—

Хоть намекнул бы кто, какой им интерес?

Где польза от того, что мы пришли-ушли?

Где в коврик Бытия хоть нитку мы вплели?

В курильнице небес живьем сгорают души.

Но где же хоть дымок от тех, кого сожгли?

Ты, ради жалких благ вседневно суетясь,

И думать позабыл: все ближе смертный час.

Хотя б на миг очнись, взгляни хотя б однажды,

Как Время яростно и слепо топчет нас!

Коль небеса к добру склонить не в нашей воле,

То восемь их иль семь, тебе не все равно ли?

Коль так и так умрем, важна забота, что ли,

В могиле муравьи сожрут иль волки в поле?

Эй, суфий-простачок! Ты Божество зовешь.

Но Бог и там, и тут. Отколь Его зовешь?

Коль ты с Ним заодно, тогда с чего зовешь?

Коль ты с Ним незнаком, тогда кого зовешь?

Итак, он твой, дворец под голубым шатром?

Как можно быть таким наивным простаком,

Ждать пира, позабыв о кошельке пустом,

Ночлежку для бродяг приняв за отчий дом!

Зачем вперед глядеть, зачем терзаться впрок?

Плачевен твой удел, провидец и пророк.

Стань весел, отвлекись от мировых тревог.

Ни слезы, ни мольбы не поколеблют рок.

Среди любивших мир найдешь ли одного,

Кто волей собственной покинул бы его!

О жизни вечной ты мечтать, конечно, волен…

Любой из них мечтал не хуже твоего.

Старательный гончар! Тебе и невдомек,

Что и тебе уйти уже назначен срок.

И тот печальный день не так уж и далек,

Когда твой прах возьмут и вылепят горшок.

«Вчера» уже прошло, и вспоминать не стоит.

И «завтра» днем надежд воображать не стоит.

От «завтра» и «вчера» подмоги ждать нельзя.

Сегодня веселись! Жизнь обижать не стоит.

Раб тела ветхого, страстей его и боли,

Ты будешь по свету кружить, мой друг, доколе?

Уходят. Мы уйдем. Еще придут. Уйдут…

И нет ни одного, кто надышался б вволю.

На сцену Бытия чуть опоздали мы,

Ступенькой ниже всех смиренно встали мы.

У жизни свой расклад, ей не до наших жалоб.

Скорее бы конец! А то устали мы.

Не знал ты сна, еды, не вздумали пока

Помучить простака Четыре шутника:

Они свои дары крадут исподтишка,

Пока не станешь тем, чем был во все века.

Невежда, в этот мир не вникший, ты – ничто,

Под легким ветерком поникший, ты – ничто,

Тебе от бездны шаг, и шаг до новой бездны!..

На миг меж двух «Ничто» возникший, ты – ничто.

Постыдно забывать, как скоро прочь пойдем,

На зыбкой пустоте пытаться строить дом.

Взгляни: вселенная – холодный звездный ветер —

Швыряет пыль в глаза строителю хором.

Уроки, что весь век ты получал, – ничто.

И все, чему других ты обучал, – ничто.

Бывать и там и тут случалось… Ну и что?

Как если б на боку весь век лежал, – ничто.

Твой ум, познавший мир, – в дороге вздох один.

Твой дух, вобравший мир, – о Боге вздох один.

Коль даже вздох один на вздох другой умножить,

Сколь ни подсчитывай, в итоге – вздох один.

Допустим, у тебя добра не счесть, и что ж,

Намерен вечно жить, покуда все сочтешь?

Твой каждый вздох тебе однажды был одолжен,

И долго ли понять, что должен быть платеж.

Да, ты действительно везуч, без похвальбы.

Но, хоть удачно сшит халат твоей судьбы,

Понежиться в шатре не очень-то надейся,

Четыре колышка которого – слабы.

Фигурки – ты да я, а небеса – игрок;

И в этом истина, таков наш общий рок.

Вот коврик Бытия; зевак позабавляем,

А отплясал свое, и снова в сундучок.

Вот на кого-нибудь находит: «Это – я!»

Как золотой мешок он ходит: «Это – я!»

И вот он преуспел, дела свои наладил,

Вдруг из засады Смерть выходит: «Это – я!»

О небо! Силу ты в насилье обращаешь,

Рубашку счастья рвешь и гнилью обращаешь.

Чуть встану на ветру, ожечь огнем решаешь,

Воды глоток, и тот ты пылью обращаешь.

Все, что скопили мы, просыпалось из рук.

Кровавый урожай сбирает Смерть вокруг.

Хоть бы вернулся кто поведать об ушедших!

С дорог Небытия донесся хоть бы звук!..

