой искажает облик мой.

От зависти и злобы, как от яда,

Бежать, мой шах, за сто фарсангов надо.

Но не опасен гнев твой мне, о шах,

Кто сердцем чист, тот смел всегда в речах.

Где мухтасиб идет, лишь тот горюет,

Кто гирями неверными торгует.

И так как только с правдой я дружу,

На клевету с презреньем я гляжу!»

Царь поражен был речью этой смелой,

Душа его от гнева пламенела.

«Довольно, — крикнул он, — не обмануть

Тебе меня! Увертки позабудь.

Мне не нашептано клеветниками,

Нет, все своими видел я глазами.

Средь сонма избранных моих и слуг

Ты не отводишь глаз от этих двух».

И засмеялся муж велеречивый:

«Да, это правда, о мой шах счастливый.

Скрыть истину мне запрещает честь,

Но в этом тонкий смысл сокрытый есть.

Бедняк, что в горькой нищете страдает,

С печалью на богатого взирает.

Цвет юности моей давно увял,

Я жизнь свою беспечно растерял.

На красоту, что юностью богата,

Любуюсь. Сам таким я был когда-то.

Как роза цвел, был телом как хрусталь,

Смотрю — и в сердце тихая печаль.

Пора мне скоро к вечному покою…

Я сед, как хлопок, стан согбен дугою.

А эти плечи были так сильны,

А кудри были, словно ночь, черны.

Два ряда жемчугов во рту имел я,

Двумя стенами белыми владел я.

Но выпали они, о властелин,

Как кирпичи заброшенных руин.

И я с тоской на молодость взираю

И жизнь утраченную вспоминаю.

Я драгоценные утратил дни,

Осталось мало, минут и они!»

Когда слова, как перлы, просверлил он,

Как будто книгу мудрости открыл он.

Шах посмотрел на мощь своих столпов,

Подумав: «Что есть выше этих слов?

Кто мыслит так, как друг мой, благородно,

Пусть смотрит на запретное свободно.

Хвала благоразумью и уму,

Что я обиды не нанес ему.

Кто меч хватает в гневном ослепленье,

Потом кусает руки в сожаленье.

Вниманье оклеветанным являй,

Клеветников же низких покарай!»

И друга честью он возвысил новой,

Клеветника же наказал сурово.

И так как мудр, разумен был вазир,

Не позабыл того султана мир.

Пока был жив, он был хвалим живыми

И доброе, уйдя, оставил имя.

*

Тот шах, что в вере истинной живет,

Рукою правды счастья меч берет.

Таких не знал я, кроме сына Са’да,

Средь нынешнего общего разлада.

Как древо райское — ты, славный шах!

Ты — верных сень на жизненных путях!

Хотел я, чтоб Хумай ширококрылый

Отрадой озарил мой дом унылый.

Но разум говорит — Хумая нет…

И к дому шаха я иду на свет.

Спаси владыку, вечный вседержитель,

И доброй сей земли храни обитель.

Молю тебя за шаха и людей,

Да не лиши их милости твоей!

*

Не торопись виновного казнить,

Потом не сможешь голову пришить.

Тот царь, в котором правды свет не тмится,

От просьб о помощи не утомится.

Та голова для власти не годна,

Что лишь пустой надменностью полна.

Не будь в боях с врагом нетерпеливым,

Разумным будь во всем, неторопливым,

Лишь тот в совете — солнце, в битвах —

Кто разумом смирять умеет гнев.

А если силы злобы и досады

Свои войска выводят из засады,

И честь и веру — всё они сметут,

От этих дивов ангелы бегут.

*

По шариату воду пить — не грех,

Злодея по суду казнить — не грех.

Кто по закону казни лишь достоин,

Казни его, не бойся, будь спокоен.

Но если ои семьей обременен,

Раскаявшись, пусть будет он прощен.

Преступник за вину свою в ответе,

Но не должны страдать жена и дети.

*

Ты войском обладаешь, сам ты смел,

Но не вводи войска в чужой предел.

Султан, в надежном замке отсидится,

А подданный несчастный разорится.

*

Сам узников расспрашивай своих,

Быть может, есть невинные средь них.

*

Когда у вас умрет купец чужой,

Забрать его богатствогрех большой.

Пятно бесчестья на султана ляжет,

Родня, умершего оплакав, скажет:

«Он, бедный, умер среди чуждых стран,

А все добро его забрал тиран

Помысли, мудрый, о его сиротах,

Подумай — нищета и голод ждет их.

Полвека в доброй славе можно жить

И делом низким имя омрачить.

Цари, что вечной славой засияли,

У подданных добра не отнимали.

А тот, кто отбирал, — грабитель он,

Будь он над всей вселенной вознесен.

Муж благородный в бедности скончался,

Он хлебом бедняков не объедался.

