Саламана.
И ночью раз в покой к нему вошла
И всю себя и душу принесла.
К ногам его она, как тень, склонилась,
К ногам его смиренно приложилась.
И ласково он на нее взглянул,
И милости ей руку протянул,
И обнял. Тесным было их объятье,
Как тело нам охватывает платье.
И жадным ртом ко рту ее приник.
О, поцелуй — объятий проводник…
Они в лобзанье радостно сливались,
И чаши их сердец переполнялись.
Опи устами терлись об уста,
Но разделяла их еще черта.
И страсть, что в них сильней забушевала,
Стыдливости отвергла покрывало
И узел распустила на пути,
Где жаждали друг друга обрести.
В нем — молоко, а сахар в ней скрывался.
Сладчайший сахар с молоком смешался.
Насытясь сахаром и молоком,
Они к утру забылись сладким сном.
РАССКАЗ О ТОМ, КАК МУДРЕЦ И ПАДИШАХ УЗНАЛИ О ЛЮБВИ САЛАМАНА И АБСАЛЬ И СТАЛИ УПРЕКАТЬ ЗА ЭТО САЛАМAHA
Шли ночи, дни, недели в свой черед.
Любовь их длилась месяц, длилась год.
Совсем отца и мудреца забыл он,
Заботою сердца их сокрушил он,—
Уж не томит ли юношу недуг?
Но правду всю разведали от слуг.
Они позвали юношу и речи
С ним начали окольно, издалече.
И много истин мудрых привели,
Пока до сути дела не дошли.
И стало ясно им, что без обмана
Дошла до них молва про Саламана.
И дали наставление ему —
Опору неокрепшему уму.
САЛAMАНУ ОПОСТЫЛИВАЮТ МНОГОЧИСЛЕННЫЕ УПРЕКИ, ОН ОСТАВЛЯЕТ ШАХА И МУДРЕЦА И ВМЕСТЕ С АБСАЛЬ ИЗБИРАЕТ ПУТЬ БЕГСТВА
Он слушал их, всем сердцем их любя,
Молчал, но был от горя вне себя.
Упрек несет ущерб душе свободной,
Упреков дух не терпит благородный.
«Как быть теперь?» — он голову ломал
И многие решенья принимал.
Со всех сторон свое обдумал дело,
И мысль о бегстве твердо в нем созрела.
И паланкин для дальнего пути
Велел он верным слугам припасти.
Чем дом тесней, тем лучше для досуга,
Когда в объятьях милая подруга.
САЛАМАН И АБСАЛЬ УПЛЫВАЮТ В МОРЕ, ПРИСТАЮТ К ЦВЕТУЩЕМУ ОСТРОВУ, ОБРЕТАЮТ ПОКОЙ И ПОСЕЛЯЮТСЯ НА НЕМ
Дней за семь Саламан свою Абсаль
Увлек в недосягаемую даль.
Забыв упреки, родичей и горе,
Стал Саламан за морем наблюдать,
Стал кораблей попутных поджидать.
И челн нашел, прекрасно оснащенный,
Как полумесяц, в заводи зеленой.
Вот вынес челн на шумную волну
Влюбленных, словно солнце и луну.
Как лебедь, над пучиною соленой
Челн полетел, ветрилом окрыленный.
Дней тридцать — качка, ветра гул да плеск.
От качки угасал их цвет и блеск.
И наконец в бушующем просторе
Возник пред ними остров среди моря,
Как сад Ирема в давние года,
Перенесенный волшебством сюда.
Как сад Эдема, вся в росе блестящей,
Лесная там благоухала чаща.
И Саламан сказал: «Здесь будем жить.
Чего еще, искать, куда нам плыть?»
Они от всяких страхов отрешились
И в том лесу прекрасном поселились,
Жасмин и роза, радостью дыша,—
Она всегда с любимым, он — с любимой
В покое, без помехи нетерпимой.