О небосвод! Наш мир истерзан злом твоим,

Разбой давным-давно стал ремеслом твоим.

Земля! Рассечь тебя – и засверкают перлы:

Какой бесценный клад прикрыт ковром твоим!

Когда бы смог я жизнь от рока оградить,

От пут добра и зла себя освободить,

Отсюда б не ушел!.. А если откровенно,

В презренный этот мир не стал бы и входить.

Исполнен небосвод глумлением и злом;

Он рад, когда судьба захлестнута узлом:

Где только углядит клейменного страданьем,

Вмиг выжжет то клеймо – уже своим клеймом.

Жестокий небосвод мольбою не гневи,

Исчезнувших друзей обратно не зови.

Вчерашнее забудь, о завтрашнем не думай:

Сегодня ты живешь – сегодняшним живи.

Здесь каждый дар небес – не слезы, так беда;

Чуть горе отойдет, навалится нужда…

О жизни на земле узнать бы нерожденным,

Навек бы зареклись они идти сюда.

В том храме говорил стотысячный Иса,

На тот Синай всходил стотысячный Муса,

Покинул тот дворец стотысячный владыка, —

Стотысячная часть!.. Едины – небеса.

Что делаешь, гончар?! Одумайся, пойми,

Ты по невежеству глумишься над людьми.

Хосрова голову и пальцы Феридуна,

Хоть их-то с колеса гончарного сними!

Ликуй! Немало бед пророчат звезды нам,

Пока внимаем мы небесным письменам.

Но все ж на кирпичи сгодится наша глина,

Построят люди дом, а может, даже храм!

Печально, что до нас нет дела небесам,

Забвенье суждено делам и именам…

Без нас кружился мир, без нас кружиться будет,

Вселенной все равно, и больно только нам.

Ты дивным видишь мир?… Но это как взглянуть.

Спроси у стариков, согласны ли? Ничуть.

Едва ли здесь и ты, мой милый, загостишься…

Пока не выплескан, себе плесни чуть-чуть.

Пусть императором китайским стать ты смог,

И все цари земли лобзают твой порог!..

Зачем? Уж лучше век беспечного веселья:

Аршина три земли – один у нас итог.

Пускай ты век, и два, и десять проживешь,

Однажды сгонят прочь с насиженных рогож.

Хоть жалкий нищий ты, хоть падишах, в итоге

Со всеми прочими в одной цене пойдешь.

Не нашим циркулем очерчен этот круг,

Не к нашей выгоде его богатства, друг.

Но надо миг-другой своей добычей сделать,

Вину их посвятив и локонам подруг.

О благости судьбы, прошу, ни слова здесь.

Себе с красавицей добудь хмельного здесь.

Не уходить бы прочь!.. Но нет такого здесь,

И не встречали мы того, кто снова здесь.

Рисунок Бытия реален ли? Ничуть.

Постигни эту мысль и умудренным будь.

Присядь, вина испей, повеселись немного:

От жизни-выдумки полезно ускользнуть.

Вина, когда испить кто просит, – лучше нет.

Струна над суетой возносит – лучше нет!..

Но Смерть, из края в край, весь мир в труху разносит…

Хмельного просит дух: подкосит – лучше нет.

Мой друг, приди сейчас! Поверь, что «завтра» нет,

И все, что есть у нас, – сегодняшний рассвет.

А завтра – догонять, покинув этот свет,

Людей, бредущих прочь уже семь тысяч лет.

Мы обитатели сегодняшнего дня.

Печаль о завтрашнем – загадка для меня.

К чему безумствовать? Живи, свое Сегодня

Как величайшее сокровище ценя.

Кто побывал в раю? Кто видел ад, о сердце?

Неужто кто-нибудь пришел назад, о сердце?

Что нам названия незнаемых вещей!..

Надежды наши, страх – все наугад, о сердце.

Не спорьте с мудростью, стократ она права,

На поиск радостей зовут ее слова:

«Пойми, что время – серп. Коль лук-порей собрали,

Он отрастает вновь. Но ты ведь не трава!»

Здесь толпы меж могил пока вольны блуждать,

Без вервий святости и пут вины блуждать.

Все те, кто здесь решил от радостей бежать,

В том мире скорбными осуждены блуждать.

Пусть скатерть трезвости вином я загублю,

Но допусти к тому, что всей душой люблю!

А завтра Ты меня сожжешь или согреешь,

Я и возмездие, и милость восхвалю.

Приход наш и уход на кольцевом пути;

Начала и конца у круга не найти.

Кто суть его постиг, скитальцев просвети:

Пришли откуда мы? Должны куда уйти?