*

Слыхал я: некий повелитель был,

Из грубой бязи платье он носил.

Ему сказали: «О султан счастливый,

Китайские б шелка носить могли вы!»

«Зачем? Я добрым платьем облачен!

Шелк — это роскошь, — так ответил он.—

Харадж я собираю для того ли,

Чтоб наряжаться, в неге жить и в холе?

Когда, как женщина, украшусь я,

Угаснет доблесть ратная моя.

Когда бы суета владела мною,

Что стало б с государственной казною?

Не для пиров и роскоши казна

Она для мощи воинской нужна».

*

Султаном обездоленная рать

Не станет государство охранять.

Коль враг овец крестьянских угоняет,

За что султан с крестьян харадж взимает?

И будет ли народ царя любить,

Коль царь страну не может защитить?

Когда народ, как яблоня, ухожен,

Тогда лишь урожай его возможен.

И ты его под корень не руби

И, как глупец, себя не погуби.

Тот подл, кто меч над подданным подымет,

Кто зернышко у муравья отнимет.

А царь, не угнетающий людей,

Награду примет от судьбы своей.

Ты пуще стрел остерегись рыданий

Людей под гнетом непосильной дани!

*

Коль можешь миром покорить страну,

Не затевай напрасную войну.

О смерти помни, мощь и славу множа.

Ведь капля крови царств земных дороже.

Джамшид великий как-то, я слыхал,

У родника на камне начертал:

«Здесь сотни сотен жажду утоляли

И, не успев моргнуть, как сон, пропали.

Мы покорили царства всей земли,

Но взять с собой в могилу не могли!»

*

Когда враги в полон к тебе попали,

Ты не терзай их, хватит с них печали.

Кто покорился, с миром пусть живет.

Кровь пролитая небу вопиет.

РАССКАЗ

Дара однажды, воин знаменитый,

Охотясь на горах, отстал от свиты.

И увидал он, оглядясь кругом,

Что муж-пастух бежит к нему бегом.

И вот Дара подумал благородный:

«Не зло ли умышляет сей негодный.

Сейчас его стрелой я поражу,

Предел его стремленью положу…»

«О властелин Ирана и Турана! —

Пастух воскликнул, страхом обуянный.—

Всю жизнь я службу царскую несу,

Твоих коней отборных я пасу!»

Дара, слугу увидев, рассмеялся:

«О дурачок, добро, что ты назвался.

Видать, Суруш судьбу твою хранил,

Ведь чуть было тебя я не убил!»

С улыбкою сказал пастух смиренно:

«Советом не побрезгуй, царь вселенной!

Тот царь не будет в мире знаменит,

Что друга от врага не отличит.

Знать должен слуг своих ты, царь великий,

И в этом суть могущества владыки.

Ты часто звал к себе меня, о шах,

Расспрашивал меня о табунах.

Навстречу я бежал к тебе любовно,

А ты — за лук, как будто враг я кровный!

Из тысячного табуна любой

Скакун на свист предстанет предо мной.

Чтоб помнить всех, в делах мирских участвуй

Хоть раз в году, мой царь, общайся с паствой

И помни: участь подданных плоха

В краю, где царь глупее пастуха!»

*

Не ставь, султан, престол свой на Кейване,

Там не услышишь стонов и рыданий.

Спи чутко, чтобы слышать крик истца

На ложе неги, за стеной дворца.

Кто злую власть клянет, ее насилье,

Знай — он клянет твой гнет, твое насилье.

Не пес полу прохожего порвал,

А муж, что пса такого воспитал.

Речь Саади, как меч в его деснице.

Рази! И пусть нечестье покорится!

Разоблачай бесстрашно злость и ложь,

Ведь ты не грабишь, взяток не берешь.

Перед корыстью мира не склоняйся

Иль с мудростью и правдой попрощайся.

*

Иракский царь, что захватил полмира,

У врат своих услышал речь факира:

«Эй, царь! Внимай истцам у врат дворца!

Ты сам — проситель у дверей творца!»

*

Когда не хочешь жить со счастьем в ссоре —

Иди, спасай людей из бездны горя.

Был не одни повергнут падишах

Стенаньями народными во прах.

В прохладе, в полдень, дремлешь ты, не зная,

Что гибнет странник, от жары сгорая.

Пусть небо правосудие свершит,

Коль в мире правосудие молчит.

РАССКАЗ

Поведал древле муж благочестивый:

Был у Абдулазиза сын счастливый.

Он драгоценным камнем обладал,

Что, словно солнце, и во тьме блистал.

Игрою дивной изумлял он взоры,

Вселенной темной расширял просторы.

И вот в стране случился недород,

И страшный голод наступил в

Скачать:TXTPDF

Ирано-таджикская поэзия. Омар читать, Ирано-таджикская поэзия. Омар читать бесплатно, Ирано-таджикская поэзия. Омар читать онлайн