удачный, за удачным — день дурной. Мне довольно.
Не один ты, ты с любимой! Ничего и не надо!
Речи милой, с уст которой дышит зной, — мне довольно.
Не гони же, я — у двери; божий рай мне не нужен.
Переулка, где живешь ты под луной, — мне довольно.
На свой нрав, Хафиз, не сетуй, ведь души — той, что сродна
Плавным струям и газелям, столь родной, — мне довольно.
* * *
Страсть бесконечна; страстным дорогам нет пресеченья, нет!
«Души отдайте!» — страстным другого нет назначенья, нет!
Миг зарожденья сладостной страсти — благожеланный миг.
В деле отрадном ждать ли гаданья, предвозвещенья? Нет!
Нас не страши ты разумом властным, нам подливай вина!
К нам не причастен стражи начальник, нам зацрещенья нет!
Глянуть на лик, схожий с месяцем юным, может лишь чистый взор,
В ликах других подобного блеска и обольщенья нет.
Сердце Хафиза в горести страждет: сердце твое — гранит.
Сколько ни плакал, сколько ни звал я, — нет мне прощенья, нет!
* * *
Те, кто взглядом и прах в эликсир превратят,
Хоть однажды на жизнь эту бросят ли взгляд?
Утаю от врачей мои скорби. Быть может,
За чертой бытия мой недуг исцелят.
Мой кумир не снимает с лица покрывала,
Что же столько о нем небылиц говорят?
И гуляка и постник равны перед богом.
Лучше в добрых делах ты найди тарикат.
Я — отступник любви, устремленный к Познанью,
Стал мужам просветленным поистине брат.
Смутно там — за завесой. Когда же завеса
Упадет — что увидим? Что нам возгласят?
Плачут, внемля мне, камни, и круг прозорливых
Слушать повести сердца поистине рад.
Пей вино! Даже сотня грехов твоих скрытых
Благочестия ложного лучше в сто крат.
Я боюсь, что завистники платье Юсуфа
Разорвут, чистоту клеветой омрачат.
Пусть в руинах окраин пред лавкою винной
Толпы рэндов вершат винопитья обряд.
Буду втайне скорбеть, ибо чистые сердцем
О несчастье н счастье своем не кричат.
Пей, Хафиз! Ты едва ль удостоишься встречи…
Ведь султанши на жалких бродяг не глядят!
* * *
Мой скудный жребий тяжек, подъем дороги крут,
Унижен я пред теми, кто гордостью надут.
И, только лишь коснувшись кудрей в безумье страсти,
Я гордо выпрямлюсь, не зная рабьих пут.
Что делается в небе, у глаз моих спроси ты:
Я до утра считаю но звездам без минут.
Я в знак благодаренья уста целую чаши —
Здесь ключ великой тайны и знанья тихий пруд.
И также благодарен рукам моим я слабым:
Терзать они не могут насильем бедный люд.
Когда в стихах воздал я хвалу вииопродавцам,
Я мздою справедливой почтил их добрый труд.
Ведь ты не пожелаешь поднять меня из праха,
Хотя б из глаз катился слезами изумруд!
Не укоряй, что плачу я кровью в этих долах:
Как муки коз мускусных, удел прозренья лют.
Пусть голова Хафиза пьяна, но мне надеждой
Иной главы забота и милостивый суд.
* * *
Проповедники, как только службу с важностью в мечети совершат,
В кабачках совсем иное — тайно, чтоб не быть в ответе, — совершат.
Даже мудрым не понятно: те, что учат отрешеньям весь народ,
Сами эти отрешенья, может быть, на том лишь свете совершат.
Эти новые вельможи тюрка в мула обращают. О господь!
Сделай их ослами с ношей! Пусть на них свой танец плети совершат.
Если ты, дервиш, желаешь, чтоб тебе вручили чашу бытия,
Это в тайном храме магов — так в их сказано завете — совершат.
Красота ее безмерна и влюбленных убивает, но они,
Возродясь, ей поклоненья вновь и вновь в среде столетий совершат.
Ах, менялы без познаний, с побрякушкой для уздечек жемчуга
Вечно путали! Ужели это вновь они, как дети, совершат!
«Нет, пусть молвят стих Хафиза, — голос Разума раздался с высоты,—
И по памяти пусть это в ночь они и на рассвете совершат!»