Где сокровенный друг, чтоб внял таким словам:

Не так уж хорошо когда-то жил Адам.

Бродил комок земли со скорбью пополам

И скоро отдых дал истерзанным стопам.

Здесь много до тебя мужей и жен бывало,

Звенели празднества со всех сторон, бывало.

И плоть твоя спешит вновь обратиться в прах:

Гулял во всяческих обличьях он, бывало.

Алеющих степей тюльпановый покров —

Бесчисленных царей пылающая кровь.

Фиалки – родинки пленительных красавиц,

Напомнить о себе явившиеся вновь.

Я в Тусе видел сам на башне угловой,

Как птица плакала над мертвой головой:

«Владыка Кей-Кавус! Взгляни на город свой.

Где гул колоколов? Где барабанный бой?»

Коль век ни сократить, ни удлинить нельзя,

Ценить не стоит жизнь, но и винить нельзя.

Увы, тебе и мне доставшиеся судьбы —

Не воск, руками их перелепить нельзя.

Миг детства: подошел и нам учиться срок.

Миг зрелости: детей скликаем на урок.

Внемлите старику, каков итог ученья:

Пришли мы как вода, ушли как ветерок.

Никто, ни стар, ни млад, не загостится тут.

Из тьмы и вновь во тьму цепочкой нас ведут.

Иные здесь царить намеревались вечно…

Ушли. И мы уйдем. Еще придут. Уйдут.

Любой из этих роз – увянуть навсегда,

И жемчугам сиять – недолгие года.

Что ж – плакать?… И твоя в бесславье канет слава,

И след мой на земле сотрется без следа.

Искатель счастья! Жизнь – как промелькнувший миг.

Струящаяся пыль – царя Джамшида лик.

Великие дела людей и мирозданья —

Обман, виденье, сон, случайный взгляд и вскрик.

«Нетленная любовь!..» – вне сердца?! Где ж она?

«Горящий дух!..» – где плоть, что им обожжена?

«Раб Божий!..» – нет, мой друг, мы все рабы рассудка.

Красивым словесам на деле грош цена.

Себя за дервишей считавших, сколько их!

Слепцов, стезею лжи шагавших, сколько их!

Чушь про «алеф и лям» болтавших, сколько их!

Скотов, чужую честь поправших, сколько их!

В чести невежество – вот что обидно мне;

Чем сердце отогреть, так и не видно мне…

Сменю религию, зуннаром опояшусь:

В исламе – грешник я, в исламе – стыдно мне.

О сердце! К идолу на пиршество приди,

Там потеряй себя и вновь себя найди.

От власти Бытия, испив из кубка Смерти,

От грез Небытия себя освободи.

Пристрастием к вину и к озорству живу,

Молясь любви, гульбе и мотовству, живу.

Что за вопрос для всех – мое существованье?

Я знаю и без них: коль я живу – живу!

Мы Человека чтим вершиною творенья.

Вникая в эту мысль, похоже, ты в сомненье,

Тогда – испей! Мое заветное вино

Роднит людей с людьми и просветляет зренье.

Вот мы, и девушки, и хмель, и звоны чаш,

И вера во Христа, и виночерпий наш…

Поклонники вина, мы холосты и юны,

Нам и бесстыдство – бред, и добродетель – блажь.

Здоровье, молодость, любовь, и вешний сад,

И плеск ручья, и блеск вина, и нежный взгляд!..

Ах, кубок утренних хмельных благоуханий,

Рулады соловья и струн веселый лад!

«Зачем, – спросил кумир, – вы падаете ниц,

Склоненных, никогда не вижу ваших лиц?» —

«О! Красота твоя слепит невыносимо,

Нас не спасает тень опущенных ресниц».

Мы – в древнем храме том, где наша вера – страсть,

Где мудрого жреца живительная власть.

Кудрями бы подруг сердца опутать всласть,

Лишиться разума, упиться и упасть!

Задумав магом стать, я в харабат спешил,

И пояс уж на мне зороастрийский был…

Отколотил меня служитель харабата,

Пожитки вышвырнул и харабат помыл.

Коль нет того, что есть, да не про нашу честь,

Иль есть, но хоть и есть, числа изъянам несть, —

Коль даже в мире есть, проверь, такого – нету,

Когда же в мире нет, поверь, такое – есть.

Ухабов на твоем пути полным-полно,

Так нужным для тебя сочли давным-давно.

Причина – вроде бы случайный шаг твой, но

Споткнешься точно так, как было суждено.

О, как вселенная прекрасна и нежна,

Тобой единственным навеки пленена!..

Но что увидишь ты, вглядевшись беспристрастно?

Клеймом распутницы отмечена она.

Чем жить, когда грядет и для миров