снова юн и счастлив я, пока

Хмельною горечью обманута тоска.

А горечь не порок, в вине она приятна,

Привык я к горечи, вся жизнь моя горька.

Хмельное в юности возносит – лучше нет.

Вино красавица подносит – лучше нет!..

Но тленный мир, увы, – руины, сон кошмарный.

Упьюсь! Вино, как смерть, подкосит – лучше нет.

Не обновится мир. Он сгнил уже давно.

Здесь никому ни в чем удачи не дано.

Еще б винца, саки! Уважишь иль откажешь —

Что так, что эдак, всем свалиться суждено.

Хлопочем!.. Но дела идут своим путем.

Неужто ничего не завершим путем?

Беспомощно сидим, привычно причитаем,

Что опоздали мы, а скоро прочь пойдем.

Краса вселенной! Брось тащить под нищий кров

Доходов и потерь бессмысленный улов.

Саки подать вино последнее готов,

Так хоть теперь забудь о жути двух миров.

Без хмеля день и день связать я не смогу,

Вином не подкрепясь, и встать я не смогу.

Я чувствую, что стал рабом того мгновенья,

Когда саки нальет, а взять я не смогу.

О сердце! Намекни: ну в чем твоя услада?

Так мимолетна жизнь, что жизни ты не радо.

И мы, и мир – ничто; и плач, и смех – ничто;

И, право, за «Ничто» ничем платить не надо!

Сейчас бы яблоки на скатерть да салат,

Потом жаркое бы с тархуном… Виноват,

Я гостю очень рад, но сад уже не прежний.

Попробуй лук-порей. Вот луком я богат.

Нет, нам с тобой судьба вина испить не даст,

Чем нас расцеловать, скорее – жить не даст.

«Покайся! – говорят. – Уже пора подходит».

В чем каяться? Господь и согрешить не даст.

Кто царь пропойц, меж них и кости сложит? Я.

Кто горести свои грехами множит? Я.

Кто сердце так спалил, что и ночной молитвы

Без помощи вина вознесть не может? Я.

Ошибка: старостью вершить цепочку дней.

Гранаты щек моих с годами все синей.

Хибара ветхая на четырех опорах

Вовсю шатается, жить невозможно в ней.

Нет, мир не страшен мне. Не света я боюсь

И не из смертной тьмы привета я боюсь.

Смерть – это истина. Не мне страшиться правды.

Я не всегда был добр – вот этого боюсь.

Когда помру, когда отплачетесь по мне,

Постелью скромною довольствуюсь вполне.

Лишь об одном прошу: кирпич под изголовье

Лепите не с водой, мешайте на вине.

Взбрело душе гулять, из тела ускользнуть,

И вот гадаю, как закрыть ей этот путь.

Ах, я же виноват?… Да сто шипов ей в язвы!

Не стань гулящею, чтоб лиха не хлебнуть!

Куда ни побреду, судьба плюется вслед.

Делами ли займусь, ни в чем удачи нет.

Душа уходит прочь… «Постой! Ведь я погибну!» —

«Мой дом разрушился», – доносится в ответ.

Поскольку этот мир – колючие кусты,

Не странно, человек, что весь изранен ты.

Тот может ликовать, кто спешно мир покинул,

Блажен, кто не набрел на здешние цветы.

Мой враг – степной Восток, где каждый сухоцвет

Колючкой тянется, чтоб уязвить вослед.

Становится врагом измученное тело…

Одно спасение: с душой разлада нет.

Когда б небесный свод построен был умно,

По нраву небосвод пришелся б нам давно.

Когда бы на небе судьба вершилась мудро,

У мудрых на сердце так не было б черно.

Бродя под куполом, не глядя в бирюзу,

Мы ищем выхода, как муравьи в тазу.

Кружится голова. Куда свой груз несу?…

Как бык на мельнице, мы кружимся внизу.

Друзей с тропы судьбы спокойный путь сманил:

Рок налетел, как вихрь, и сзади – цепь могил.

Степной мираж и нам уж не прибавит сил,

И далеко привал, и вьюк осла свалил.

Где счастье?… Повторять лишь имена осталось.

Друзья ушли, хотя полно вина осталось.

Все выпустил из рук, но чашу – удержи,

Которую теперь испить до дна осталось.

Друзей, с которыми сидели мы досель,

Поуводила Смерть в уютную постель.

Им так понравилось вино существованья!

И – раньше нас на круг свалил их сладкий хмель.

Отведавши вина, как ликовали мы!

Из грязи – в небеса, о, как взлетали мы!

Пора и чиститься. Плоть поснимали мы:

Из праха мы пришли, вновь прахом стали мы.

