сердцу счастье так неблагосклонно?

Хакани к тебе дорогу отыскать не суждено.

Перевод М. Синельникова

«Смотри: с пути любви к тебе не сходит сердце и болит…»

Смотри: с пути любви к тебе не сходит сердце и болит.

Из сердца не уходит страсть, как звезды не сойдут с орбит.

Молю, к другому не стремись, ведь мне другая не нужна!

О, не меняйся, ведь тоска перемениться не спешит!

Я так измучился, а ты не научилась тосковать,

Дивлюсь, что сердца твоего моя тоска не оживит.

Пусть мне в разлуке тяжело, благодарю за это зло!

Быть может, хуже будет мне и пуще станет боль обид.

Надежда тайная была в душе, как золото, светла,

Но тяжкие мои дела едва ли мир позолотит.

Невзгоды горькие приму, злосчастью верен своему,

Сам удивляюсь, как оно вселенной вспять не обратит.

Вода разлуки подошла и плещет выше головы,

Не замочив ступни твоей, мне страшной гибелью грозит,

О, был ли день такой, когда не знал страданий Хакани

И у твоих ворот в крови не кувыркался, как шахид?

Перевод М. Синельникова

«Безумцем стану я, когда, подобна пери, ты придешь…»

Безумцем стану я, когда, подобна пери, ты придешь.

Увижу кольца черных змей, кудрей струящуюся дрожь.

Ты — солнце, что взошло в ночи, такого чуда больше нет.

Ночь сразу превратится в день, когда над миром ты блеснешь.

Хоть ночью, в полной темноте, не смотрит в зеркало никто,

Гляжу, тобою ослеплен, — твой лик на зеркало похож.

Перевод М. Синельникова

«Тому, кто заболел тобой, не нужен никакой бальзам…»

Тому, кто заболел тобой, не нужен никакой бальзам.

За миг свидания с тобой все царства мира я отдам.

Врата к свиданию с тобой нешироки, невысоки,

И кто же не согнет спины, к заветным подойдя вратам?

Жизнь отдававший сотню раз, чтоб взять кольцо любимых уст,

Вовеки не отдаст его за перстень, коим славен Джам.

Постигнув, что тебе никто подарков меньших не пришлет,

И сердце посылаю я, и веру в дар твоим устам.

Терпение изнемогло под страшным бременем тоски,

Гора под ношею такой не устоит, а где уж нам!

Перед нашествием любви мой бедный разум бросил щит,

Ведь перед натиском таким не устоял бы и Рустам.

Ты молвила: «Тебя всегда приятно видеть, Хакани!»

Ступай же, озорница, прочь, доверья нет к твоим словам!

Перевод М. Синельникова

«Был уговор у нас с тобой, тебе, конечно, он знаком…»

Был уговор у нас с тобой, тебе, конечно, он знаком,

Но опостылел, устарел и стал казаться пустяком.

Мне уши нежил голос твой, струился голос, как ручей,

Сегодня кровь из глаз моих багряным хлещет родником.

Огонь заклятья твоего сжег душу бедную дотла,

Ты веешь пламенем одним, и пламя — вся ты, целиком.

Не жду я верности твоей и знаю, что изменишь ты.

Не жди насилья от меня, ты знаешь: не тяну силком.

Ты кровью сердца моего спешишь разлуку угостить,

Но к скатерти свиданья ты не приходила и тайком.

Хочу я жизнь свою пресечь, когда тебя со мною нет,

И знаю, не смутишься ты, узнав о выходе таком.

Ну что ж, насилью твоему не удивится Хакани,

Поскольку в мире ты живешь и взращена в аду мирском.

Перевод М. Синельникова

«Молва о красоте твоей — везде, куда я ни пойду…»

Молва о красоте твоей — везде, куда я ни пойду.

Гремит на небе все звучней и в райском слышится саду.

Ступило сердце шаг-другой в чертог свидания с тобой,

И поскользнулось о порог, и оступилось на ходу.

Я о тебе вздохнул, и грудь пылает, как проезжий путь, —

Как видно, встретил караван степных разбойников орду.

И нет несчастнее купца! Что хуже этого конца?

Хотел он прибыльной любви — и ни за что попал в беду.

Но как же до спокойных вод корабль терпенья доплывет?

Сто тысяч дыр на парусах, и только гибели я жду.

