голода все войско разбежалось.
Слух средь купцов до дальних стран прошел,
Что в царстве том — грабеж и произвол.
Купцы в ту землю ездить перестали
Полей своих крестьяне не пахали.
И тут враги напали на него.
И с корнем вырвал гнев его небесный…
Земля ему, ты скажешь, стала тесной.
Враги же становились все наглей,
Топча поля копытами коней.
Как защититься? Войска не осталось,
Густое населенье разбежалось.
Чего от жизни тот несчастный ждет,
На чью главу проклятие падет?
Забыл, отверг он слово назиданья
И, прогневив судьбу, погиб в изгнанье.
И люди к брату доброму пришли,
Сказали: «Будь царем его земли.
Добром обрел ты мощь и изобилье,
То, что напрасно он искал в насилье!»
На сук забравшись, некто сук рубил,
В саду в ту пору сам владелец был.
Сказал он: «Дерево мое он рубит,
Но не меня он, а себя погубит!»
Услышь совет мой: «В мудрости живи,
Рукою сильной слабых не дави.
Тот завтра будет к вечному приближен,
Кто ныне в прах перед тобой унижен.
Чтоб стать великим завтрашнего дня,
Живи сегодня, малых не тесня.
Когда величье минет — мгле подобно.
Тебя за полы нищий схватит злобно.
Гляди — простерты бедных пятерни!
Возьмут и сбросят в прах тебя они.
По мненью мудрых, знаний свет приявших
Постыдно, страшно пасть от длани павших.
Султан! Дорогой праведной иди!
Чтоб ведать правду — внемли Саади!
*
Не говори, что царь всего превыше!
Я царству предпочту покой дервиша.
О мудрый муж, кто нагружен легко,
Тот и пойдет, ты знаешь, далеко.
Хлеб бедняка и воля — радость сердца,
Но целый мир забот у миродержца.
Бедняк, на бедный ужин хлеб добыв,
Как Шама царь, и весел и счастлив.
Но скорбь и радость — дней летящих злоба,—
Как дым, исчезнут за вратами гроба.
И тот, на чьем челе венец блестит,
И тот, кто весь свой век ярмо влачит,
И тот, чей трон вознесся до Кейвана,
И тот, кто стонет в глубине зиндана,
Едва лишь войско смерти нападет,
Не различишь их — этот или тот?
Слыхал, когда я Хиллу посетил,
Как с духовидцем череп говорил:
«Когда-то царским фарром обладал я,
Войсками грозными повелевал я.
Передо мной бежал в смятенье враг,
И я пошел — завоевал Ирак.
И на Кирмаи я двинулся с войсками…
Но все прошло, и пожран я червями!»
Вынь вату из ушей, дабы внимать
Словам, что могут мертвые сказать.
*
Да не увидит дел исхода злого,
Кто никогда не делает дурного.
Злодей же злом повсюду окружен,
Как сам себя язвящий скорпион.
Коль добрых чувств вы к людям не храните,
Вы сердце замуруете в граните.
Нет, я ошибся, говорить не след,
Что в камне, в меди, в стали пользы нет!
Для крепких стен идущий камень вечный
Не лучше ли, чем изверг бессердечный?
Цари-тираны хищников лютей.
И тигр и лев не лучше ль злых людей?
Ведь ближних, словно хищник, не терзает
Тот, кто душой и сердцем обладает.
И зверь быть нами должен предпочтен
Тому, чья жизнь еда, питье и сон.
Коль всадник в пору в путь коня не тронет,
Чтоб урожай надежд твоих созрел,
Сей семена любви и добрых дел.
Но никогда я в жизни не слыхал,
Что тот, кто сеял зло, добро пожал.
РАССКАЗ
Тиран, которого и лев страшился,
В колодец как-то ночью провалился.
Зломыслящий — он сеял зло и грех,
И стал он вдруг беспомощнее всех.
Всю ночь стенал он, ужасом объятый.
И кто-то сверху крикнул: «А! Проклятый!
Кого ты ждешь? Ты разве помогал
Несчастным, кто на помощь призывал?
Ты мир засеял злобы семенами!
Теперь любуйся дел своих плодами.
Никто к тебе на помощь не придет…
Ты истомил, измучил весь народ.
Ты яму рыл под нашими ногами,
И — волей судеб — сам теперь ты в яме.
Знай: розно ямы роют для людей
Муж, благородный духом, и злодей:
Один — колодец водоносный роет,
Другой — для ближнего ловушку строит.
Кто по весне ячмень посеял, тот
Ведь не пшеницу, а ячмень пожнет.
Не жди добра, злодей с душою низкой!
Не снимешь сладких гроздей с тамариска
И древо яда стоит ли трудов?
