поядающий» (Втор. 4.24). Также и о субстанции ангелов оно говорит: «Ты творишь Ангелами Своими духов и служителями Своими пламенеющий огонь» (Евр. 1.7),– и в другом месте: «И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста» (Исх. 3.2). Кроме того, мы получили заповедь пламенеть духом (Рим. 12.11), что, без сомнения, указывает на пламенное и горячее Слово Божье. Иеремия пророк услышал от Того, Кто давал ему ответы: «Се дах словеса Моя во уста твоя, как огонь» (Иер. 1.9 стар. ред.). Итак, как Бог есть огонь и ангелы – пламень огненный и как все святые пламенеют духом, так, наоборот, отпадшие от любви Божьей, без сомнения, охладели в любви к Богу и сделались холодными. Господь, действительно, говорит, что «и по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь» (Мф. 24.12). И все, что в Священном Писании сравнивается с противною властью, всегда называется холодным, как и сам дьявол, холоднее которого, конечно, ничего нельзя и найти. В море же – говорит Писание – царствует дракон; в самом деле, пророк замечает, что в море находятся змей и дракон, а это относится, конечно, к какому-нибудь злому духу (Иез. 32.). И в другом месте пророк говорит: «поразит Господь мечем Своим тяжелым левиафана, змея прямо бегущаго, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское» (Исх. 27.1). И еще говорит: «хотя бы сокрылись они от очей Моих на дне моря, и там повелю морскому змею уязвить их» (Ам. 9.3). В книге же Иова дракон называется царем всего того, что находится в воде (Иов. 41.25). От Борея, как возвещает пророк, исходят бедствия на всех, обитающих на земле (Иер. 1.14). Бореем же в Священном Писании называется холодный ветер, как написано у Премудрого: «Студен ветр северный» (Сир. 43.22). То же самое, без сомнения, нужно думать и о дьяволе. Итак, если святое называется огнем, светом, пламенем, противоположное же называется холодным, и говорится, что во многих охладевает любовь; то, спрашивается, почему же душа названа именем души, которое по-гречески обозначается словом психе? Не потому ли, что она охладела из божественного и лучшего состояния? Не потому ли это название перенесено на нее, что она, по-видимому, охладилась от той естественной и божественной теплоты и, вследствие этого, оказалась в своем настоящем состоянии и с этим названием? Наконец, едва ли ты найдешь, чтобы в Священном Писании название души употреблялось в похвальном смысле; в порицательном же смысле оно часто встречается здесь, например: «Душа лукава погубить стяжавшаго ю» (Сир. 6.4), и: «душа согрешающая, та умрет» (Иез. 18.4). После слов: «Вся души – Мои: как душа отца, так и душа сына» (там же),– по-видимому, нужно было бы сказать: «Душа, делающая правду, и сама спасется; душа же согрешающая – и сама умрет». Но мы видим, что Он соединил с душою то, что достойно наказания; а что достойно похвалы – о том умолчал. Итак, нужно рассмотреть, не названа ли душа (психе), т. е. душою, потому, что она охлаждена к ревности праведных и к участию в божественном огне, – как это ясно, сказали мы, из самого имени; причем, однако, она не потеряла способности к восстановлению в то состояние горячности, в котором была вначале. Вот почему и пророк указывает, по-видимому, нечто подобное, когда говорит: «Возвратись, душа моя, в покой твой» (Пс. 114.7). Все это, кажется, показывает, что ум, уклонявшийся от своего состояния и достоинства, сделался и назван душою; и что душа, в случае восстановления и исправления, снова сделается умом.
(Из письма Юстиниана к Мине: «Ныне существующая душа произошла вследствие отпадения и охлаждения к духовной жизни, но она может возвратиться к тому, чем она была вначале. Это, думаю я, выражается в словах пророка: „Возвратись, душа моя, в покой твой“ (Пс. 114.7),– чтобы стать всецело умом. Таким образом, ум сделался душою, а душа, исправившись, становится умом».
Из письма Иеронима к Авиту: «Ум, вследствие падения, сделался душою, и, наоборот, душа, научившись добродетелям, сделается умом. Подтверждение этого мы можем найти, если исследуем относительно души Исава: за прежние грехи он был осужден на худшую жизнь. И о небесных телах должно полагать, что душа (или как бы мы ее ни назвали) солнца получила начало не в то время, когда сотворен был мир, но прежде чем она вошла в это светящееся и горящее тело. Подобным же образом мы должны думать и о луне, и о звездах, что они принуждены были подчиниться суете за предшествующие вины: ради награды в будущем – подчиниться не добровольно, не по своей воле, но по воле Того, Который указал им их должности»).
