Валенсии, оттуда в деревню, пошлю вам телеграмму и сейчас же вернусь.

Отговорить его было невозможно. Пообедав, он поехал на вокзал, взял билет и сел в вагон третьего класса. Декабрьская ночь была морозна. В вагоне стоял жуткий холод. Пар от дыхания замерзал на оконных стеклах, и ледяной ветер дул в щели двери.

Андрес закутался в плащ до самых глаз, поднял воротник и засунул руки в карманы панталон. Мысль о болезни Луисито не давала ему покоя. Туберкулез был одной из тех болезней, которые внушали ему ужас и были для него своего рода навязчивой идеей.

Несколько месяцев тому назад прошел слух, будто Роберт Кох[313]изобрел верное средство против туберкулеза — туберкулин. Один мадридский профессор ездил в Германию, привез туберкулин и сделал опыт на двух больных, которым впрыснул новое средство. Вызванная им лихорадочная реакция сначала внушила некоторые надежды, но вскоре выяснилось, что больные не только не поправляются, но что смерть их приближается ускоренными шагами.

Если у мальчика действительно туберкулез, то спасения нет.

Эти неприятные мысли не оставляли Андреса, пока он не задремал от утомления. На рассвете он проснулся с окоченевшими руками и ногами. Поезд несся по кастильской равнине, и на горизонте занималась заря. В вагоне сидел только коренастый крестьянин, судя по энергичному и суровому виду — уроженец Ламанчи.

— Что, озябли, дружище? — сказал он, видя, что Андрес проснулся.

— Да, немножко.

— Возьмите-ка мой плащ.

— А вы?

— Мне не нужно. Мы не так избалованы, как господа.

Несмотря на грубоватый тон его слов, Андрес от всего сердца был ему благодарен.

Небо посветлело, розовая полоска окаймляла поле. Местность начала изменяться, и земля, ранее ровная, теперь вздымалась холмами и покрылась деревьями, мелькавшими перед окнами вагона. Когда миновали холодную и пустынную Ламанчу, воздух потеплел. Около Хатибы показалось солнце, совсем желтое. Оно быстро поднималось над полем, согревая воздух. Местность была уже совсем другая. Мелькнула Альсира с пестреющими плодами апельсиновыми деревьями, с глубокой, медленно текущей рекой. Солнце поднималось все выше в небе, становилось жарко. Когда проехали кастильское плоскогорье и приблизились к поясу Средиземного моря, и природа, и люди были уже совсем другими.

На станциях мужчины и женщины в светлых платьях, говорили громко, жестикулировали, бегали.

Уже виднелись рисовые поля и апельсиновые рощи, белые домики с черными крышами, отдельные пальмы, быстро мелькавшие мимо поезда, словно уходя в небо. За несколько станций до Валенсии блеснуло зеркало Альбуферы, и скоро Андрес стоял на площади Сан-Франциско перед большим замком.

Андрес подошел к извозчику и спросил, сколько он возьмет, чтобы отвезти его в деревушку и обратно. После долгих споров и торга, они сговорились на пяти песетах, с получасовой остановкой в деревне.

Андрес сел в повозку и, миновав несколько улиц, выехал на проселочную дорогу. Тележка была с белым полотняным верхом, и, когда он отдувался от ветра, виднелась залитая светом пыльная дорога; солнце слепило глаза. Вдалеке виднелась колокольня и блестящий купол церкви, и через полчаса тележка въехала в первую улицу деревушки. Местоположение показалось Андресу подходящим; кругом расстилался широкий простор полей, почва была слегка холмистая. При въезде в деревню, налево виднелся небольшой замок и группы огромных подсолнечников. Тележка катилась по длинной широкой улице, бывшей продолжением дороги, и, наконец, остановилась перед эспланадой, нескольковозвышавшейся над уровнем улицы. Извозчик завернул к низенькому выбеленному домику с громадной синей дверью и тремя крошечными окошками.

Андрес вылез из тележки; прибитая к двери записка гласила, что ключ от дома находится у соседей. Он подошел к ближайшим воротам, и сморщенная, черная от загара старушка дала ему ключ, здоровенный кусок железа, похожий на доисторическое оружие.

Андрес отпер дверь, которая заскрипела на петлях, и вошел в большой вестибюль с аркой, выходившей в сад. Дом был почти без фундамента; сквозь арку вестибюля вел проход на широкую красивую галерею, с трельяжем и деревянными перилами, выкрашенными в зеленый цвет. Из галереи, расположенной параллельно улице, четыре ступеньки вели в сад, обнесенный забором, вдоль которого была пробита дорожка.