Не снимет садовод с него плодов.
Ведь финик от колючки не родится,
Посев злодейств бедою обратится».
РАССКАЗ
О неком муже повесть я слыхал,
Что честью он Хаджаджу не воздал.
Тот отражникам: «Схватить его — живее!
Казнить его за дерзость, как злодея!»
Когда добром не может зла пресечь,
Бедняк пред казнью плакал и смеялся
Тиран от изумленья приподнялся:
«Постой-ка! — молвил, — не руби, палач!
Что значат этот смех и этот плач?»
«Беспомощных сирот я оставляю,—
Сказал бедняк, — и потому рыдаю.
Я радуюсь, что честного конца
Здесь удостоен — милостью творца,
Что я иду в блаженную обитель,
Как светлый мученик, а но мучитель!»
Хаджаджу сын сказал: «О мой отец!
Пусть он живет! Суфий он и мудрец.
Помысли! Он большой семьи опора,
Нельзя судьбу людей решать так скоро.
Подумай о сиротах. И прости.
Его великодушно отпусти!»
Слыхал я: тщетным было увещанье…
Что ж: каждому свое предначертанье.
Был некто этой казнью потрясен,
Казненного во сне увидел он.
Тот молвил: «Смерть моя была — мгновенье,
На нем же гнет — до светопреставленья.
Не спят несчастные — так берегись!
Стенаний угнетенного страшись!
В ночи бессонной вежды не сомкнет он.
Сто раз «Избави боже!» — воззовет он…
Иблис дорогой света не пойдет,
На ниве зла добро не возрастет».
*
Достойных не позорь во имя мести!
Сам не безгрешен ты, сказать по чести.
Не вызывай напрасно в бой. Глядишь,
Дойдет до распрей — ты не устоишь.
Ты не чуждайся мудрого совета
Наставника подростку в оны лета.
Не обижай слабейшего, дитя!
Сильнейший враг побьет тебя, шутя.
Волчонок глупый, не пускайся в игры.
Где можешь ты попасться в лапы тигра.
Я также в детстве малым крепким был
И маленьких и беззащитных бил.
Но вот меня однажды так побили,
Что пальцем трогать слабых отучили.
*
Не спи беспечно, ставни затвори!
Запретен сон для мудрого царя!
О подданных пекись, о люде сиром.
С соседями старайся ладить миром.
Совета не приправит лестью друг,
Бальзам, хоть горек, исцелит недуг.
РАССКАЗ
Подкожный червь владыку одолел.
От той болезни страшно ослабел он,
На всех здоровых с завистью глядел он.
Пусть шах на поле шахматном силен,
А проиграл — так хуже пешки он.
Вазир ему сказал: «О шах великий!
Да будет вечным в мире трон владыки,
Живет у нас один почтенный муж,
Благочестив он и умен к тому ж.
Он не творит неправды в мире праха,
Его молитве внемлет слух аллаха.
Кто б к мудрецу тому ни прибегал,
Желаемого тут же достигал.
Ты позови его без промедленья,
И вымолит тебе он исцеленье!»
Тут приближенным шах велел пойти
И старца из пещеры привести.
И вот пришел подвижник знаменитый,
Дервишеской одеждою покрытый.
«О старец, помоги мне! — шах сказал.—
Недуг цепями ноги мне сковал».
А старец, об пол посохом ударя,
Так в гневе закричал на государя:
«Бог к правосудным милостив! А что ж,
Немилосердный, ты от бога ждешь?
Гляди — в твоих темницах люди стонут!
Твои молитвы в стонах их потонут.
Ты, царь, народа участь облегчи,
Не то — страдай, и гибни, и молчи!
За все свои грехи и преступленья
Сперва у бога испроси прощенья.
Заботу людям страждущим яви,
Потом и шейха для молитв зови!
Покамест власть твоя страданья множит,
Тебе ничья молитва не поможет!»
Когда султан словам дервиша внял,
Он от стыда и гнева запылал.
Но, овладев собой, сказал: «На что же
Я гневаюсь? Ведь прав он — старец божий!..»
С колодников велел он цепи сбить
И всех их на свободу отпустить.
Велел народ освободить от муки…
Тогда дервиш воздел с мольбою руки:
«О ты, возжегший звезды над землей,
Ты оковал его в войне с тобой!
Он просит мира; дал он волю сирым,—
Ты отпусти его на волю с миром!»
Когда молитву старец заключил,
Султан — здоровый — на ноги вскочил.
На радостях он чуть не в пляс пустился;
Он от недуга мигом исцелился,
Сокровищницу он велел открыть
И царственно дервиша одарить.
И старец молвил шаху в назиданье:
«Знай, прятать правду — тщетное старанье.