Был на груди моей замок, надежно верность он стерег,

Теперь он сжал мои уста, врагов твоих узнав вражду.

Вдали от милой в эти дни лишился воли Хакани.

Тебе известно, как в беде впадают в крайнюю нужду.

Перевод М. Синельникова

«Душу сладостную возьму и возлюбленной в дар принесу…»

Душу сладостную возьму и возлюбленной в дар принесу,

Милым локонам веру свою, сердца каждый удар принесу.

И когда ты захочешь испить эту сладкую горечь вина,

Сотню сладостных жизней тебе, как единый динар[52], принесу.

Словно ягода — эти уста… Ей, как винную ягоду, я

Окровавленное лицо, и морщинист и стар, принесу.

Я насыплю перед тобой кучу жемчуга ростом с тебя,

Я добытые в заводях глаз жемчуга на базар принесу.

Первых дней молодую зарю я последней любви подарю,

Я тебе свои юные дни, бурной страсти разгар принесу.

Две костяшки слезами облив, в звезды яркие их превращу,

Я любимой сиянье Плеяд — светоч любящих пар — принесу.

Приложившись щекою к земле и любимой целуя стопы,

Обрету я заветный венец и владычице чар принесу.

У влюбленных обычай таков: сердце дарят любимым они,

Ну а я тебе душу отдам, жизни трепет и жар принесу.

Что ж краснеешь, стыдясь, Хакани? Знай: обрел я гордыню свою

У султанских корон и тебе блеск венцов и тиар принесу.

Перевод М. Синельникова

«Смотри, что я в любви обрел, — найдешь ли в темноте просвет…»

Смотри, что я в любви обрел, — найдешь ли в темноте просвет?

Меж тем как я тоской убит, на мне и волос не задет.

Поскольку я ее люблю, нет смысла толковать о том,

Чем за любовь к ее лицу я заплатил в горниле бед.

Эй, голубь! Ты хотя бы раз письмо любимой отнеси,

На крыльях радости лети и принеси скорей ответ.

На муку сердца посмотри, ведь сердце ждет свиданья с ней,

Эй, голубь! Только сердца жаль, что ждет Симурга[53] столько лет.

Пусть будет улицей моей твой вольно-голубой простор:

На башню вражью не садись, лети, не забывай примет!

Будь осторожен, голубь мой, поберегись, поторопись,

Ведь сокол, пущенный врагом, быть может, кинулся вослед.

Возьму я желтизны с лица и привяжу к твоей ноге,

Посланца не вернут назад, не взявши золотых монет.

Частичкой каждой, плотью всей свиданья жаждет Хакани…

Ей жаль ползернышка души, она не ждет меня, о нет!

Перевод М. Синельникова

«Если ты стала моею душой, не уходи…»

Если ты стала моею душой, не уходи.

Сжалься над кровью души, надо мной, не уходи.

Разорвала ты завесу святой тайны моей,

Не обольщай невозможной мечтой, не уходи.

Все, что душе моей ты повелишь, выполню я.

Гостьей незваной пришла, но постой, не уходи.

Радостно за подаянье твое душу отдам,

Только отсюда за данью другой не уходи.

Если арканом девических кос я обвяжусь,

Словно аркан ускользая тугой, не уходи.

Пьешь мою кровь, словно тюрки… Скажи, это — любовь?

Полно, тюрчанка, окончи разбой, не уходи.

Не замечаешь того, кто убит… Не убивай

Мудрых людей, как невежда любой, не уходи.

Если твой преданный раб — Хакани, раб — только твой,

Будь только шаха[54] Ирана рабой, не уходи.

Перевод М. Синельникова

«К луне, чтобы свое лицо она открыла, я приду…»

К луне, чтобы свое лицо она открыла, я приду.

На шею жемчуга надень, мое светило! Я приду.

Ты украшений звон умерь, их блеск перед тобой — ничто.

Еще униженнее их к тебе уныло я приду.

Мне голубь твой письмо принес, и было сказано в письме:

«Быстрее голубя к тебе, быстрей посыла я приду!».

Червонец своего лица я с голубем тебе пошлю,

Объятья сокола раскрыв ширококрылые, приду.

Твой сторож на пути стоит и не впускает через дверь.

Но если ты хоть лунный свет в окно впустила, я приду.

