допрошенной пылинке,

А там уж и всему – волшебным кубком стать.

Когда сподобишься испить вина, гляди

Не рухни в обморок, в безумство не впади!

Чтоб заслужить к вину рубиновому доступ,

Людей не притесняй и буйства прекрати.

Тебе ли до конца понять наш бренный свет,

Где все кончается – конца началам нет?

Как праздник принимай занявшийся рассвет,

А прежний – не мечтай найти под грудой лет.

Как буйно в медресе, и в кельях, и в церквах

Растут стремленье в рай и перед пеклом страх!

Но тот, кто разгадал и вызнал тайну Бога,

Не сеет сорняков в доверчивых сердцах.

Пируй! По крохе плоть рассыплется, а там —

Кувшином кочевать уж по чужим пирам.

Не слушай слов про ад, не обольщайся раем:

Умно ли доверять торгашеским речам?

Корану мудрому – заслуженная честь,

Но нету времени, чтоб за него засесть.

На донце пиалы волшебный стих начертан,

Который надо бы еще разок прочесть!..

Укройся, как огонь, в земную твердь, саки,

Так и туда водой проникнет Смерть, саки.

Не прах ли этот мир?… Певец, порадуй песней.

Не ветер ли – душа?… Вином приветь, саки.

Не проходи, саки, прости, спаситель мой,

Что я издалека тянусь к тебе с мольбой!..

Когда ты прочь идешь, любому сердцу гибель.

В любой душе восторг, когда мы вновь с тобой!

«Представь, – я слышу, – ад, огонь, горящий там,

И вспомни, что тебе воздастся по грехам!»

Но кто бывал в аду? Кто зримо грех мой видел?

А если нет, зачем такие страсти нам?

Пристрастие к вину – великая вина,

Но свойствами вина оправдана она.

Зачем я пью вино? Дыханье очищаю

Благоуханием прекрасного вина.

Питье греховное, для нас вино – услада,

Такой красавицей поднесено – услада!

Как сладостно горчит запретное вино!..

Так вечно: если что запрещено – услада.

Чтоб только в рай попасть, терзает плоть аскет.

Кому столь жуток ад, – не муж, а пустоцвет.

«В раю не ведают печали и страданий».

Выходит, рай – для тех, в ком состраданья нет.

В горячке я лежу. Какой плачевный вид!

И так-то нет вина, и лекарь запретит!..

Уже по-всякому лечился я и знаю:

Коль не считать вина, мне все сейчас вредит.

Не время ли цветам?… Чтоб яркий луг возник,

Придется шариат нарушить напрямик.

Цветущих созову, чьи щеки как тюльпаны,

Присяду на траву, глотну, взгляну – цветник!

Дать нищему вина – царем предстанет он;

Лисенка подпоить – на льва восстанет он;

И мудрый во хмелю – по-юному воспрянет;

А юный будет пить – мудрее станет он.

О сердце! Твой урок: «Прими печаль и кровь;

Иль все сочти игрой, войдя под звездный кров;

Иль, зная наперед, какой здесь беспорядок,

Внуши себе, что ты живешь вовне миров».

Соль мироздания – в красавице и хмеле;

Я здесь освоился и не хочу отселе.

Не зная, пьян ли, трезв, блаженствую, пока

Два мира дарят мне один глоток веселья.

Рука черпнуть воды искала!.. Не сбылось.

А ноги жаждали привала!.. Не сбылось.

Но более всего обидно мне за сердце:

Как сладостно оно мечтало!.. Не сбылось.

Мечтаю вырваться из клетки Бытия,

Из буйнокрасочной расцветки Бытия

В благоуханный мир иной, где можно счистить

С души позор и срам, как метки Бытия.

О тайнах Бытия, что стали ясны мне,

Тайком пишу в тетрадь: болтать опасно мне.

Во всей вселенной нет такого человека,

Кто понял бы меня… Вот что ужасно мне.

Про Зло с Добром ни с кем нельзя мне говорить,

Хотел бы, но совсем нельзя мне говорить,

И маленький намек нельзя себе позволить!..

Хранитель тайны – нем. Нельзя мне говорить.

Нет, солнце глиною замазывать не стану,

О тайнах времени рассказывать не стану.

Из моря мудрости жемчужину мою

Не только что сверлить, показывать не стану.

Неужто б я возвел хулу на Божество!

Здесь не было сердец вернее моего.

Но если даже я дошел до богохульства —

Нет мусульманина! Нигде! Ни одного!

Живым и мертвецам, всем досаждаешь Ты.

Не мирозданье – хлам нагромождаешь Ты.

Порочен я, Твой раб, так принуждаешь – Ты.