О, как поддались мы Семи и Четырем?!

От Четырех с Семью спасенья не найдем.

Напьешься скорби ты, наполнив скарбом дом

И вдруг сообразив, что как уйдем – уйдем.

Никто остановить полет планет не смог.

Людьми наесться прах за столько лет не смог!..

Спесивому – урок: уймись, пока не съеден,

Пока поужинать тобой сосед не смог.

Сказала рыба: «Что? Нам жарко? Не беда.

Не мог ручей пропасть, опять придет вода!»

Но утка ей в ответ: «Нас жарят, это да.

Где смерть, там хоть ручей, хоть море – ерунда».

Увы тебе, щенок, мой суетливый зверь!

Охоту счел игрой, добегался теперь.

Наверно, потому, что был к костям привержен,

Навек забыть о них клыком заставил вепрь.

И дом уже подмыл потоп, меня доставший,

И плещет через край из жизни – мерной чаши.

Ах, сердце, не до грез! Носильщики Судьбы

Уже куда-то прочь несут пожитки наши!

Взгляни, бутоны роз разнежились в тепле,

Пленяя соловья в рассветной полумгле.

Присядь под сенью роз! Дождь лепестков так долго

На землю будет лить, а мы – уже в земле.

Чтоб рок войну со мной и вдруг забыл? Чудно!

И гору на меня не своротил? Чудно!

Чтоб кадий, прокутив казну своей мечети,

Гашишем медресе не совратил? Чудно!

Я чашу весом в ман облюбовать хочу,

Зараз ведро вина в нее вливать хочу.

Я трижды отрекусь от Веры и от Мысли,

Я только дочь Лозы женой назвать хочу!

Пусть мой питает дух струя вина всегда!

Пусть мой ласкает слух твоя струна всегда!

Когда же плоть моя кувшином звонким станет,

Пусть будет пламенным вином полна всегда!

Хоть мы еще не прах, но дни скудным-скудны,

Приметы Бытия для нас черным-черны…

Зато в ладоши бьем, когда хмельным-хмельны,

Продляя пляской дни, что вновь полным-полны!

Кувшину этому, глядите, грош цена,

Но хмелем я его наполнил допьяна,

И так-то мне, друзья, он булькал по дороге:

«Я тоже, как и ты, полно хлебнул вина».

Вот отпылали мы. Где дым остался? – там.

Весь денежный доход где проедался? – там.

Но кто честит меня пьянчугой харабатным —

Знавал ли харабат? Где обретался там?

О красках мир забыл, снегами весь укрыт.

Напомним! Пусть у нас рубин вина горит,

И благовонный уд лесным дымком пьянит,

И благозвонный уд мелодией пленит.

Хрусталь с рубиновым подай, сынок, сюда,

Чтоб сквозь него луна казалась молода!..

Ведь «пламя юности» – присмотришься – вода,

А «счастье наяву» – приснилось, как всегда.

Шиповник с облачных крутых вершин летит,

Совсем как белый цвет земных долин летит.

Багряное вино я лью в лилейный кубок,

А из лиловых туч на луг жасмин летит.

С ночных небес вот-вот обрушится беда…

Вели, красавица, вина подать сюда.

Ты, драгоценная, – не золото, глупышка:

Зарыв, откапывать не станут никогда.

О, милое дитя, ты робостью пленишь,

Но лучше, коль со мной робеть повременишь:

Глаза ли влажные мне рукавом осушишь,

Сухие губы ли устами увлажнишь.

Поймешь, когда пройдешь по всем путям земли:

Следы блаженств и бед сливаются вдали,

Потом с лица земли добро и зло уходят…

Так хочешь, болью стань, а хочешь – исцели.

Судачат: я гульбой, презрев молву, живу.

Попойками во сне и наяву живу!..

Открытое для всех, подумаешь, открытье:

Вот чем я в тайниках души живу – живу!

А ну, возьми перо и вычислить сумей,

От жизни сколько взял и сколько отдал ей.

Твердишь: «Вина не пью, поскольку смерть близка», мол.

Конечно, смерть близка, хоть пей ты, хоть не пей.

Стрелой ударит Смерть, и щит любой – ничто,

И жест торжественный, и клад златой – ничто.

Я в жизни высмотрел один завет великий:

«Живи и радуйся!» Ты пред Судьбой – ничто.

Мы чистыми вошли – нечистыми ушли;

Мы радостно пришли – слезами изошли.

Зажгли огонь в сердцах – водою слез залили,

Отдали ветру жизнь и в вечный прах сошли.

