мир, что пуст и безотраден?
Глаза-нарциссы вырвала из впадин
И бросила их наземь, закричав:
«Должны расти нарциссы среди трав!
Нужны ли мне два глаза, два нарцисса,
В саду, где нет тебя, нет кипариса?!»
В могилу тот, кого гнетет печаль,
Бросает цвета черного миндаль.
Но вряд ли люди, как она, дарили
Такие две миндалины могиле!
Она к земле, склонясь над мертвецом,
Припала окровавленным лицом.
И вот взлетела над землей могильной
Ее душа, расставшись с ней, бессильной.
Блажен, кто душу потерял в пути,
Увидев, что мертва жена владыки,
Все подняли неистовые крики,
И причитанья преданной жены
Там были двести раз повторены.
Умолкли причитанья на могиле,—
И домочадцы Зулейху омыли.
Омыли, горько плача: так весной
Над розой дождь струится проливной.
Ее — о нет, жасмин благоуханный! —
Затем одели в саван златотканый,
И вот в земле, как лепесток, тиха,
Легла с Юсуфом рядом Зулейха.
Делить и после смерти с другом ложе,—
Нет в мире счастья выше и дороже!
КНИГА МУДРОСТИ ИСКАНДАРА (Из поэмы)
НАЧАЛО ПОВЕСТВОВАНИЯ
Былых времен историки для нас
Об Искандаре начали рассказ:
В тот год, как Фейлакусова страна
Над миром засияла, как весна,
Творец миров, по милости своей,
Дал сына шаху на закате дней.
Ты скажешь — это с высоты высот
Звездою новой вспыхнул небосвод.
Грядущего владыку всей земли,
Младенца Искандаром нарекли.
А на восьмом его году отец
Назвал его наследником царей,
Под власть его привел богатырей.
Когда же все вельможи той земли
Присягу Искандару принесли:
Служить ему на всем его веку,
Послал он сына к знаний роднику.
И с просьбой царь пред Арасту предстал,
Чтоб муж премудрый сына воспитал.
Ученому сказал: «Ни мгла, ни тьма
Не скроют солнца твоего ума.
Ты звезды отразил, как океан,
Ты знаньем озарил страну Юнан,
Ты, мудрый, как гармонию светил,
Мир меж людьми и строй установил.
И тот путями истины идет,
Кто из ключа твоих познаний пьет.
Когда б не ты — от неразумных дел
И от раздоров мир бы потемнел.
Познанья благо в людях неравно,
Природой все не каждому дано.
Пусть к мудрому несведущий придет.
Чтоб научиться двигать жизнь вперед.
По если неуч презрит свет наук,
Ему не даст добра небесный круг.
И если царь не будет мудрецом,
Он родину не озарит венцом.
И если царь в невежестве погряз,
Он — горе для народа и для вас…
Возлюбленный — он у меня один,
Моя надежда, Искандар, мой сын.
Чиста его сознания скрижаль,
Достойна начертания скрижаль.
Пусть учится у вас наследник мой
Быть мудрым в управлении страной.
Пусть так он будет вами обучен,
Чтоб государство возвеличил он,
Чтоб в начинаньях добрых был счастлив
И к людям всем, к народу, справедлив,
Чтоб завершил он замыслы отца,
Утешил обездоленных сердца!»
Услышал Арасту наказ царя
И приступил, усердием горя,
К наставничеству и своим огнем
Зажег светильник в сердце молодом.
Его учил он управлять собой,
Справляться в жизни с трудностью любой.
Глубокой любознательности пыл
В душе измлада Искандар таил.
Он сверстников своих опередил —
Такой в нем был запас духовных сил.
Наука Арасту не зря прошла
И пышно в Искандаре расцвела,
Покров с лица природы он сорвал,
Строенья мира тайну ои узнал.
Ключ знанья он у Эклидуса взял.
Кругов планетных знаки прочитал.
И стал он мудр и в помыслах велик,
Вершины зданий разумом достиг.
Расцвел и вырос — мощен и высок,—
Принес плоды посаженный росток.
Познал законы он небесных сфер,
Не обольщался внешним видом он,
Пытливой мыслью к сути обращен.
И, возмужав душой, он был готов
Писать на свитке мира и веков,
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ОТЕЦ ИСКАНДАРА ПРОСИТ АРАСТУ НАПИСАТЬ ДЛЯ СЫНА КНИГУ ЗАВЕТОВ
Сын шаха, завершив ученья круг,
Вооружился мощью всех наук.
Но, вечными заботами горя,
В те дни пришла в упадок мощь царя.
Шестисторониий мир тщеты земной
Всех дел и дум царя нарушил строй.
Услышал он призывный барабан
К отходу в даль потустороппих стран.
