Христе), так как они не были ни сынами, ни силами Божиими, и только Христос Иисус был воистину Сын Божий. Сказал же Гамалиил так: ибо если это предприятие и это дело от человеков, то оно разрушится; – действительно, оно и разрушилось после того, как они умерли – а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, как бы вам не оказаться и богопротивниками (Деян. 5.37-39) Захотел увлечь за собой некоторых своим волшебством и Симон Маг-самарянин. И действительно, он тогда обманул, но теперь число его учеников на всей земле, по моему мнению, не достигает даже и тридцати (человек),– быть может, я сказал даже больше, чем их есть на самом деле. Их очень и очень немного – и только в Палестине, – в остальной же части мира, где он желал сыскать себе славу, его имя совершенно не известно. Если оно и хранится некоторыми, то исключительно благодаря Деяниям Апостолов. Христианам он обязан тем, что до сих пор еще говорят о нем; но самое дело уже засвидетельствовало, что в Симоне не было ничего Божественного.
После этого иудей у Цельса, подменяя магов Евангельских халдеями, утверждает, будто бы, «по слову Иисуса, халдеи, побуждаемые Его рождеством, пришли поклониться Ему как Богу, когда Он был еще младенцем, причем объявили об этом (событии) Ироду-четверовластнику, который и послал убить детей, рожденных в это время, думая таким образом убить вместе с ними и этого (младенца) Иисуса из боязни, как бы Он, прийдя в зрелый возраст, не занял царства». Обрати внимание в данном случае на невежество этого человека: он не может отличить магов от халдеев, не видит различия в характере предсказаний и вследствие этого искажает Евангельский рассказ. Я не знаю даже, зачем он, собственно, умолчал о побуждении магов (прийти к Иисусу) и не сказал, что побудительной причиной для них была звезда, которую они – как говорится в Писании – видели на востоке. Посмотрим теперь, что нужно на это ответить. Думаем, что усмотренная ими на востоке звезда была новая и совершенно не похожая на обыкновенные звезды – на те, которые расположены или на неподвижной сфере, или же в более низких слоях (небесной) сферы. Напротив, она была из рода тех звезд, которые показываются временно и называются кометами или докидами, или погониями, или пифами, или же носят еще и иное название, которые греки дают им в зависимости от их различного вида. В объяснение этого явления (звезды) мы представляем такое соображение.
Обыкновенно наблюдается, что при наступлении великих событий и чрезвычайных изменений на земле появляются подобного рода звезды, которые знаменуют или перемены царств, или наступление войн, или же какие-нибудь иные могущие быть в человеческом роде случайности, потрясающие обыкновенно земные отношения. В сочинении стоика Херемона о кометах мы читаем, каким образом иногда кометы бывают даже вестниками наступления радостных событий; и для доказательства этого он приводит несколько примеров. Если же таким образом при возникновении новых царств и при других важных событиях в мире появляются кометы или какие-либо иные звезды подобного же рода, то что же удивительного, если появление звезды сопровождало рождение Того, Кто должен был произвести обновление в человеческом роде и возвестить свое учение не только иудеям, но и грекам, и многочисленным варварским племенам? Я, собственно, не могу сказать, что относительно комет существует какое-либо пророчество, что именно такая или иная комета должна являться для того или иного царства, в те или иные времена, но относительно той (звезды), которая явилась при рождении Иисуса, пророчествовал Валаам в словах, которые мы читаем у Моисея: восходит звезда от Иакова, и восстает жезл от Израиля (Чис. 24.17). И если Евангельский рассказ о магах и явлении звезды при рождении Иисуса должен будет подлежат обсуждению, то мы можем говорить по этому поводу с греками одно, а с иудеями другое.
Грекам я скажу, что маги находятся с духами в непосредственных сношениях; они призывают их на помощь в вещах, на которых сосредоточено их изучение и которые они желают (изучить). И это они делают только постольку, поскольку (в их действиях) не обнаруживается или не говорится ничего Божественного, – ничего такого, что превосходило бы своей силой силу демонов и того заклинания, которым вызываются эти последние. Но коль скоро обнаруживает свое присутствие какая-нибудь другая высшая Божественная сила, тогда теряют духи свою силу, так как они не могут выносить света Божественности. Поэтому очень вероятно, что и при рождении Иисуса, когда многочисленное воинство небесное – повествует в Евангелии Лука, как убежден и я – восхвалило Бога и сказало: Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение (Лк. 2.14,15), демонские силы ослабели а: потеряли свое могущество, их чары стали давать ложные предсказания, их сила была поколеблена. И, конечно, демоны были ниспровергнуты не только Ангелами, спустившимися ради рождения Иисуса на землю, но и силой Иисуса и бывшим в Нем Божеством. Так как в данном случае маги не видели успеха в обычных своих занятиях, которые они раньше осуществляли при помощи известных заклинательных формул и чародейств, то, естественно, они стали искать причину, которая, по их мнению, должна быть необычайной. И вот, когда увидели Божественное знамение на небе, они пожелали увидеть и то, что оно знаменовало. Мне думается, что им было известно записанное Моисеем пророчество Валаама, который был точно так же, как и они, опытен в тех же самых искусствах. Они собственно там и нашли следующее пророчество о звезде: Вижу его, но ныне еще нет; зрю Его, но не близко (Чис. 24.17). На основании его они и заключили, что вступил в жизнь Тот человек, Который был предсказан вместе со звездой. И так как они сочли Его за существо высшее сравнительно со всеми теми демонами и духами, которые им обыкновенно являлись и служили, они и пожелали воздать Ему Божеское поклонение (Мф. 2.2,11). Итак, пришли они в Иудею в том убеждении, что родился какой-то царь, но не ведая в то же время о месте, где Ему надлежало родиться, не зная о царстве, над которым Он должен господствовать. Они несли с собой дары и желали поднести их Тому, Который, если можно так выразиться, был как бы сложен из Бога и смертного человека. И в числе этих даров-символов они поднесли Ему: золото как царю; смирну как должному умереть; ливан как Богу. И это подношение они сделали, лишь только узнали о месте Его рождения. Но так как Спаситель рода человеческого был Бог, господствующий над Ангелами, служащими людям, то в виду этого магам, за их благочестие, при поклонении Иисусу воздал награду Ангел, который дал им совет не ходить к Ироду, а отправиться домой иным путем (Мф. 2.12).