От сглаза этот лунный лик окрасила в индиго ты,

К тебе, как лилия в слезах, как воды Нила, я приду.

Ты — солнце, гордо за собой влачишь парчовую полу.

Мой ворот повлажнел от слез, как туча стылая, приду.

Я с полной золота полой хотел вернуться от тебя,

С лицом, которое тоска позолотила, в дом приду.

Стыдясь, что милой подарить могу я только жизнь свою,

Понурый, словно локон твой, больной и хилый, я приду.

Посмею ли к твоим стопам припасть беспутной головой?

Кивая псам, целуя пыль, где ты ступила, я приду.

В надежде, что продлишь мне жизнь благоуханием своим,

С вином расплавленной души, чтоб ты испила, я приду.

Как скатерть в серебре — твой лик, где соль прекрасных уст нежна,

С горючей солью, солью слез, теряя силы, я приду.

Как месяц тридцати ночей, вползающий под солнца сень,

Вползу на пиршество твое, на ложе милой я приду.

Мои подковы ты сожгла, возьму подковы скакунов,

Как в буре пламени Азер[55], дрожа от пыла, я приду.

Перевод М. Синельникова

«Я на улицу милой, прокравшись в тиши, в полночь гостем нежданным пришел…»

Я на улицу милой, прокравшись в тиши, в полночь гостем нежданным пришел.

Как без тела душа или тень без души, весь повитый туманом, пришел.

Эта улица спальней была для души, но печальной душе не спалось.

Тень у входа оставив, я в спальню твою, призван милым тираном, пришел.

Я к собакам на улице пыльной твоей, словно верный твой пес, подбежал.

И в ошейнике, с рабьим клеймом на лице я к покоям желанным пришел.

Я увидел огонь дорогого лица, рутой стал в тот же миг для огня,

И невольно я вскрикнул, взглянув на тебя, с воплем я покаянным пришел.

К заповедному кладу в тревоге идут и светильник страшатся зажечь,

Но, беспомощных вздохов светильник задув, я беспечным буяном пришел.

Иглы этих ресниц из атласа лица сшили новый халат для меня,

Одарили меня, когда в сумерках я к ней бродягой незваным пришел.

Вот любимая выпила чашу вина и, смеясь, мне плеснула глоток,

Был я прахом немым, но сегодня воскрес, к ней счастливым и пьяным пришел.

Что страшиться зловредных завистников мне, ведь свидание с нею дано!

Стану ль я опасаться вражды и хулы, если властным султаном пришел!

Ибо вечером я не прислужником стал, а возлюбленным пери моей,

Ибо утром домой не певцом Хакани, а могучим хаканом пришел.

Перевод М. Синельникова

«В двери мои постучалась она, в полночь нагрянула, опьянена…»

В двери мои постучалась она, в полночь нагрянула, опьянена,

О, солнцеликая эта краса, розовоустая эта луна!

В дверь постучалась тихонько она и позвала, потянув за кольцо.

Молвил я: «Кто там у наших ворот в пору такую? Кому не до сна?».

Слышу: «Открой! Я — подруга твоя! Я — исцеленье недуга, открой!

Гостью прими, хоть незваной пришла…» — так у порога сказала она.

Двери открыл я, впустил ее в дом. «Что за добыча! — я громко вскричал,

— Что за чудесная долгая ночь! Так благодатна она и темна!»

Ночь я восторженно благословил и благодарно восславил вино,

Ибо усильями этих двоих встреча с любимой была мне дана.

Если б не ночь, никогда бы она здесь не открыла лица своего.

Не позабыла бы страха вовек, если бы не было в мире вина.

Так я сказал: «Хоть себе я вчера дал воздержания крепкий зарок,

Что моя клятва! Сегодня с тобой ночь наслаждения нам суждена».

Молвил я: «Пусть твой серебряный лик примет подарок сейчас от меня.

Чистое золото перед тобой, щек изможденных моих желтизна».

«О Хакани, — ты спросила, смеясь, — разве из золота щеки твои?»

Я отвечал: «Дорогая, прости, — золота яркость в ночи не видна».

Перевод М. Синельникова

«О ты, смутившая влюбленных, с лица срывая покрывало…»

О ты, смутившая влюбленных, с лица срывая покрывало!

Твои рубины так сияют, что солнце к ним возревновало.

Плетется