* * *
Коль туда, куда стремлюсь, я направлю полет,—
Так за дело я возьмусь, что тоска запоет!
Сильных мира я бегу, словно зимних ночей,
Жду от солнца одного лучезарных щедрот.
Благородства не ищи у надменных владык:
Прежде чем откроют дверь, жизнь бесследно пройдет.
Пусть же сгинет эта жизнь — умерщвляющий ад!
Славь, певец, другую жизнь — услаждающий сот!
Пожелай, мой соловей, чтоб земля наконец
Стала садом, где твой дух к нежной розе придет!
Здесь упорство с торжеством в давней дружбе живут:
Кто упорство впустит в дом — торжество призовет.
Мудрено ли, что всегда беззаботен Хафиз:
Вольный странник на земле не страшится тягот!
* * *
Уйди, аскет! Не обольщай меня, аскет!
Ах, что мне святости твои и твой скелет!
Пыланье роз, пыланье роз меня пьянит.
Увы, не вечен аромат и нежный цвет!
Приди же, милая моя! Свою любовь
В твон я косы заплету среди бесед.
Тюльпаном чаша предо мной полна вина:
Оно как плавленый рубин! Оно — рассвет!
Прекрасней трезвости, друзья, веселый хмель,—
О виночерпий, окропи ты наш обед!
А ты, о суфий, обходи мой грешный дом —
От воздержаиья воздержусь я: дал обет!
Увы, прошла моя весна… Прошла весна…
Я это чувствую по тысяче примет.
Но не в раскаянье спасение для нас.
Не станет суфием Хафиз на склоне лет.
* * *
Ты не шли упреков в буйстве в гульбищах не новичку,
Ведь его грехов не впишут, праведник, тебе в строку.
Будь самим собой, что сеял — то и жни, не следуй мне
Я тебя в свои молитвы и грехи не вовлеку.
Ведь любовь живет в мечетях, и живет она в церквах.
Нужен друг святоше, нужен вольному весельчаку.
Не один с порога дома благочестия я пал,
И Адам не добыл рая на земном своему веку.
Коль, Хафиз, пригубишь кубок в Судный день — из кабачка
Мигом в рай ты будешь поднят, хоть был мил и кабачку.
* * *
Я вышел на заре, чтоб роз нарвать в саду,
И трелей соловья услышал череду;
Несчастный, как и я, любовью к розе болен,
И на лужайке он оплакивал беду.
По той лужайке я прогуливался часто;
На розу я смотрю, на соловья и жду;
С шипом она дружит, но так же неразлучен
С любовью соловей, — все в том же он бреду!
Стенанья соловья мне в сердце болью пали,
И утешенья сам себе я не найду…
Так много роз цветет, но кто сорвать их может,
Не испытав шипов опасную вражду?
Хафиз, надежду брось на счастье в этом мире:
Нет блага в нем, и все нам к скорби и вреду!
* * *
Лекарю часто нес я моленья,—
Все ж он скитальцу не дал исцеленья.
Вымолви розе, колющей пташку:
«Как не стыдишься ты преступленья!»
Другу поведай тайную муку
Иль в исцеленье ждн промедленья.
С ликом влюбленного лику любимой
Сблизиться, боже, дай повеленья!
Боже! Над яством лакомым, близким
Буду ль я вечно ждать утоленья?
В мир не неслись бы вопли Хафиза,
Если б он старцев чтил наставленья.
РУБАИ
Твой лик блистал, как солнце, лишь для нас.
Твой переулок был нам в поздний час
Пристанищем. И пусть все крепко спали,
* * *
Фиал вина мне нацеди, приди!
От стража злобного уйди, приди!
Врага не слушан! Внемли зову мысли
И песни у меня в груди! — Приди!
* * *
Ты лицом нежна, станом, как кипарис, стройна.
Можешь в зеркало солнца смотреться лишь ты одна!
…Я ей шаль подарил. И, смеясь, сказала она:
«Назначаю свиданье тебе в видениях сна».
* * *
Что ни день, то новое бремя — на сердце мое.
Что ни день, то новое горе — вдали от нее.
Мне судьба говорит: «Много дел других у меня!
Что мне слезы твои? Что, Хафиз, мне томленье твое?»