Шах Фейлакус за Арасту послал,
Приветствовал и мудрому сказал:
«О верности и мудрости гора!
Во мне угасла сила бытия,
Мне плоть не подчиняется моя.
Явись ко мне с твоим учеником,
Тебе не прекословящим ни в чём.
Смерть подступает. Конь мой боевой
На поле жизни пикнет головой…»
Лишь Арасту об этом услыхал,
Он с Искандаром пред царем предстал.
И пали пред царем они, скорбя,
И этим не унизили себя.
Владыка Искандара увидал
И, увидев, душой возликовал.
Созвал он мудрецов своей земли.
Когда же те с поклонами пришли,
Велел, чтоб испытал ученый круг
Наследника в познании наук.
На все вопросы их ответил он,
А круг ученых был им восхищен:
«Шах! Все, что истиной озарено,
Все твоему наследнику дано!
Да, он всего достиг, чего хотел,
Всей мудростью столетней овладел.
Коль кладезь мудрости такой открыт,
Невежество вселенной не грозит».
Когда услышал это Фейлакус,
Подвластным странам — будь то Рум иль Рус
Он имя Искандара объявил,
Венец и жезл царей ему вручил.
Воздавши благодарность мудрецам,
Мудрейшему сказал: «Возьми калам,
Для сына книгу мудрости живой
Пиши, учи, как управлять страной,
Чтоб направляла все его дела,
Царю путеводителем была.
И что на месте лучше б он сидел,
Чем приступать к свершенью черных дел».
И внял наказу шаха Арасту,
К каламу обратился и листу.
За труд взялся он, именем творца
Довел свой труд великий до конца.
Он с книгою перед царем предстал,
И сердцем Фейлакус возликовал.
Живых письмен узор увидел он,
Вздохнул — и погрузился к вечный сон.
Застыла кровь его, затмился взор,
Как кровью, горем обагрился двор.
Власть — с подчиненьем, с милой жизнью — смерть
Безжалостная чередует твердь.
О смерть! Ты то в табут кладешь отца,
Растерзывая сыновей сердца,
То, саваном на сыне заменя
Парчу и шелк, идешь, отца казня.
Будь счастлив, смертный! С братом по крови
И с другом лишь в согласии живи.
О дальнем и о близком не жалей.
Нет друга ближе совести твоей.
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ИСКАНДАР БЛАГОДАРЯ СВОЕЙ СКРОМНОСТИ ВОЗВЫСИЛСЯ HАД ЛЮДЬМИ СВОЕГО ВРЕМЕНИ
Мудрец, кем был прославлен Рум и Рус,
Повествовал, как умер Фейлакус,
Как Искандар вступил на трон отца
И светом жизни озарил сердца.
И приближенным он сказал своим:
«Вот о царе ушедшем мы скорбим!
Поистине он нашим был отцом,
А я, ваш брат, не выше вас ни в чем
О первенстве средь вас не мыслю я.
И что вам в мире свет — мне тоже свет.
И что для вас во вред — и мне во вред.
И кто из вас хоть ногу занозит,
Так изберите из среды своей
Старейшего, всех лучше и мудрей.
Чтоб он народом правил, как отец,
Чтобы отмыл он ржавчину сердец,
Чтоб он людей, средь бедственных дорог,
От холода и зноя уберег,
Чтоб добродетель в мире уберег,
Примером чести поразил порок!»
Когда же Искандар умолк, кругом
Из всех грудей раздался клич, как гром:
«Ты будешь нам главою и вождем!
Ты выше всех нас сердцем и умом!»
И вновь ему присягу принесли
Богатыри и знатные земли.
Шах Искандар ответил им тогда:
«Владейте жизнью долгие года!
Вы подняли меня, как солнце дня,
Вы в пыль, как тень, не бросили меня.
Клянусь по справедливому пути,
По честному пути всю жизнь идти!
Клянусь сердца печальных исцелить!
Несчастных от несчастий защитить!
Ведь если шах людей потопчет в прах,
Душой он жалкий нищий, а не шах.
Коль сердцем шах изменчив, что ни час,
Какая польза от него для вас?
Для блага подданных я жить клянусь!
На страже прав народа быть клянусь!»
И удивлялись все его словам.
Да будет в них пример иным царям.
КНИГА МУДРОСТИ АРАСTУ
Историк мудрый, вечный правды друг,
Взлелеявший прекрасный сад наук.
О шахе Искандаре написал,
О том, как он владыкой мира стал.
О том, как врачевать недуг любой,
Для нас писал он кистью золотой.
Из золота, чтоб утешался взор.
Как золотая нить, несет строка
Нанизанные мысли-жемчуга…
От книги, им творимой, ни на час
Своих предтеч, познав их красоту,
Благодарил вседневно Арасту.