Загробной карой не стращает их.
Не жалит роза — нежности награда,
Дракона нет у найденного клада.
Нет им запрета на лугу лежать,
В потоке чистом жажду утолять.
И радоваться, соловью внимая
И сладкозвучной речи попугая.
Им на прогулке спутник — то павлин,
То куропатка золотых долин.
Как в мареве счастливого похмелья,
Они там жили, полные веселья,
Не мучимы упреками, одни,
И ночи проводя в любви, и дни.
К влюбленной милой тянется влюбленный,
И для слиянья — никакой препоны.
ШАХ УЗНАЕТ ОБ ОТЪЕЗДЕ САЛАМАНА И, НЕ ИМЕЯ СВЕДЕНИЙ О НЕМ, ПОЛЬЗУЕТСЯ ЗЕРКАЛОМ, В КОТОРОМ ВИДЕН ВЕСЬ МИР, И УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ САЛАМАНА
Узнал в Юнане старый властелин,
Что вдруг исчез его любимый сын.
В отчаянье он слезы лил, как воду,
С мольбами обращался к небосводу,
Вел розыски сыновнего пути,
Но ни следа нигде не мог найти.
Владел он неким зеркалом чудесным,
Все отражавшим в мире поднебесном.
Взглянул он в это зеркало — и вот
Увидел остров средь пустынных вод,
На острове зеленая чащоба,
И беглецы в ней — невредимы оба…
Когда он там увидел их вдвоем,
К обоим милость пробудилась в нем.
Решил: он жив, — зачем его жестоко
Терзать словами тщетного упрека!
А чтобы сын ни в чем нужды не знал,
Корабль ему с припасами послал.
ШАХ ОГОРЧАЕТСЯ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬЮ ПРИВЯЗАННОСТИ САЛАМАНА К АБСАЛЬ И СИЛОЙ МЫСЛИ УДЕРЖИВАЕТ САЛАМАНА ОТ НАСЛАЖДЕНИЙ С НЕЙ
Но с горечью увидел шах Юнана,
Что нет конца пристрастью Саламана;
Что жизнь идет, наследник же его
О царстве знать не хочет ничего.
Об этом мысля, шах сгорал от горя…
Через пустыни и просторы моря
Оп мысль на Саламана устремил
И мыслью сил мужских его лишил.
К любимой сын не уставал стремиться,
И вдруг он с ней не смог соединиться.
Его, как прежде, жар любовный влек,
Но с ней, как прежде, слиться он не мог.
Сгорать от жажды над струей потока —
Нет кары в мире более жестокой.
И понял он: отец, один и стар,
Его вернуться нудит силой чар.
И воротился он к отцу в смятенье,
Раскаяния полн, прося прощенья…
САЛАМАН ПРИБЫВАЕТ К ПАДИШАХУ, И ШАХ ВЫРАЖАЕТ ЕМУ СВОЮ ЛЮБОВЬ
Увидел старый шах сыновний лик
И с поцелуями к нему приник.
И, положив ему на плечи руки,
Он любовался им после разлуки.
И говорил: «Зрачок глядящий мой,
Ты мне как соль на скатерти земной.
Рожден ты для того, чтоб царством править,
Чтоб наш венец и трон в веках прославить.
Ты не гнушайся царского венца.
Венец державный — не для подлеца.
Срок близится, венец принять ты должен,
Кормило власти в руки взять ты должен.
Так отвратись от гибельной любви,
Для высшей в мире доблести живи.
О судьбах царства думай, о короне.
Страсть низменную смой, как хну, с ладони».
САЛАМАН ВПАДАЕТ В ПЕЧАЛЬ ОТ УПРЕКОВ ОТЦА, УХОДИТ В ПУСТЫНЮ, РАЗЖИГАЕТ ОГОНЬ И ВХОДИТ В НЕГО ВМЕСТЕ С АБСАЛЬ, НО АБСАЛЬ СГОРАЕТ, А ОН ОСТАЕТСЯ НЕВРЕДИМЫМ
Кто в мире униженней, чем влюбленный?