На людях нет вины! Грех порождаешь – Ты!

Покинуты Тобой – рыдаем? Нет и нет!

В отчаянье живем, страдаем? Нет и нет!

Хоть мы от нищеты порой в тоску впадаем,

Но по Тебе тоски не знаем: нет и нет.

Когда проник бы я к Скрижали мировой

И стер бы прежний текст и начертал бы свой,

Освободив сей мир от скорби вековой…

Вознесся б до небес счастливою главой!

Обязанность небес – жестокая страда:

Чуть роза расцветет, растопчут без следа…

Когда бы тучей прах вбирался, как вода,

Кровавые б дожди лились до Дня Суда.

«Какое золото вокруг швыряла я,

Какою радостью вас одаряла я!..

Теперь я ухожу, – пожаловалась роза. —

Был полон кошелек, все растеряла я».

Рок, обожающий преступный произвол,

Ты храм насилия и глупости возвел.

Лжеца – одаришь ты, а мудреца ударишь…

Ты выжил из ума? Иль от роду осел?

Испей вина! В земле заснешь навечно ты

Без милой, без врага, без друга, без четы.

Загадку не постичь, хотя слова просты:

«Вторично не цветут увядшие цветы».

Когда пришла пора печали превозмочь,

Пылай, мятежный дух, трудись, гони их прочь:

В день первый, во второй, и в третий, и в четвертый,

И в пятый, и в шестой, в субботу, – день и ночь!

Вино у гурии певучей если есть,

Ручей под ивою плакучей если есть,

Неужто это все про ад тебе напомнит,

Коль даже дивный рай – не лучше (если есть!).

Дни, как любых бродяг, побором облагай:

На ложе радости пред кубком возлегай.

Хулой, как и хвалой, пресытился Всевышний,

Желанное – своим без спроса полагай.

«Гуляка! – звонкий зов я слышу по утрам. —

Оставь безумный мир! Беги в питейный храм!

Скорей, пока вино доступно в полной мере,

Пока не налили по полной мере нам!»

Саки! Ведро вина багряного неси:

Похмельем болен я, вот хмелем и спаси.

Я – павшая бутыль, кровь вылилась из сердца…

Тут мешкать можно ли, у совести спроси!

Зачем я пью вино? Шататься под луной?

Прохожего пугать бравадою хмельной?…

Я из бесчувствия вытягиваю душу,

Затем и пью всегда, причины нет иной.

С подругой на лугу вино из кубка пью,

А рай обещанный, желаешь, отдаю.

Вы все на «ад» и «рай» так дешево купились!

Кто в ад заглядывал? Кто побывал в раю?

Пусть гурию опять я завтра обниму!

И чашу пусть опять я завтра подниму!

«Ах, подари, Господь, раскаянье ему!»

Да не подарит Он. Да я и не приму.

Угомонись и брось весельчаков корить,

Подножки ставить им и пакости творить.

Однажды ты поймешь, как мало жить осталось,

Тогда разучишься мгновеньями сорить.

Как жалко мне вельмож! Наградам несть числа,

Но нет и радости в плену алчбы и зла.

Однако честный муж, от жадности свободный,

Для них не человек. Вот странные дела!

С тоской никто из нас не дружен. Хорошо.

И пусть ни крошки нет на ужин – хорошо.

С незримой кухни тайн мы получаем пищу,

И чужакам наш хлеб – не нужен. Хорошо!

С души страдания снимают пелену:

Дождинка жемчугом становится в плену.

Стал неимущим ты? Так голова целее.

Испил ты кубок свой?… Я вновь тебе плесну.

Прожить за шестьдесят себе как цель не ставь,

Ни в грош хулу ханжей и пустомель не ставь.

Пока что из тебя кувшин не изваяли —

Кувшина в сторону, пока в нем хмель, не ставь.

В кабак собрались те, кого терзает жизнь,

Кого палит огнем и истязает жизнь…

И кубок возле губ замрет под звуки песни:

«Печали уплывут… как ускользает жизнь».

Постой! Пустой игрой страстей тебя манят.

И меч уже сверкнул, а ты, беспечный, рад!..

Не лепечи хвалу, халву судьбы вкушая:

Густой, как патока, в нее подмешан яд.

Уж как воззрился ты, глазастый!.. Но, заметь,

Без сердца ничего не сможешь разглядеть.

Из кубка винного спеши хлебнуть сегодня:

До послезавтра, что ль, намерен так сидеть?

Где та прелестница – где лал твой бадахшанский?

Где прежний мир в душе и новый хмель рейханский?

Мой друг, не пировать грешно, а горевать! —

Слегка ослышался законник мусульманский.