Но в книге той лучился каждый стих
Любовью современников своих.
Внемлите наставлениям того,
Кого на труд подвигло божество:
«О шах! Будь знаньем тайны одарен,
Будь светом доброй воли озарен.
Владык повелевающий язык
Равно, как слух внимающий, велик.
Учись разумно разуму внимать,
А не гадать: принять иль не принять.
Не лилией, а розой горд цветник,
Будь щедр и милосерд. Могучий свод
Тебя отдарит от своих щедрот.
Ведь если этот мир сравнить с горой,
В нем эхо породит твой шаг любой.
Как ни грохочет эхо громких дел,
Посаженный росток тогда взойдет,
Коль подвигом снискал ты славы плод,
Тебе он радость неба принесет.
Ты никому Не можешь быть судьей.
Пока к добру не обращен душой.
И стать проводником не может тот,
Кто сам не ведает, куда идет.
Когда вода горька и солона —
Как можешь ты пороки истребить,
Когда с себя порок не можешь смыть?
Когда в грязи стираешь платье ты,
Не жди от этой стирки чистоты.
Твои слова прекрасны — от души…
Поступки лучше были б хороши.
Достоинству нас не научит тот,
Кто недостойно сам себя ведет.
А польза слов отца для сына где ж?
Сам ест халву, а говорит: «Не ешь!»
В тебе, как в тесте, пекарь твой смешал
И добрых много и дурных начал.
В победе зла — падение твое,
В добре твоем — спасение твое.
Не дай началам добрым пасть в борьбе,
Ведь жребий той борьбы вручен тебе.
Ум темный светом ясным озари,
Неправды с сердца ржавчину сотри.
В пути коварным мыслям не внимай
И вьюк свой терпеливо подымай.
Ведь иначе трудней и тяжелей
Стать может ноша на спине твоей».
РАССКАЗ О ВЕРБЛЮДЕ И ЛИСЕ
Верблюд, от старости едва живой,
Приплелся как-то раз на водопой.
Над ним кружилось множество ворон,
Глядя, что, мол, вот-вот подохнет он.
Под шкурой дряхлой, на костях его
Ни жира не осталось, ничего
Иль мало так, что, не боясь волков,
Бесстрашно пасся он среди холмов.
Иссохли на спине его горбы,
И плакал он под тяжестью судьбы.
«О ты, пустыни гордость и краса!
Отрекшийся от роскоши земной.
Довольный лишь колючкою одной,
Ведь «кораблем пустынь» тебя зовет
Так что ж ты ходишь, тощий и больной,
С облезлой и израненной спиной?
Ты муравья не тронешь, знаю я,
Кто ж раздавил тебя, как муравья?»
Верблюд ей: «Слушай про мою беду:
У изверга я в рабстве, как в аду.
Мое горит и стонет существо,
Лишь вспомню, ненавистного, его.
Соль на горбах измученных моих
Вывозит он из копей соляных.
Страшнее муки нет, я говорю,
Когда меня он тянет за ноздрю!
А ноша так тяжка, что мочи нет,
Она слону сломала бы хребет.
Когда я, обессилев, упаду,
Оп палкой бьет меня — и я опять иду.
Невыносима, нестерпима боль,
Когда мне в раны попадает соль.
Когда ж реву я с горя, как труба,
Ни бог меня не слышит, ни судьба.
Лиса сказала: «О тебе скорбя,
Найду я хитрый выход для тебя.
Меж городом и копью соляной
Поток, ты знаешь, льется водяной.
Войдешь в поток — и сразу в воду ляг.
Как соль растает у тебя в тюках,
Ты из водьг тогда легко вставай
И весело до города шагай!»
Верблюд сказал: «Ну, друг, благодарю!
Теперь-то я его перехитрю!»
И в тот же день, тяжелый соляной
Свой груз таща, он стал перед рекой.
Но мысль его погонщик разгадал.
И как же он беднягу наказал?
Горбы его от соли облегчил
И соль кошмой и шерстью заменил.
Такой предвидеть гнусности не мог,—
Вошел верблюд в поток и в воду лег.
Но еле встал, не ждал такой беды,—
Груз удесятерился от воды.
Едва-едва он брел под зноем дня,
Лисицу ненавистную кляня:
«Кошма и шерсть — отягчены водой
И тяжелее клади соляной.
Пусть подлая советчица умрет
И род ее проклятый пропадет!
О, только бы мне дотащить кошму.
Я голову до неба подыму!»
*
Вина мне, кравчий! Славы, красоты
Лишь те достойны, чьи сердца чисты.
Дай силу мне для покоренья львов
И отведи
