Губы пылкой возлюбленной — винного цвета,
Буйство страсти подобно ее волосам.
Перевод Г. Плисецкого
«Не моли о любви, безнадежно любя…»
Не моли о любви, безнадежно любя,
Не броди под окном у неверной, скорбя.
Словно нищие дервиши, будь независим —
Может статься, тогда и полюбят тебя.
Перевод Г. Плисецкого
«Горе сердцу, которое льда холодней…»
Горе сердцу, которое льда холодней,
Не пылает любовью, не знает о ней.
А для сердца влюбленного — день, проведенный
Без возлюбленной, — самый пропащий из дней!
Перевод Г. Плисецкого
«Волшебства о любви болтовня лишена…»
Волшебства о любви болтовня лишена,
Как остывшие угли — огня лишена.
А любовь настоящая жарко пылает,
Сна и отдыха ночи и дня лишена.
Перевод Г. Плисецкого
«В жизни сей опьянение лучше всего…»
В жизни сей опьянение лучше всего,
Нежной гурии пение лучше всего,
Вольной мысли кипение лучше всего,
Всех запретов забвение лучше всего.
Перевод Г. Плисецкого
Хакани (1120–1199)
«Тюрчанка, откуда ты к нам пришла на погибель сердец…»
Тюрчанка, откуда ты к нам пришла на погибель сердец?
В каком ты взросла цветнике, бесценной красы образец?
Редчайший рисунок творца, прекраснейший в мире кумир,
В каком ты чертоге живешь, какой украшаешь дворец?
Сойдя со страниц красоты, ты словно от бога пришла.
Кого ты достойна, кому тебя предназначил творец?
О свежий розовый куст, расцветший студеной зимой!
Откуда дыханье весны несешь ты, чудесный гонец?
Неверье отринула ты, притворно в ислам перешла.
Чью веру решила отнять, на чей посягаешь венец?
Душа расстается с душой, мечтая тебя увидать.
С кем клятвою связана ты, кто рая земного жилец?
Вчера ты ушла от меня, покинула праздничный пир,
Скажи мне: где нынче гостишь, какой тебе мил удалец?
Воистину твой Хакани, как прежде, он верен тебе.
Ответь же: кому ты верна и чья ты сама наконец?
Перевод М. Синельникова
«О ты, заставившая все кровоточить сердца…»
О ты, заставившая все кровоточить сердца,
Не одного сломила ты, сгубила гордеца!
О ты, из-за которой нам покоя не видать,
Оставившая жгучий след и в сердце мудреца!
Ты видишь: души обагрил кровавых слез поток,
И сердце выжала тоска, и муке нет конца.
Надежды нардовая кость застряла в тупике,
Нет хода на доске любви, не выйти из кольца.
Влюбленным нужно рисковать, и храбро я пошел
По улице, где ты живешь, до твоего крыльца.
Как только о твоей красе услышал Хакани,
Весть о безумии его перегнала гонца.
Перевод М. Синельникова
«Только в мире ты явилась — смуты пламенная мгла…»
Только в мире ты явилась — смуты пламенная мгла
Обожгла сердца, взъярилась, дымом все заволокла.
Что мне делать у порога? Не откликнешься на зов!
К небесам уходят вопли всех сжигаемых дотла.
Если голову ты вскинешь, сотни падают голов,
Лишь на миг ты нас покинешь, душ лишаются тела.
Нравом ты подобна миру, в мире этом, как ни жаль,
Невозможно, чтоб удача рядом с бедами не шла.
Знаю, что легко ты можешь утолить мою печаль.
Не сжигай души плененной, эта доля тяжела!
Вслушайся в мое стенанье, что взлетает к небесам!
Вместе с ним душа умчится, и останется зола.
Хакани коснулось тленье, подошла душа к устам,
Только дай соизволенье, унесут ее крыла.
Перевод М. Синельникова
«Весна, что озаряет мир, явив щедроты, — это ты…»
Весна, что озаряет мир, явив щедроты, — это ты,
И легкий всадник, что громит ряды пехоты, — это ты,
Цветенье сердца моего и сладкий плод моей души,
Весна, что пробудить пришла мир от дремоты, — это ты.
Драконы вьющиеся кос, ресниц манящих колдовство,
И чудотворец и калиф, дол и высоты — это ты.
Ты на охоте дичь моя, но вижу: я тобой убит.
Пронзающая тучей стрел в пылу охоты, — это ты.
Я — тот несчастный, чьи дела тобой расстроены вконец.
Кос распустившая тугих водовороты — это ты.
Каменосердая, опять ты ранишь и не лечишь ран.
Бросающая в грудь мою прямые дроты, — это ты.
Убила чарами меня, не повредив и волоска.
