начало! Это – ты.
О, высшей красоты зерцало! Это – ты.
Нет в мире ничего, что не было б тобою.
Ищи в себе, коль что пропало: это – ты.
Здесь некий муж твоей красою окрылен:
В переселенье душ и прежде верил он,
Теперь – уверился: «Вновь посрамлен Юпитер!
Юсуф Египетский на землю возвращен!»
Учуяв в ветерке твоих духов струю,
Рванулось сердце вслед… Растерянно стою,
Совсем забытый им: в себя впитало сердце
Не только ветерок – и ветреность твою.
Услада сердца! Чьи волшебные персты
Ваяли дивный лик небесной красоты?
Красавицы к пирам подкрашивают лица,
Своим лицом и так пиры украсишь ты!
Найду твои уста – и рядом обнаружу
Ту чудо-родинку, что так смутила душу.
Неужто до того окружность уст мала,
Что центр окружности был вытеснен наружу?!
Пушок над розой уст – чем не письмо! Оно
Печатью родинки-фиалки скреплено.
А на луне узор – кому и чье посланье?
В кого-то, видимо, и солнце влюблено!
Коль не сама Любовь, то, право, кто же ты?
Смотрю, дышу, живу, и в этом тоже – ты.
Твоей души, кумир, нет ничего дороже;
А вспомню: краток век! – стократ дороже ты!
О королева, ты искусней всех ферзей,
Куда мне, пешему, от конницы твоей!
Слоном и королем я, бедный, загнан в угол
И получаю мат от сдвоенных ладей.
Пускай моей тоской твои продлятся дни:
Хоть раз в мои глаза, желанная, взгляни!
И в самом деле взгляд роняет… И уходит.
Вот так! Зажги огонь – и в воду урони.
И старцу в сеть любви попасться привелось!..
А то с чего б вино рекою полилось?
Я так зарок хранил!.. Любимая разбила.
Так долго платье шил!.. В неделю порвалось.
Ни повода мечтать о встрече благодатной,
Ни капли стойкости в разлуке необъятной,
Ни собеседника для жалобы невнятной…
О, горестная страсть, восторг невероятный!
На что мне их уста? Твою бы ножку мне
Разок поцеловать, и счастлив я вполне.
Ах, ручка!.. И мечтой ошеломлен весь день я.
Ах, ножка!.. И всю ночь ловлю тебя во сне.
Как ветер, к локонам ее прильну? Едва ль.
Скачу я к пропасти, но поверну едва ль.
На то и зрячи мы, чтоб лица милых видеть…
Я вроде зряч, но ей в лицо взгляну едва ль.
О первозданный свет для сердца моего,
Прислала б хоть привет для сердца моего!
Разлукой болен я, так исцели свиданьем —
Других бальзамов нет для сердца моего.
О дивная Луна!.. И солнце прячет лик.
О лалы алых уст!.. И яхонт меркнет вмиг.
Твое лицо – как сад, где родинка-фиалка
Украсила уста – живой воды родник.
В ловушку памяти ты заманила сердце,
Тоску-нахлебницу в мое вселила сердце…
Я в рабстве у тебя, и некуда сбегать:
Нетленным словом «Жизнь» ты заклеймила сердце.
Какой соблазн, какой искус, храни Аллах!..
Твое лицо и день и ночь царит в мечтах.
Вот потому и боль в груди, и трепет в сердце,
И сухость губ, и влажность глаз, и дрожь в руках.
Горькой моей слезой взор опалится пусть,
Скорбной моей мечтой боль утолится пусть.
Либо, чтоб боль вобрать, век мой продлится пусть,
Либо, вмещаясь в век, боль умалится пусть.
Сколь страстно говорит душа в минуты встреч,
И в сердце как звенит восторженная речь!
Алмазы б тайных чувств оправой слов облечь!..
Никак из языка гвоздь не могу извлечь.
Услада милых уст, рубинами гори,
Сокровищнице пусть завидуют цари!
Себе я заведу залог благоуханный:
Во славу нежных чувств хоть локон подари!
Сплетенье локонов. Желанней сети – нет.
Как свод мечети, бровь. Другой мечети – нет.
В лицо твое душа никак не наглядится:
Других зеркал душе нигде на свете нет!
Что истину вдали искать, любовь моя?
Могу я в двух словах сказать, любовь моя:
Стремящийся к тебе, но вдруг я слягу в землю,
Поможет из земли восстать любовь моя.
Иль сердцу моему так сладостны печали?
Иль мало от любви его остерегали?
Как в локонах твоих запуталось оно!..
Не за безумство ли беднягу повязали?