* * *
О луна! Ты у солнца взяла свой блеск и свет.
На виске твоем бьется Ковсар… О весна и цвет!
Ты повергла меня в эту ямочку на подбородке,
Как в зиндан, и оттоль — из-под амбры — мне выхода нет.
* * *
Спать я лягу в мученьях, усну в крови.
В лоне горя усну, не в лоие любви.
А не веришь, ко мне хоть во сне сойди!
Хоть во сне моей скорби вниманье яви!
* * *
О сиянье далекой чигильской свечи — лучше молчи.
О мученьях моих — как они горячи — лучше молчи.
Нет со мною друзей, перед кем я открою тайну свою!
О сердечной тоске моей лучше молчи — лучше молчи!
* * *
Ты сперва свиданья кубок мне с любовью поднесла.
Опьянел я. Ты дала мне горечь бедствия и зла.
Молча плачу я. Мне сердце ярость пламени сожгла.
Стал я прахом. Прах мой буря в даль пустыни унесла.
* * *
Все богатства земли и слезинки не стоят твоей!
Все услады земли не искупят неволь и цепей!
И веселье земли — всех семи ее тысячелетий,—
Бог свидетель, не стоит семи твоих горестных дней!
* * *
Тог, кто клялся мне в верности, стал мне врагом.
Муж — вчера добродетельный — стал подлецом.
Ночь делами, что завтра свершатся, чревата.
Но едва ль она добрым чревата плодом.
* * *
Скоро осень у роз лепестки оборвет,
И, как чашу, нарцисс приподымет свой плод.
Тот блажен, кто как легкий пузырик в арыке,
Головою ко входу в кабак припадет.
* * *
С вином вблизи ручья уединись.
Забудь о прошлом, скорби сторонись.
Срок нашей жизни — срок цветенья розы.
Вину, ручью и солнцу улыбнись.
* * *
Ты от судьбы обмана жди и лжи.
Будь мудр, как листья ивы, не дрожи.
Ты нас учил: цвет черный — цвет последний.
Что ж головой я побелел, скажи?
* * *
Ты пей во младости вино, встречай весельем дней исток.
Ты с теми пей, чей лик румян и нежен на губе пушок.
Весь этот мир — в пыли руин забытый караван-сарай.
Блажен, кто, пьяный, средь руин кабацкий разыскал порог.
* * *
Развалины жизни кипящий разлив окружил,
Наполнил нам чаши, согрел остывающий пыл.
Проснись же, приятель! Взгляни, как проворно пожитки
Из хижины жизни носильщик судьбы потащил!
* * *
Ни на миг не отрывай уст от уст чаши!
Радость мира, сладость чувств — от уст чаши.
В чаше мира — благо всё: уста милой
И отстой, что горько-густ, — от уст чаши.
* * *
Я от жажды палящих лобзаний твоих умираю.
Я в тоске по тебе — средь пустынь, средь чужих — умираю.
Многословья не нужно… Вернись! О, вернись! О, вернись!
Жду тебя! Но мой зов безотзывный затих… Умираю.
* * *
Жизнь сгубил я в бреду вожделений, как в тягостном сне,
Сам не знаю — по воле светил, по моей ли вине.
Те, кому я открыл свое сердце, мне стали врагами.
Ну и странность судьбы! Ну и доля же выпала мне!
* * *
Никаким не владею я в мире добром — кроме скорби.
Ничего не нашел я ни в добром, ни в злом — кроме скорби.
И ни преданности, ни любви я не встретил ни в ком.
Друга нет на пути одиноком моем — кроме скорби.
* * *
Твоею прелестью пристыжена,
Частицу света ей луна дает,
Но у тебя свой блеск берет луна.
* * *
Ты говоришь мне: «Не о горе мысли,
Развей дурные на просторе мысли!
Смирись, терпи!..» Но что мне делать с сердцем?
В нем — целый мир скорбей, в нем море мысли.
* * *
Принеси мне вина фиал, положи фиал на ладонь.
Словно пери, чьи губы — лал, положи фиал на ладонь.
По краям его пена кипит, пузырьки ее словно цепь…
Видишь — разум я потерял! Положи фиал на ладонь!
* * *
Пусть барбат и най зазвучат! Приведите ту,