Отринувшая свысока мои заботы, — это ты.
Ты взором сердце Хакани сожгла, красавица, дотла.
Преобразившая в огонь свои красоты, — это ты.
Перевод М. Синельникова
«Мир обновился, увидев тебя, душу твоей красой обновил…»
Мир обновился, увидев тебя, душу твоей красой обновил,
Разум, что прежде кафиром был, верой себя святой обновил.
Снова твои колдовские глаза воспламенили сердце мое,
Души пламень рубинов твоих, словно сады весной, обновил.
Снова молву о твоей красоте запад узнал, услышал восток,
Клятвы свои обновил небосвод, время любовной игры обновил.
Нас пробудила любовь к тебе, вихрем влетела, в сердце вошла,
В каждой душе старую боль ветер любви сквозной обновил.
Снова пустыню твой свет озарил, стали как море слезы мои.
Новый огонь увидел Муса[36], воды потопа Ной[37] обновил.
Празднеством стала тоска по тебе… Ты убиваешь терпенье мое,
Жертвой закланья будет оно, жертвенник я огневой обновил.
Сахар из этих сладостных уст нам обещаешь ты каждый год,
Год обновился, надо, чтоб я наш договор былой обновил.
Радуйся дивной своей красе, ибо воспевший тебя Хакани
Занят дозволенным колдовством, свод стихотворный свой обновил.
Перевод М. Синельникова
«О утро! Глянь, куда тебя я из юдоли сей пошлю…»
О утро! Глянь, куда тебя я из юдоли сей пошлю.
Я к солнцу верности тебя, к сиянью лучших дней пошлю.
Ты в запечатанном письме к любимой тайну отнеси,
Но никому не говори, куда тебя я с ней пошлю.
В обитель дружбы ты вошло лучом тончайшим чистоты,
Тебя в чертоги чистоты я от своих дверей пошлю.
Я знаю: ветер — жалкий лжец, а ты правдиво до конца,
И лучше я пошлю тебя, не этот суховей пошлю.
Покрыт кольчугой росяной лужайки золотой наряд,
В цветы одетого гонца я с ворохом вестей пошлю.
Мне душу натуго узлом скрутила дикой страсти длань,
Тебя я к той, что развязать должна узлы страстей, пошлю.
Перед уходом в мир иной душе отсрочки не дано,
И потому тебя в полет я молнии быстрей пошлю.
Ты рассмотри по одному недуги сердца Хакани,
Ведь за лекарством я тебя к возлюбленной своей пошлю.
Перевод М. Синельникова
«Спеши любви предаться, сердце, вот — поприще и подвиг твой…»
Спеши любви предаться, сердце, вот — поприще и подвиг твой.
Ты головою правишь, сердце, и что же стало с головой!
Терзалось ты от старой боли и от нее освободилось,
Но умолчи о том, как страждешь от боли новой и живой.
Враждебен город к чужеземцам, любимая недостижима,
И здесь ли место для скитальцев, гонимых сумрачной судьбой!
На золото здесь ценят ласки, и есть весы любви в Дамаске,
Но хватит хвастаться Дамаском, коль в чаше пусто весовой.
Я знаю — красота опасна. Но предпочту, сказать по чести,
Несправедливости любимой всей справедливости пустой.
Теперь, когда ты видел цепи, повсюду сыплющие мускус,
Ты разорви свои оковы, пусть дремлет разум, часовой.
Струистых кос почуяв мускус, ты сразу стал ничтожно малым,
Не зря в далеком Джоу-джоу[38] погоня шла за кабаргой[39].
За кровь свою не требуй платы, кровь только ты и проливаешь,
Пролома не ищи снаружи, внутри — твой ворог роковой.
О Хакани! Ты что затеял? У сердца — тысячи желаний,
К чему еще любви заботы, капризы чаровницы той?
Вот ворон, он чернее ночи, он не родится белоглазым.
Уж лучше черным оставаться, коль не расстаться с чернотой.
Перевод М. Синельникова
«Это бедное сердце к устам светлолицей бежало…»
Это бедное сердце к устам светлолицей бежало,
В дикой жажде оно к пламенистой кринице бежало.
Плачет пламя в воде, и вода от огня закипает,
Прямо в пламя и воду веселья крупица бежала.
Соблазнили Адама ланитами смуглыми Евы,
В рай явилась беда, и в слезах чаровница бежала.
Черных локонов зов в миг неверья услышало сердце,
В край неверья оно, чтоб отмстить и разбиться, бежало.
Сердцу лишь по воде можно было бежать из темницы,
Со слезами оно, покидая зеницы, бежало.
Это мертвое тело, оставив пустыню индийцев,
В царство серны из Чина[40], к нарциссам юницы, бежало.