Влюбленным ночь дана, чтоб тешиться тайком.
Я у дверей твоих порхаю мотыльком.
Проснись! Любую дверь всегда закроют на ночь,
Но у влюбленных дверь – с отомкнутым замком!
Нет, чувственная страсть с любовью не дружна,
Их видимая связь – лишь видимость одна.
Коль птицу радости начнешь кормить распутством,
Не сможет и забор перелететь она.
Удача увенчать не думает меня,
Подруга привечать не думает меня.
Пусть от соблазна Бог остерегать не хочет,
Но дьявол-то прельщать не думает меня.
Я дерзкою рукой твою погладил прядь.
Но не спеши меня за дерзость укорять:
Я в локонах твоих свое увидел сердце,
А с сердцем собственным могу ж я поиграть.
Ты – дичь; охотник – ты; в ловушке зерна – ты.
Напарник, хмель, саки, черпак узорный – ты.
Однажды идолу взмолюсь в кумирне черной,
Увижу вдруг: и жрец в кумирне черной – ты.
Твой нос – «алеф» и «лям». Потом, моя любовь,
Над ними я твои рисую бровь и бровь.
Кружок – твое ушко. Божественное сходство!
Теперь бери читай – Аллаха славословь.
В укрытии кудрей лукавый житель – страсть.
Твой чудный лик – соблазн, а мой мучитель – страсть.
Твой глаз под бровью – жрец под аркой в нише храма:
Пленил безбожника вероучитель – Страсть.
Твое лицо – луна, которой не скудеть.
Прекрасна без прикрас – и прежде ты, и впредь.
Согласный умереть, охотно жизнь оставлю,
Чтоб у дверей твоих навеки замереть.
Очами тюркскими меня, видать, поймала,
А может, как силок раскинув прядь, поймала.
Ей мало этого: то выпустит из рук,
То вновь охотится. Смотри, опять поймала!
Сегодня облако пришло мой сад омыть,
Жасминов царственных престольный град омыть…
Глаза, твое лицо высматривая тщетно,
Спешат лицо мое на дню стократ омыть.
Песчинка, что, сверкнув, на лик Земли легла,
Когда-то солнечным челом Зухры была.
И к твоему лицу прелестному прильнула
Не просто пыль, а прах прелестного чела.
Уж так язвителен, уж так насмешлив взгляд!
Но брови все равно ко мне благоволят.
Конечно же сошлюсь на то, что брови – выше:
«Глазами гонишь прочь? Но брови не велят!»
«Коль мною покорен, то докажи сперва:
Покорно отступись!» – услышал я слова.
Воистину, тебе молюсь я упоенно,
И как же отвернусь от лика божества?
С тобою позабыл о смертной боли я.
К чему других искать, лицо твое любя?
В тебя взглянув, себя я познаю, себя;
В себя взглянув, тебя я узнаю, тебя!
Прелестные уста ласкай, вино, ласкай,
Перетекая в них из кубка через край.
Счастливый кубок прав: «Чтоб усладиться лаской,
Коснуться милых уст, до капли кровь отдай».
Любовь моя светла, как чистая вода.
Счастливому в любви лишенья не беда.
Любовь других блеснет – и гаснет без следа.
Но ты, моя любовь, не сгинешь никогда.
Я за любовь к тебе любой позор приму,
А если пошатнусь, и твой укор приму.
До Страшного суда терзай меня, согласен,
Наградой за любовь свой приговор приму.
Я веру в идола (ты идол мой!) избрал,
Для твоего вина я путь хмельной избрал.
Мне Бытие любовь, но без тебя, дарует,
И я Небытие (чтоб быть с тобой!) избрал.
Сады в цвету, вино, благоуханный луг…
Все радости весны, лишь нет тебя, мой друг.
До радости ли мне, когда тебя не вижу?
А встретив, с радости не вижу, что вокруг.
Хвала тебе, живой родник, – устам твоим!
Не к чаше, лучше б я приник к устам твоим!..
Но если не в вине, то где ж найду отвагу,
Чтоб, осмелев, припасть на миг к устам твоим?
Свои зароки кто не забывал из нас,
Кто славу добрую не убивал из нас?
И мой запойный бред, прошу, не осуждайте:
Пьян от вина любви кто не бывал из нас?
Разлукой сил лишишь, больным и стану я.
Надеждой опьянишь, хмельным и стану я.
Тебе ли спрашивать, каким предстану я?
О ком ты грезила, таким и стану я.
Меня взяла в полон разлука-западня,
Все валится из рук, все плохо у меня.