А то, что Ирод посягнул на жизнь родившегося младенца (Иисуса), этому нечего удивляться, хотя иудей у Цельса и подвергает сомнению истинность этого события. Ведь злоба соединяется с ослеплением; она чувствует себя сильнее даже Божественного Провидения и старается преодолеть его. Такое именно состояние переживал и Ирод: он поверил тому, что родился царь иудейский и в то же время предпринял решение, которое находилось в явном противоречии с этой верой. Он упустил из виду, что коль скоро он – царь, то будет и царствовать, если же он не будет царствовать, то напрасно предпринимать и решение к Его убиению. И вот он захотел Его убить, проникаясь в своей злобе мыслями, которые сами себе противоречили, – и в этом случае он руководился внушениями ослепленного и лукавого дьявола, который с самого начала стал злоумышлять против Спасителя, в то же время ясно сознавая, что он есть нечто великое и что он будет таким. Поэтому-то и Ангел, охраняя последовательность событий – в которую Цельс, правда, не верит, – дал совет Иосифу удалиться вместе с Младенцем и его Матерью в Египет, а Ирод повелел перебить всех младенцев в Вифлееме и его окрестностях, находясь при том убеждении, что он лишит таким образом жизни и новорожденного царя иудейского. Он не видел, что есть сила, неусыпно пекущаяся о тех, которые достойны попечения и охранения ради спасения людей и что среди этих (людей) первое место по чести и несравненному достоинству принадлежало Иисусу, предназначенному быть царем, – царем, конечно, не в том смысле, как это понимал Ирод, но в том, как это приличествует Тому, Кому Бог даровал царство для того, чтобы быть Ему для подвластных раздаятелем щедрот, но щедрот, если можно так выразиться, не средних, не безразличных: напротив, Он должен был воспитывать и управлять своими подчиненными посредством законов истинно Божественных. Это именно знал и Иисус; Он отвергал свое царское достоинство в том смысле, как его понимает большинство, и учил об исключительном характере своего царства, когда говорил: если бы от мира сего было царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям: но ныне же царство Мое не отсюда (Ин. 18.36). Если бы Цельс обратил внимание на эти (слова), то он, конечно, не сказал бы следующих слов: «Допустим, ты не смог воцариться вместо него, пока ты не вырос; но почему же ты не царствуешь теперь, после того, как достиг уже определенного возраста, и, будучи Сыном Божиим, так униженно опрашиваешь милостыню, подавленный страхом и испытывая бедствия повсюду?» Но благоразумно уклониться от опасности и предотвратить ее – это еще вовсе не постыдно, если только подобная предосторожность обуславливается не страхом перед смертью, но намерением и желанием через более продолжительную жизнь приносить пользу людям до тех пор, пока еще не пришел предназначенный час, в который Ему, принявшему человеческую природу, надлежало умереть как человеку для блага людей. Это ясно каждому, если только он познал, что Иисус умер за людей, и мы, насколько могли, уже сказали об этом выше.
После этого, очевидно, не зная даже числа Апостолов, (Цельс) приводит такое возражение. Он говорит, что «Иисус приблизил к Себе каких-то десять или одиннадцать отпетых людей-мытарей и лодочников, очень дурной нравственности, и вместе с ними скитался там и сям, снискивая себе пропитание путем постыдного и настойчивого выпрашивания». И по поводу этого возражения, по мере сил, мы должны войти в обсуждение. Для всех, знающих Евангельские писания – которые Цельс, по-видимому, даже и не читал, – конечно, ясно, что Иисус избрал себе двенадцать Апостолов (Мф. 10.1,2; Мк. 3.14; Мк. 6.7; Лк. 6.13; Лк. 9.1), и в числе их был только один мытарь, именно Матфей