Доколе красотой пленяться должен ты,

За добрым и дурным гоняться должен ты?

Да хоть змеиный яд, да хоть вода живая,

А в землю все равно впитаться должен ты.

Я в тайны проникал, давалась мне любая

Загадка ль на небе, задача ли земная.

Семидесяти двух не пожалел я лет,

И… Знаю я теперь, что ничего не знаю.

Над каплей, плакавшей, сбираясь в дальний путь,

Смеялось море: «Вновь вернешься как-нибудь:

От Бога мир – един. Однако не забудь:

„Движенье точки“ все способно разомкнуть!»

Дождинки-странницы мне в сердце плач проник:

«До моря бы скорей добраться напрямик!»

Прочь унесло ее, быть может, верно к морю.

«И вы – такие же!..» – ее прощальный крик.

Покинув тайный мир, я соколом парил.

Как радовался я свободе сильных крыл!

Увы! Никто восторг со мной не разделил.

И я спустился вновь туда, где прежде был.

Вот так и ты уйдешь, обманутый кругом

Вначале сказками, печалями потом.

По дому сквозняки. Ну как свечу зажжешь ты?

А в поле сплошь потоп. Ну как построишь дом?

В ветвях Надежды я ищу последний плод —

Который нить моих желаний разорвет.

Доколе мне искать в тюрьме существованья:

Где дверь, которая в Небытие ведет?

Ушла впустую жизнь, и не вернуть назад.

И вот еда вредна, и вот дыханье – смрад.

Сперва-то каждый рад плевать на все наказы…

Потом терзаемся, из жизни сделав ад.

Вином меня, друзья, спешите оживить,

Ланиты-янтари рубином подновить!

А если все ж умру, вином меня омойте

И не забудьте гроб лозою перевить.

Под перезвоны чаш пусть отпоют меня,

Омытого вином пусть погребут меня.

Когда захочет Бог призвать на Суд меня, —

Где пахнет погребком, легко найдут меня.

В заветном кабачке по-дружески сойдясь,

Красой любимых лиц, как прежде, насладясь,

Примите от саки магического зелья,

Представьте и меня, несчастного, средь вас.

На что он старику, рассыпавшийся храм?

Любое по сердцу, что рок готовит нам.

Коль что-то попрошу, так тут же и отдам.

И смерть приму как зов: меня заждались – там…

Учением своим впустую обольщен,

Я не предчувствовал всесилия препон…

Теперь нельзя мне спать, вином снимаю дрему,

Покуда не свалил меня последний сон.

В пути запуталась душа в добре и зле…

Чист от добра и зла лежащий здесь, в земле.

Немало путников пройдут по нам с тобою,

Забывшим обо всем в неведенье, во мгле.

Вы снова встретитесь когда-нибудь, друзья,

Напомнит обо мне багряная струя,

И чашу, до меня дошедшую по кругу,

Вы опрокинете – как если б выпил я.

Как мимолетный гость, когда покину вас,

В преданья обо мне вложите мой наказ:

«Здесь глиной прах его становится; слепите

Кувшин для кабака, когда настанет час».

От ветхости небес – и жизнь полумертва.

Где корни дел моих? Где гордая листва?

Пока внутри шатра увязываю вещи,

Саки, подай вина. Все прочее – слова!..

Дух – за уборкою жилища моего.

Он разыскал места почти что для всего.

Лишь это тело – саз… Так шелково звучал он,

Но Время, тренькая, разбило вдрызг его.

От Смерти убегать когда устану я,

Как дичь, ее рукой ощипан стану я,

Молю вас на кувшин пустить мой прах несчастный:

Почуяв винный дух, а вдруг да встану я?

Когда судьба меня растопчет, как цветок,

Рассеет по земле мой каждый лепесток,

И глиной станет прах, кувшином станет глина, —

Налей вина в кувшин, чтоб он воскреснуть смог.

Потомков приводя, показывайте им

Могильный холмик мой, наказывайте им:

«Здесь глиной станет прах, вином его смочите

И, наполняя хум, замазывайте – им».

Хозяева гробниц рассыпались дотла:

Объятья их частиц могила расплела.

Чем упились?… Пока не выгорит дотла

Вселенная, проспят, забыв про все дела.

Добру в жилище зла не верьте: ускользнет;

Приплясывай, лови – как ветер, ускользнет.

Тому, что я ушел, пусть радуется тот,

Кто думает, что сам от смерти ускользнет.

И сеет Рок, и жнет не покладая рук.

Плачевен урожай невыносимых мук…

Скорей подай вина! Так захотелось вдруг

Былое помянуть: все было, милый друг.

В шести… в пяти живых…