Где есть удел, столь горько затрудненный?
Ему доброжелательства совет —
Как злого издевательства навет.
Так Саламан утратил свет надежды
И разорвал спокойствия одежды.
Мир для него навеки помрачнел,
И он уничтоженья захотел.
Пусть лучше корень жизни уничтожит
Тот, кто достойно больше жить не может.
И он с Абсаль — любимою своей —
За смертью удалился в даль степей.
Вязанками кустарник нарубил он,
Вязанки те в большой костер сложил он.
И поднялся костер, как холм, высок;
Огонь он высек и костер поджег.
Простер ей руку, как жених невесте,
И на костер взошел он с нею вместе.
Шах устремлял свой взгляд в степную даль,
Он думал истребить одну Абсаль.
Луч мыслей направляя неустанно,
Он сжег ее, оставил Саламана.
От примеси нечистого всего,
Как золото, очистил он его.
САЛАМАН ОСТАЕТСЯ БЕЗ АБСАЛЬ И СКОРБИТ В РАЗЛУКЕ С НЕЙ
В житейской суете неистребимой
Кто чужд всего? — Влюбленный без любимой.
Пусть он стрелою будет поражен,
Глубокой раны не заметит он,—
Пусть даже в грудь ему кинжал вонзится,
Другой кинжал в затылок устремится.
Хоть друг в несчастье пощадит его,
Соперник камнем поразит его,
А если камень пролетит далеко,
Он будет жертвой черствого упрека.
А если он упреков избежит,
Его мечом разлука поразит…
Они на гору огненную смело
Взошли. В огне одна Абсаль сгорела.
Был силой мысли Саламан спасен.
Как тело без души, остался он.
Моля об избавлении, со стоном
Он пал в слезах пред грозным небосклоном.
Так причитал он, что рассвет рыдал
И, сострадая, ворот разорвал,
Сочувствуя, над ним слезами капал.
Бил камнем в грудь себя он все больней,
Как в пробный камень верности своей.
Не в силах милую обнять руками,
Он руки истерзал себе зубами.
Он взгляды ночью в угол обращал,
В тени Абсаль свою воображал.
«О, подойди, вернись ко мне, взываю!
Взгляни — я умираю, я сгораю!
Одна ты в жизни жизнью мне была,
Одна ты свет глазам моим дала.
Я, привлечен твоею красотою,
Жил на путях свидания с тобою.
Мы были оба счастливы всегда.
О, как мы сладостно соединились,
Когда от всех навеки отрешились!
Друг другу тайны тайн шептали мы,
В объятьях сладко засыпали мы.
Как дико пламя ярое взвивалось…
О, пусть бы я сгорел, а ты осталась!
Но вот сгорела ты, мне — пеплом стыть.
И нет исхода. И зачем мне жить?!
О, если б я тогда погиб с тобою,
Мы шли бы вместе тайною тропою…
Там — за пределами небытия —
Блаженство вечное вкусил бы я».
ШАХ УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ САЛАМАНА, НО ОКАЗЫВАЕТСЯ БЕССИЛЬНЫМ ПОМОЧЬ ЕМУ И СОВЕТУЕТСЯ ОБ ЭТОМ С МУДРЕЦОМ
Когда проведал царь, что Саламан
В горниле горя расплавляться стала.
Изнемогало шаха существо,
От муки разрывалась грудь его.
И обратился он к совету пира:
«О кааба надежд и страха мира,
Я властью мысли сжечь Абсаль сумел,
А Саламан — в тоске по ней — сгорел.
Нет для Абсаль из пепла возвращенья,
Нет сердцу Саламана исцеленья.
Все высказал я. Сам теперь гляди,
Сам средство для спасения найди».
