верности вручила врагам, достойным лишь клейма.
Пришла, как солнце на рассвете, и глянула в окошко сердца.
Ушла, окно землей засыпав… Теперь в груди моей — тюрьма.
Вином наполненные чаши ты осушала с подлецами
И часто на меня плевала, собой довольная весьма.
Хитро меня ты обольстила, силки расставила повсюду,
Рассыпав зёрна для приманки, для помрачения ума.
А в голове твоей — гордыня, которой больше стало ныне,
Когда вокруг прекрасных лилий струится мускусная тьма.
Ты Хакани не дашь отпора, тебя осилит он, и скоро,
Ведь человечности доспехи ты с тела сбросила сама.
Перевод М. Синельникова
«О пери, ты пленяешь нас, ты обольстительна и зла…»
О пери, ты пленяешь нас, ты обольстительна и зла,
Укорами терзаешь нас, как будто уши надрала.
Струистых не распутать пут, терпенья цепь они порвут,
Что перед родинкой твоей, благочестивые дела!
Я знаю, твой природный нрав строптив, и резок, и лукав
И наша доля тяжела, и даже слишком тяжела…
Сегодня вечером, впотьмах, она пришла ко мне в слезах,
И вся душа моя зажглась и вмиг обуглилась дотла.
Спросил я: «Чудо красоты! Ну отчего так плачешь ты?».
Ответила: «Мне без тебя и жизнь нисколько не мила».
О господи! Волшебный вид: нас прелесть юная слепит,
И потому во всех глазах ты по-иному расцвела.
О Хакани! Восславь того, кто смог из глины и воды
Такое диво сотворить! Всевышнему — твоя хвала!
Где силы, чтобы до нее, до той, что жестока, дойти?
Я — муравей. Где Сулейман[42]? Смогу ли за века дойти?
Как закружилась голова! От жажды гибну я в песках!
Где Хизр[43]? Исчез и не сказал, как мне до родника дойти
Ночь беспросветна, путь далек, везде разбойники грозят
Неужто до ее дверей в лохмотьях бедняка дойти?
Когда приду — не клясть судьбу, а славить буду, как Юсуф[44].
До цели братья помогли ему, намяв бока, дойти.
О соловьи! Я расскажу, как птицеловы к вам добры,
Лишь только, цел и невредим, смогу до цветника дойти.
Я — капля крови, я — слеза, мне страшно немощи моей!
Нет сил от глаза до ресниц, хоть велика тоска, дойти.
О Хакани! Нелегок путь. Где плаха гибельной любви?
Не так уж просто до нее тебе издалека дойти.
Перевод М. Синельникова
«Любовь пришла и сделалась судьбой…»
Любовь пришла и сделалась судьбой,
Жизнь вечная — свидание с тобой.
В тени волос твоих светлеет сердце,
Соседствует с небесной синевой.
Арканом кос ты сердце захлестнула,
Я от обиды горькой — сам не свой.
Как божий день мне ясно: сердце скрылось,
Окутанное мускусною мглой.
Я отдал душу за любовь, хоть знаю:
Огонь бесплатен в стороне любой.
Пусть небеса у твоего порога
Стоят, как страж, как зоркий часовой, —
Красавицы, бывало, знали жалость,
Ты пожалей пришедшего с мольбой!
Ведь Хакани живое красноречье —
Как залежи, богатые рудой.
Перевод М. Синельникова
«Сердце в руки любви нам отрадно метнуть…»
Сердце в руки любви нам отрадно метнуть,
Мы недаром влюбленности выбрали путь.
Знай: тоску по тебе мы кувшинами пили,
Ибо тайной тоски нам пришлось отхлебнуть.
Взяв сердца, ты велела сидеть нам покорно,
Вот я встал, чтоб тебе жизнь свою протянуть.
Мы послушны твоей непреклонной гордыне,
Я напрасно молю: «Благосклоннее будь!».
Шли мы рядом с твоими собаками злыми,
И Медведицы выше пришлось нам шагнуть.
Мы — ничьи не рабы, ведь в тебя мы влюбились
И, поскольку вольны, не зависим ничуть.
Перевод М. Синельникова
«О ты, в ночи волос разлитых упрятавшая лунный лик…»
О ты, в ночи волос разлитых упрятавшая лунный лик,
Под зонтиком из гиацинтов ланит укрывшая цветник!
Знай: жемчуг взгляда черно-белый раскрылся, сердце разбивая.
Рубины уст попрали клятву и не оставили улик.
Я понял — странники солгали, видавшие далекий Йемен:
Мол, в сердолик там превращает простые камни солнца блик.