За ночь с тобою жизнь отдам я! – и избавлюсь
От будущих разлук, от завтрашнего дня.
Живу затем, чтоб ты дарила встречи мне,
Кудрями бы в ночи пленяла плечи мне.
В засаде, что ни ночь, высматриваю птицу,
Но снова поутру похвастать нечем мне.
Неужто мы сердца познать любовь не пустим,
Изведать хмель вина и соловьев – не пустим?
Как роза лепестки, одежды мы распустим,
Покуда по ветру наш цвет садов не пустим.
Моя жемчужина! Успей, пока в цене,
Себя порадовать и стать отрадой мне.
Так быстро дни пройдут, придут такие ночи,
Когда не свидеться нам даже и во сне.
Я лунной ночью ждал свидания с Луной,
Гляжу, идет она. О, сердце, что со мной?
Глаза к земной Луне, потом к луне небесной…
Небесная луна померкла пред земной.
О! Хмель при виде уст алеет будто лал.
Ты встала – кипарис прямей и выше стал.
Захочешь – и меня сразишь ты наповал:
Сними чадру, Луна, чтоб ночью день настал.
Огонь моей души! Судьбой гонимый прочь,
Неужто я сумел преграды превозмочь?
Теперь – умри, свеча! Теперь – луна, исчезни!
Озарена тобой сегодняшняя ночь.
Вчера, желанный друг, кто мне принес тебя?
В мой одинокий круг – кто мне принес тебя?
Несчастный без тебя пылал в огне, но свежим
Пахнуло ветром вдруг!.. Кто мне принес тебя?
Не думай, будто я от нищеты не пью
Иль, убоясь хулы и клеветы, не пью.
Я сердце отогреть хотел хотя бы хмелем;
Теперь, когда свила гнездо в нем ты, – не пью!
Лицо твое – заря, а кудри – мрак ночей.
Фисташка сладких уст, миндаль живых очей.
Для сердца моего сам Бог избрал хозяйку:
Когда я без тебя – потерянный, ничей.
К сиянию луны, красавицы ночной,
Добавлю я тепло, даримое свечой,
Сверканье сахара, осанку кипариса,
Журчание ручья… И выйдет облик твой.
Подробно оглядеть спешу привал земной,
Ищу сравнения, упущенного мной:
Довольно называть луной твой облик светлый
И с кипарисами равнять твой стан прямой.
Моей подруге кровь цирюльник отворял.
Легка его рука: едва коснуться дал
Прелестнейшей из рук легчайшему из жал,
Ростком из мрамора пробился вдруг коралл.
Прелестный пекарь мой, вон ту краюшку дай,
Где бок не обгорел, где пышен каравай!..
Я в пальцах пекаря беспомощен, как тесто, —
Боюсь, меня в огонь отправит невзначай.
Стать ласковой со мной старается – никак,
Смирить свой нрав крутой старается – никак.
Представьте: кипарис, прямой как восклицанье,
Согнуться запятой старается – никак!
Ах, каждый локон твой – ночной коварный тать.
Кто ж волю дал ворам так сердце мне терзать!..
Ты говоришь, они освободились сами?
Ну, так попробуй их покрепче повязать.
К другой я и на миг не упорхну никак,
Хотел бы, да любовь не обману никак.
В сиянии твоем слезами ослепленный,
Я на лицо другой и не взгляну никак.
Твой локон – как вьюнок. Вьюнками – страсть во мне.
Глаза твои – нарцисс. Нарциссы в каждом сне.
Твои рубины – хмель. Хмелит питье любое.
Лицо твое – огонь. Огонь – в моем вине.
В мой предрассветный сад, где винная струя,
И музыкант, хмельной до полузабытья,
И птичий перезвон, и розы, и друзья —
О нежная, сойди! Все приготовил я.
Нам с милой нужен миг покоя, мой саки.
Зароки?… Это что такое, мой саки?
Довольно лепетать про Ноя, мой саки,
Ковчег моей души – хмельное, мой саки!
Пусть мой веселый взор с твоим лицом сольется,
Иссохший кубок мой с твоим вином сольется.
Я так хочу собрать, вобрать в себя все то,
Что здесь разобщено, лишь в мире том сольется!..
На стрельбище невзгод я сделал щит, и им
Надежнее всего мы души охраним.
Ах, оглядись, мой друг, насколько прочно верность
Повязана зрачком заботливым моим!
Мне пальцы не извлечь из мускусных волос,
Рубины дивных уст слепят меня до слез.
С минуты, как тебя сравнил я с кипарисом,
Тот стройный кипарис от гордости подрос.
В весеннем ветерке цветам качаться – рай!