Коль против бога слова ты пойдешь,
Ты в худшие несчастья попадешь.
Ты раз упал. Ходи же осторожно,—
Иначе снова поскользнуться можно!»
Кто раз упал и, встав, упал опять,
Кто знает? Может быть — не сможет встать.
Величье мира этого не вечно,
Все в нем неверно, бренно, быстротечно.
Ведь, рассекая крыльями эфир,
Трон Сулеймана облетел весь мир;
Но ветер смерти и его развеял.
Блажен, кто мудро жил и правду сеял.
При ком народ в довольстве процветал,
Кто себялюбцем низменным не стал!
Блажен, кто груз добра с собой уносит,
И жалок тот, кто собранное бросит…
*
Правитель в Мисре жил. Внезапно он
Был грозным войском смерти осажден.
Страданья тело шаха иссушили.
Лик пожелтел, как солнце в туче пыли.
И стал немил врачам премудрым свет,
Что в их науке средств от смерти нет.
Всему конец наступит во вселенной,
Одно лишь царство вечного нетленно.
Правитель к своему концу предстал
И, шевеля губами, прошептал:
«Таких, как я, владык земля не знала,
Но все мое величье прахом стало.
Я целый мир собрал — и вот во мрак
Прочь ухожу, гонимый, как бедняк!»
Ты собирай, тебя мы славить будем,
Коль щедрым будешь и к себе и к людям.
Бери и благом наделяй народ,
А что оставишь — прахом пропадет.
Кто в смертных муках руку прижимает
Одну к груди-другую простирает.
Ои знак руками делает в тот миг,
Длань щедрости ты простирай при жизни,
А длань насилья сокращай при жизни!
Благотвори, спасай людей от мук,
Из савана не сможешь вынуть рук.
Умрешь — сиять, как прежде, солнце будет,
Тебя же только Судный день разбудит.
РАССКАЗ
Шах Кзыл Арслан твердыней обладал,
Алванда выше гребень стен вставал.
В том замке он врагов не опасался,
Путь к замку краем бездны извивался.
Тот замок восхищал невольно взор,
Он красовался средь зеленых гор,
Яйцом белея в чаще изумрудной…
Дервиш явился раз в тот замок чудный.
Тот муж был избранных суфиев пир,
Правдоречивый, видевший весь мир,
Искусом долгой жизни умудренный,
Мудрец великий, златоуст, ученый.
«Всю землю обошел ты, — шах сказал,—
Ты замок крепче моего видал?»
Дервиш ответил: «Ах, осел ты пьяный,
Не испытал ты крепкого тарана!
Да прежде разве не было царей,
Сильней тебя, богаче и славней?
Они покрепче стены воздвигали
И, в них побыв мгновенье, пропадали.
Другие шахи вслед к тебе придут
И древа твоего плоды сорвут.
Отца ты вспомни — истинного шаха!
Освободи свой дух от гнета страха.
Что говорить — был славен твой отец,
А что ему осталось под конец?
Тот, кто надежду в жизни сей теряет,
Пусть лишь на милость божью уповает.
Для мудрого все блага мира — прах,
Ведь завтра же им быть в чужих руках!»
*
Сказал юродивый царю Аджама:
«О ты, наследник всех владений Джама,
Коль вечно б ими сам Джамшид владел,
То разве бы на троне он сидел?
Хотя б казной Каруна обладал ты,
Уйдя, с собой дирхема бы не взял ты!»
Как Алп-Арслана взял к себе творец,
То принял сын державу и венец.
И мертвый шах был предан погребенью,
А трон остался стрел судьбы мишенью.
Увидев сына шаха на коне,
Дервиш воскликнул: «Жалким зрится мне
Величье тех, которых скосит время,—
Отец ушел, сын ставит ногу в стремя!..»
Таков круги светил несущий мир,
Неверный и быстробегущий мир.
Когда дыханью смерти старец внемлет,
Дитя из люльки голову подъемлет
С надеждой новой… Мир с его тщетой
Тебя влечет, но он тебе — чужой.
Как музыкант, что сердце утешает,
Но в месте новом каждый день играет.
Достойна ль женщина любви твоей,
Твори добро, пока ты — бек селенья,
Ведь через год другим ты сдашь правленье.
РАССКАЗ
Слыхал я: в Гуре некогда султан
Насильно брал ослов у поселян.
Два дня иль три ослы свой груз таскали
И, ослабев без корма, погибали.
Когда судьба возносит подлеца,
Он бедных истязает без конца.
Подлец, воздвигший дом, соседних выше,
Сметает мусор тта чужие крыши.
Вот о царе жестоком том рассказ:
Охотился