Любимой сердце — все из камня. Так почему же непрестанно
В моих глазах любовь рождает слезы кровавый сердолик?
С тех пор как сердце убежало и в этих косах поселилось.
Утратив на него надежду, не успокоюсь ни на миг.
Себя оплакивает сердце, себя клянет, к себе взывает!
Оно само себя сгубило, и нет злосчастней горемык.
И сердце бедное похоже на гибнущего шелкопряда,
Себе он свил роскошный саван и в шелке горестно поник.
Чего же хочет это сердце от Хакани, от страстотерпца?
Иль мало было испытаний и от страданий он отвык?
Перевод М. Синельникова
«Нам ветер мускусных волос, цветенья аромат пошли…»
Нам ветер мускусных волос, цветенья аромат пошли,
Нам хоть единый волосок по ветру наугад пошли.
О помощи к твоим устам душа взывает без конца,
Подобный амбре поцелуй, чтобы осилить яд, пошли,
Сама ты видишь: я влюблен, я обезумел, я убит.
Хоть день ты поживи для нас и благосклонный взгляд пошли.
Ты узел с локонов сними и сделай узами для нас,
Нам сахар благодатный уст, что слаще всех услад, пошли.
Ты нашим покажи глазам сиянье своего лица,
Явись — и солнцу через них свет, что взаймы им взят, пошли.
Даруй же нам рукою сна посланье с обликом твоим,
Устами ветра весть о том, что верность нам хранят, пошли.
Пойми, что сердце Хакани покрыто тысячами ран,
Бальзам хотя бы для одной, когда они горят, пошли.
А если безучастна ты, хоть милосердие яви
И сердце, взятое тобой, молю тебя, назад пошли!
Перевод М. Синельникова
«Горя меньше, чем разлука, не придумала она…»
Горя меньше, чем разлука, не придумала она.
За жемчужину такую жизнь — ничтожная цена.
Ты известна чудесами и зовешься Сулейманом,
Кольцам локонов земная красота подчинена.
О твоем жестокосердье полетела весть по странам,
И в своих кровопролитьях мир покаялся сполна.
В том краю, куда повеет дуновение разлуки,
Если во дворец ты входишь, разрушается стена.
Не твое ли это счастье обрекло меня на муки?
Веришь ли, что знал я прежде золотые времена?
Нет в ночи надежд на утро, дни разбиты, жизнь убога.
Что хватать полу рукою? Выше головы — волна!
Не тверди опять о встрече. Разговоров слишком много.
Лишь разлуку и свиданье вижу я, не зная сна,
Перевод М. Синельникова
«Я растоптан тоской, но, скажи, за какие дела…»
Я растоптан тоской, но, скажи, за какие дела?
И насилия длань ты зачем надо мной занесла?
Шип насилья в меня ты вонзила, а я не обижен,
Но мольбы лепесток стал обидой тебе — ты ушла.
Твой лукавящий взгляд, остриями ресниц завлекавший,
Обескровив, прогнал… И вдогонку несется хула.
Дерзким взглядом прельщен, очарован я взглядом лукавым.
Где ж терпенье мое? Да ведь я — человек, не скала!
Я встречаю тебя и приветствую красноречиво,
Ну а ты поглядела и холодно взор отвела.
Ты и влагу и сушу холодным ответом спалила.
Где вы холод видали, сжигающий душу дотла?
Так не скажешь ли мне, как еще Хакани покараешь?
Что еще сотворишь? ты ведь сделала все, что могла!
Перевод М. Синельникова
«Сбросивший оковы страсти к той, что всех цариц милей…»
Сбросивший оковы страсти к той, что всех цариц милей,
Помыслы свои избавил от невидимых цепей.
Потрясенному разрывом, трудно быть мне терпеливым,
Утешителей не стало в сей обители скорбей.
Жизнь — и сушь ее, и влага — все погибло в миг единый,
Ибо разума лужайку выжег страсти суховей.
Если цену поцелуя назовут ее рубины,
Ты за поцелуй заплатишь тысячею кошелей.
Но сокровищницу жизни заселившая разлука,
Отнимая силу воли, изнуряет все сильней.
Жаждет Хакани свиданья, но от милой нет ни звука,
И вручил он ожиданью тайники души своей.
Перевод М. Синельникова
«Откуда мог я знать, что столько в страсти пыла…»
Откуда мог я знать, что столько в страсти пыла,
Что жизнь мою она испепелить решила?
Казалось, что любовь цветами машет мне…
Приблизилась — гляжу: в ладонях пламя было.