Омоемся вином: воды достать нельзя.

Дурному имени отмытым стать нельзя…

Давайте ж пировать! Халаты чести нашей

Поизодрались так, что залатать нельзя.

В мечеть мне путь закрыт, на церковь я плюю —

Бог знает что Творец пустил на плоть мою.

Как девка гнусен я, как иноземец пью…

Нет веры, нет судьбы, местечка нет в раю.

Кутила в кабаке всегда царит пускай!

Ханжа разгневанный в огне горит пускай!

То рванью дервишской, то синею сутаной,

Чтоб ноги вытирать, порог покрыт пускай.

Вон розовый бутон, он как бутыль навис;

Став кубком, ждет вина раскрывшийся нарцисс.

Блаженство в день такой кувшином опустевшим

У входа в майхану пасть головою вниз!

Усами все полы подмел я в майхане.

Возня добра и зла давно постыла мне.

И если, все круша, столкнутся бездна с небом, —

«Ха, где-то звякнул грош!..» – пробормочу во сне.

Найду кирпич, и тот в кабак немедля сдам

Хоть за глоток вина. И пусть пеняют нам:

«Ах, расточители! А деньги где на завтра?» —

Продам халат, чалму. Ткала их не Марьям!

Уж так меня честят распутником всегда…

Но я почти святой! Нет у людей стыда!

Я строже их блюду запреты шариата!

Что? Мужеложство, блуд и пьянство?… Ерунда!

Вернитесь! Все, кто здесь непраздно жил, вернитесь,

Кто пьянством и хулой ханжей страшил, вернитесь,

К порогу нашему, в компанию друзей —

Любой, кто брал зарок и вновь грешил, – вернитесь!

От Божьих-де щедрот распутным проку нет,

И без зароков-де преград пороку нет.

Но сладкоустых тут, но среброгрудых сколько!..

По-мусульмански ли склонять к зароку? Нет!

Господь! Саму Любовь Ты сотворил, гляди,

Душистый плен кудрей!.. Но как же, посуди,

Ты запрещаешь мне красою любоваться?

Запрет совсем как тот: «Склонись! Не упади!»

Пусть адрес мой – «кабак», пусть «Винный Омут» – я,

Пусть «Виноверец» я, по мненью дурачья,

Но я – вселенский дух в зороастрийском храме,

Грешит по кабакам одна лишь плоть моя.

Секрет от подлецов приходится скрывать,

От болтунов-глупцов приходится скрывать.

Смотри, для всех людей ты что-то делать начал?

От всех людей лицо приходится скрывать.

Задумай людям зло, и будешь сам не рад,

Другим напортишь раз, зато себе стократ.

Когда к добру ты слеп, – в меня ли злобой целишь?

Ты ранишь сам себя, стреляя невпопад.

Людей не трогаю, когда хмельное пью,

И знает лишь фиал назойливость мою.

Куда мне до тебя! Перед вином склоняюсь,

Но самому себе поклонов я не бью.

Про гордость в нищете, достоинство и честь —

И про бездушие, заносчивость и спесь:

Меня в огонь сажай, скажу спасибо, сяду;

Тебя к столу зови, побрезгуешь присесть.

Над улочкой лачуг возвысилась луна,

Шатер на небесах раскинула она.

И вдруг ослиный рев из стойла: «Ночь черна,

И жить не стоило, коль миру грош цена!»

Коль ты не пьешь вина, так нас позорить рад,

Излить поток хулы готов на всех подряд.

Нашел гордиться чем: пускай вина не пьешь ты,

Десятки дел твоих презреннее стократ!

Ушедший, хоть один, вернулся бы хоть раз,

Из-за покрова тайн принес тебе отказ:

«Коль в чем нужда у вас, так нужен не намаз…

И что был за намаз? Так, для отвода глаз».

Мрачна в тебе душа. Гашишем допьяна

Возьми и накурись, не то – испей вина.

Не хочешь этого, того не хочешь, суфий?…

И впрямь ты каменный. Грызи же камни, на!

Лозы-невесты честь, безумец, пожалей!

Смывай с себя грехи, но кровью-то – своей.

Всю землю искровавь, тысячекратно каясь,

Но ни глотка вина на землю не пролей!

Вина хлебнув, гора – и та сплясать не прочь.

Порочный выродок, вино-то не порочь!

Да в чем мне каяться, когда вино – наставник,

Так помогающий пороки превозмочь!

Во мне противник мой все время видит зло.

О Боже, до чего ему не повезло!

В меня ли он глядит? Он в зеркало глядится

И видит там весьма отвратное чело.

От ненависти