«Ты, вижу, мыслью тверд и духом светел,
Когда пришел ко мне, — мудрец ответил.—
И если верит мне наследник твой
И не нарушит договор со мной,
Моею волею Абсаль живая
К нему вернется, горе исцеляя.
Здесь несколько она пробудет дней.
Как прежде, он опять сольется с ней».
Услышав речи мудреца, с волненьем
Стал Саламан внимать его веленьям.
САЛАМАН ПОВИНУЕТСЯ МУДРЕЦУ, МУДРЕЦ НАХОДИТ СРЕДСТВО ИСЦЕЛЕНИЯ ЕГО ОТ СКОРБИ
Мудрец его покорством тронут был
И мощь чудесных чар своих явил.
Когда Абсаль бедняге вспоминалась
И сердце в нем от муки разрывалось,
Мудрец об этом сразу узнавал —
Абсаль прекрасной образ создавал
Из воздуха перед его глазами,
Руками ощутимый и устами.
Когда ж царевич погружался в сон,
Тот образ таял… истреблялся он.
Мудрец же, в высоту подъемля взоры,
Вел о Зухре прекрасной разговоры.
«Зухра, — он говорил, — в небесной мгле
Прекрасней всех красавиц на земле.
За красоту была она когда-то
На небеса взята лучом заката.
Так чанг ее звучит, что небосвод,
Всем хором звезд кружась, ей в лад поет».
От речи той волшебной и неясной
Стал влечься Саламан к Зухре прекрасной.
Рассказывал мудрец… и каждый раз
Сильней влиял на юношу рассказ.
Когда мудрец в нем обнаружил это,
Стал колдовать он над Зухрой-планетой.
С небес Зухра, как женщина, сошла
И сердце Саламана заняла.
Абсаль из сердца Саламана скрылась,
Любовь к одной Зухре в нем укрепилась.
ПАДИШАХ ПРИВОДИТ ПОДЧИНЕННЫХ К ПРИСЯГЕ САЛAMАНУ И ПЕРЕДАЕТ ЕМУ ПРЕСТОЛ И ЦАРСТВО
От скорби наконец освободился
Шах Саламан и духом обновился…
Достоин стал занять престол отца,
Достоин стал он перстня и венца.
И старый шах созвал царей вселенной —
Людей породы алчной и надменной.
И он для них такой устроил пир,
Какого сто веков не видел мир.
Царей, вояк, исполненных отваги,
Он всех привел к незыблемой присяге
Наследнику и сыну своему.
Мир положил он под ноги ему,
Семь поясов вручил земли великой,
Всем странам объявил его владыкой.
В ИЗЪЯСНЕНИЕ ТОГО, ЧТО ЯВЛЯЕТСЯ СУТЬЮ РАССКАЗАННОГО
Сперва творец созвездий и планет
Вселенной Перворазум дал, как свет.
Свет Перворазум да повелевает,
Да всяк его веленья исполняет.
Приявшего сияющий венец
Познанья тайны мы зовем — мудрец.
По воле Перворазума туманно
Взошло над миром солнце Саламана.
Кто ж милая Абсаль? — Любовь и страсть,
К ее устам зовущая припасть.
Абсаль — пучина, где они проплыли,
Где мир в волненье бурном находили.
То море — темных вожделений зыбь,
То море — томных наслаждений зыбь.
В чем суть стремленья Саламаиа к шаху
И припаданья головою к праху?
Все это к Перворазуму возврат
Светильника, что мраком был объят.
Что есть костер, что есть самосожженье,
Нам данной богом плоти истребленье?
То знак нам: все сгорит и все пройдет,
Но дух воспрянет, пепел отряхнет.
Зухра — души высокой совершенство,
В слиянье с нею — высшее блаженство.
Вселенной, мудрый, овладеешь ты
В сиянье этой вечной красоты!
Я кратко говорил об этих тайнах
В рассказе о делах необычайных.
А прав