Если это так, то, мне кажется, уклонение и падение ума не должно представлять одинаковыми у всех существ: ум обращается в душу то в большей, то в меньшей степени, и некоторые умы сохраняют нечто из первоначальной мощи, а некоторые не сохраняют ничего или сохраняют очень немного. Вот почему одни люди с самого раннего возраста оказываются с блестящими умственными способностями, другие же – с более вялыми, а некоторые рождаются крайне тупыми и совершенно не способными к учению. Впрочем, сам читатель пусть тщательно обсудит и исследует то, что сказали мы относительно обращения ума в душу, и прочее, что, по-видимому, относится к этому вопросу; а мы, со своей стороны, высказали это не в качестве догматов, но в виде рассуждений и изысканий. К этому рассуждению читатель пусть прибавит еще и то, что можно заметить о душе Спасителя, на основании евангельских свидетельств, – что под именем души ей приписывается одно, а под именем духа – другое. Когда Спаситель хочет указать какое-нибудь страдание или смущение Свое, то указывает это под именем души; так, например, Он говорит: «Душа Моя теперь возмутилась» (Ин. 12.27), и: «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф. 26.38), и: «Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее» (Ин. 10.18). Но в руки Отца Он предает не душу, а дух, и когда плоть называет немощной, то бодрым называет дух, а не душу. Отсюда видно, что душа есть нечто среднее между немощной плотью и добрым духом.
Но, может быть, кто-нибудь возразит нам на основании наших же положений и скажет: в каком же смысле говорится о душе Бога? Мы ответим ему следующим образом. Как все, что говорится о Боге в телесном смысле, например, пальцы, руки, мышцы, глаза, ноги, уста, мы понимаем не как человеческие члены, но как некоторые силы, обозначаемые этими наименованиями телесных членов, так, должно думать, и названием души Божьей обозначается нечто иное (сравнительно с душой человека). И если можно нам осмелиться сказать об этот предмете несколько больше, то, может быть, под душою Бога можно разуметь единородного Сына Божьего. В самом деле, как душа, разлитая по всему телу, все движет и приводит в действие, так и единородный Сын Божий, Который есть Слово и Премудрость Его, касается и достигает все силы Божьей, пребывая в ней. И, может быть, для указания на эту тайну Бог называется в Священном Писании телом или описывается, как телесный. Нужно также рассмотреть, нельзя ли назвать единородного Сына душою Бога еще и потому, что Он пришел и нисшел в это место скорби и в эту долину плача, и в место нашего уничижения, как говорится в псалме: «Смирил еси нас на месте озлобления» (Пс. 43.20 стар. ред). Наконец, я знаю, что некоторые, изъясняя Слова Спасителя в Евангелии: «Душа Моя скорбит смертельно», – относили эти слова к апостолам, которых Он назвал душою, как лучших из всего остального тела. Ведь множество верующих называется телом» Его, апостолов же, говорят они, должно считать душою, потому что они лучше остального тела. Вот что изложили мы, насколько могли, о разумной душе. Мы скорее предложили читателям мысли для обсуждения, нежели дали положительное и определенное учение.
О душах же скотов и прочих бессловесных животных достаточно и того, что мы решительным образом сказали выше.
Глава девятая
О мире и о движениях разумных тварей, как добрых, так и злых, и о падениях их
Теперь возвратимся к предположенному плану рассуждения и рассмотрим начало твари, каким бы ни созерцал это начало ум Творца – Бога.
(Из письма Юстиниана к Мине: «В умопостигаемом начале Бог, по Своей воле, установил такое число разумных существ, какое могло быть достаточным Ибо – нужно сказать – и Божье могущество ограничено, и под предлогом прославления Бога не должно отвергать ограниченность существа (Его). В самом деле, если бы могущество Божье было безгранично, то оно по необходимости не знало бы само себя, потому что по природе безграничное – непознаваемо. Итак, Он сотворил столько, сколько мог познать и содержать в Своих руках, и управить Своим промыслом. Равным образом Он сотворил столько материи, сколько мог украсить»).
Должно думать, что в этом начале Бог сотворил такое число разумных, или духовных тварей (или как бы ни назвать те твари, которые мы наименовали выше умами), сколько, по Его предведению, могло быть достаточно. Несомненно, что Бог сотворил их, наперед определивши у Себя некоторое число их. Ведь не должно думать, что тварям нет конца, как этого желают некоторые, потому что где нет конца, там нет и никакого познания, и невозможно никакое описание. Если бы это было так, то Бог, конечно, не мог бы содержать сотворенное или управлять им, потому что бесконечное по природе – непознаваемо. И Писание говорит: «Бог сотворил все мерою и числом» (Прем. 11.21),– и, следовательно, число правильно прилагается к разумным существам или умам – в том смысле, что их столько, сколько может распределить, управлять и содержать Божественный промысел. Сообразно с этим нужно приложить меру и к материи, которая – нужно веровать – сотворена Богом в таком количестве, какое могло быть достаточно для украшения мира. Итак, вот что – должно думать – было сотворено Богом в начале, т. е. прежде всего. Мы думаем, что на это (творение) указывает то начало, которое таинственно вводит (в свое повествование) Моисей, когда говорит: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1.1). Ведь здесь говорится, конечно, не о тверди и не о суше, но о том небе и земле, от которых заимствовали свои названия эти видимые небо и земля.
Но так как те разумные существа, сотворенные, по вышесказанному, в начале были сотворены из ничего, то именно потому, что они прежде не существовали, а потом начали существовать, они получили по необходимости совратимое и изменчивое бытие; ведь добродетель,