Довольства пыль смела, как блестки серебра,
Рассудок мне она что камнем прищемила.
Из сердца прогнала терпение она,
И в голову вошла терпенья злая сила.
В тенета я попал, и в тот же миг меня
Стыдиться стала та, что прелестью пленила.
От верности она — в ста поприщах пути,
Насилью — два шага до моего светила.
Нет, сердцу не догнать свиданья караван,
Дорога далека, копыта лошадь сбила.
Стенанья Хакани прошли сквозь небеса,
Ведь органон любви всегда играл уныло.
Перевод М. Синельникова
«Что для любимой наше сердце? Милее мира суета…»
Что для любимой наше сердце? Милее мира суета!
Дичь сбитую не поднимая, прошла, надменна и крута.
Мы от восторга чувств лишились, когда ее красу узрели,
Но, ничего не замечая, она другими занята.
Она лишь повела глазами, и стали мы гонимой дичью,
А после даже не взглянула, ей незнакома доброта.
Сказала: «Пары не ищу я!» — и верность слову сохранила.
Сказала: «Буду одинокой!» — и правду молвили уста.
Когда удача изменила, из рук свидание уплыло,
Мне сердце милая пронзила, затем что не было щита.
Прошла молва, что процветают дворцы желанного свиданья,
Пошел я умолять о встрече, но отыскать не мог врата.
В отчаянье решил взлететь я на крышу этого чертога,
Но толку не было — бессильна моя бескрылая мечта.
Боролся Хакани с тоскою, с ней в нарды верности играя,
Но видит: кости нет прохода, ловушка прочно заперта.
Перевод М. Синельникова
«Красавицам лишь власть мила, коварным верность не дана…»
Красавицам лишь власть мила, коварным верность не дана,
Из них любая жаждет зла и лишь насилию верна.
От мира и от всех, кого для этой жизни он взрастил,
По чистой правде говоря, исходит пагуба одна.
Каких не вспомнишь дивных лиц, каких не встретишь чаровниц,
Тебе презреньем воздадут и всякой мерзостью сполна.
В красавицах ты ищешь зло, на них посмотришь и найдешь,
К чему добра от злого ждать? Прождешь напрасно допоздна.
Стареет все, что рождено, и станет уксусом вино,
Зато из уксуса никто уже не сделает вина.
О сердце! В злую не влюбись, изменницы остерегись!
Утешит ли тебя душа, что кровожадна и темна?
Нет, человеку человек таких обид не причинит,
Похожа все-таки не зря на пери злобную она.
О сердце! В горестные дни будь верным другом Хакани,
Твои любимые тебя забыли в эти времена.
Что проку плакать и стенать? Ведь счастью не открыть глаза,
Не добудиться, хоть греми здесь Исрафилова[45] зурна!
И друга верного искать среди дружков поберегись,
Тебе, я думаю, давно их суть змеиная видна.
Перевод М. Синельникова
«Уста Исы даны любимой, но для меня вздохнуть ей жаль…»
Уста Исы даны любимой, но для меня вздохнуть ей жаль.
Пред ней — больной неисцелимый, но для меня шагнуть ей жаль.
Что думать мне о солнцеликой, как мне прославить прелесть злую?
Ей для меня благоуханья, цветенья легкой сути жаль.
Я преданности ожерелье ношу на шее, как голубка,
Но пусть любимая — Кааба, открыть к святыне путь ей жаль.
Надев рубашку из бумаги, жду осуждения проступка,
Но ей бумаги жаль, тростинку в чернила окунуть ей жаль.
Пишу кровавыми слезами страницы длинного посланья.
Жаль для меня чернил на строчку, бумажных ей лоскутьев жаль!
Как! Сердце Хакани забыто! Не вспомнит без напоминанья.
Неужто милости ей жалко, помочь в сердечной смуте жаль?
Перевод М. Синельникова
«Такой красой твой лик сияет, которой и у пери нет…»
Такой красой твой лик сияет, которой и у пери нет.
Нет равных царств у Сулеймана, подобных ей империй нет.
Ступай, твори благодеянья и ведай: праведнее гостя
И в хижине у Джибраила[46] средь преданнейших вере нет.
Нигде таких пиров халифских, нигде таких султанских ратей
По всей земле необозримой, да и в небесной сфере нет.
За поцелуй единый надо отдать в уплату оба мира,
И даже небу дозволенья коснуться этой двери нет.
Ты гневаешься, что в подарок могу отдать я только душу,
Но одари меня улыбкой, в том для тебя потери нет!
Ведь в мире этом человека, который, милую увидев,
Терзаний, Хакани сгубивших,