Ты в любви — словно див, ну а разум — всего лишь безумье.
Сколько мощных умов от любви в огневице бежало!
Свой шафрановый лик сблизив с мускусом локонов милой,
Сделал я амулет, и болезнь-дьяволица бежала.
Хорошо, Хакани, на земле слушать притчи о небе.
Твое счастье с небес, чтоб на землю спуститься, бежало,
Перевод М. Синельникова
«Суждены одни напасти тем, кто милой взят в полон…»
Суждены одни напасти тем, кто милой взят в полон.
Тот незрел, кто трезв и в страсти, тот, кто ей не опален.
У тебя никто доселе милости не находил,
Лишь небытие даруешь, насылаешь вечный сон.
Сотню лет прожду свиданья, дальний путь к нему ведет,
А захочешь — лишь полшага, и осилен крутосклон.
Город опьянен любовью, и не видно во хмелю,
Из какой поят нас чаши, только слышен кубков звон.
Наша детская беспечность искренностью рождена.
За такими простаками бeды кинулись вдогон.
Своевольем изнурила всех пленившихся тобой,
Лицезрения любимой любящий навек лишен.
Больше тысячи страданий — в каждом сердце огневом,
И у каждого страданья — больше тысячи имен.
О моем разбитом сердце ты спроси у Хакани,
Чтоб узнать названье боли, чтоб услышать сердца стон.
Перевод М. Синельникова
«О красавица, что взглядом ранила сердца мужей…»
О красавица, что взглядом ранила сердца мужей,
Сокрушила души блеском дивных мускусных цепей!
Лик, подобный лицам гурий, превратил в эдем пустыню,
От стенания влюбленных задымилась зыбь морей.
Ты свиданье обещала — все глаза мы проглядели,
И заждался твой невольник, утомился в беге дней.
Эти гневные ресницы сердце обрекли на муки,
Эти сахарные губы сделали тоску милей.
Длинных кос твоих драконы жалят, словно скорпионы.
Разве скорпионов кто-то видывал в обличье змей?
Сердце унесла с собою, на аркане кос умчала,
А потом его взнуздала сбруей амбровых кудрей.
Сердце в поисках покоя ночью от меня бежало
К этим прядям беспокойным пери ветреной моей.
Безответен страсти вызов, Хакани из глаз-нарциссов
Льет кровавые потоки ночью у твоих дверей.
Перевод М. Синельникова
«О, разве сердцу моему дано свиданья с ней достичь…»
О, разве сердцу моему дано свиданья с ней достичь?
Оно в безумии бежит. Ему ли цели сей достичь?
Пока увидеть на луне не сможет солнце отблеск свой,
Безумцу ль молодой луны во мгле пустых ночей достичь?
Что ей Санджар[41]? Его шатра ее превыше торока,
О, разве нищего рука сумеет их ремней достичь?
Покуда на ее устах сияют лалы, жемчуга,
Дождусь ли милостыни я? Чего руке моей достичь?
Что глаз дурной, покуда грудь, как рута чадная, горит?
Чего пред нежной красотой сумеет чародей достичь?
Как солнцем Страшного суда, любовью сердце сожжено.
Любовь — как Судный день, лишь с ней хочу скончанья дней достичь.
О Хакани! Вот скорбь твоя, что сердце убежало к ней.
Взгляни-ка издали, чего теперь удастся ей достичь.
Перевод М. Синельникова
«Тебя мое сердце в конечном итоге достигнет…»
Тебя мое сердце в конечном итоге достигнет,
Душа единенья с красой недотроги достигнет.
Рыданье безумца ушей равнодушных твоих,
Жемчужины слез оставляя в залоге, достигнет.
Я стану безумцем, лишь вестник твоей красоты
Лачуги моей, засверкав на пороге, достигнет.
Такое бывает, когда бесноватого взгляд
Лазури, где серп зажелтел тонкорогий, достигнет.
Терпенье ушло и постится в разлуке, а там
Придет разговенье, и счастья убогий достигнет.
Лишь снится свиданье, но пусть высоки торока,
Однажды рука их ремня без подмоги достигнет.
Надежда от радости крыльями плещет, когда
Высокого свода в счастливой тревоге достигнет.
Зенита достиг день крылатой надежды моей,
Боюсь: он однажды заката в дороге достигнет.
Меня не забудь, а иначе тебя Хакани
Дозволенной магией в горнем чертоге достигнет.
Перевод М. Синельникова
«Ну почему ты отвернулась? Ведь я не скидывал ярма…»
Ну почему ты отвернулась? Ведь я не скидывал ярма!
Убила и проходишь мимо, молю, а ты — глухонема.
Дорогу к счастью бессердечно ты для влюбленного закрыла
И розы