Сад с разными фруктовыми, обнаженными от листвы деревьями перекрещивали две аллеи, разделявшие его на четыре равные части, с площадкой посредине. Трава и густой дерн покрывали землю и окаймляли края дорожек. Перед аркой вестибюля была беседка из жердей; по ней тянулись ветки дикого розана, листва которого, с красивыми белыми цветами, была так густа, что не пропускала солнечного света. У входа в эту маленькую беседку на кирпичных постаментах стояли две гипсовые статуэтки Флоры и Помоны. Андрес вошел в беседку. На задней стене виднелась картина из белых и синих изразцов, изображавшая Святого Томаса из Вильянуэвы в одежде епископа с посохом в руке и стоящих перед ним на коленях негра и негритянку.

Отсюда Андрес прошел в дом; он нашел его вполне подходящим.

Андрес набросал план комнат и сада и присел отдохнуть на крыльце. Он так давно не видел деревьев, зелени, что этот заброшенный, заросший травой, садик показался ему раем. День Рождества, такой яркий и солнечный, преисполнил его миром и тихой грустью. Деревушка, поля, прозрачный воздух дышали тишиной, прерываемой лишь отдаленным криком петухов; большие мухи и осы сверкали на солнце.

С каким удовольствием он растянулся бы на траве и часами смотрел бы на небо, такое чистое и голубое.

Через минуту резко зазвонил колокол. Андрес отнес ключ в соседний дом, разбудил задремавшего в тележке возницу и отправился в обратный путь.

На вокзале Валенсии он послал домой телеграмму, наскоро поел и через несколько часов, закутавшись в плащ, усталый и измученный, приближался к Мадриду, все так же в вагоне третьего класса.2. Жизнь ребенка

По приезде в Мадрид, Андрес дал Маргарите указания относительно того, как расположиться в доме. Через две недели дон Педро, Маргарита и Луисито выехали из города.

Андрес и двое других его братьев остались в Мадриде. Андресу нужно было сдавать выпускные экзамены.

Чтобы избавиться от тревоги, связанной с болезнью брата, он принялся за учение с небывалым дотоле усердием.

Иногда он ходил к Лулу и делился с нею своими страхами.

— Хоть бы он поправился… — говорил он.

— Вы очень его любите? — спрашивала Лулу.

— Да, у меня к нему такое чувство, как будто он мой сын. Я ведь был уже совсем большой, когда он родился.

В июне Андрес успешно сдал экзамены.

— Что же вы будете теперь делать? — спросила Лулу.

— Не знаю; пока что поеду посмотреть, поправился ли брат, а потом подумаю.

Путешествие на этот раз оказалось значительно приятнее для Андреса, чем в декабре. У него были деньги, и он поехал в первом классе. В Валенсии на вокзале его встретил отец.

— Ну, как Луисито? — спросил Андрес.

— Ему лучше.

Они дали носильщику квитанцию от багажа и взяли повозку, которая быстро домчала их в деревушку.

При стуке подъезжающей тележки, к воротам вышли Маргарита, Луисито и старая служанка. Мальчик чувствовал себя хорошо; иногда его слегка лихорадило, но видно было, что он поправляется. Зато Маргарита изменилась до неузнаваемости, воздух и солнце придали ей здоровый вид, и она очень похорошела.

Андрес заглянул в сад. Грушевые, абрикосовые и гранатовые деревья покрылись яркой листвой и цветом.

В первую ночь Андрес плохо спал от острого запаха, исходившего от земли и наполнявшего комнату. На другой день вместе с Луисито он выполол траву в саду и сжег ее. Затем они вдвоем посеяли дыни, тыквы и чеснок, не обращая внимания на неподходящее для посева время. Из всех их посадок вырос только чеснок, который, вместе с несколькими кустиками герани и анютиных глазок, оказался единственной зеленью в саду: все остальное погибло от знойного солнца и недостатка влаги. Андрес целыми часами таскал воду из колодца. Но невозможно было сохранить зелень хотя бы в каком-нибудь уголке сада. Тотчас же после поливки земля высыхала, и растения уныло поникали на стеблях.

Зато все, что было посажено раньше: пассифлоры, плющ, ползучие растения, несмотря на сухость почвы, тянулись и пестрели красивыми цветами; виноградные лозы выбрасывали бурые побеги, гранаты покрывались красными цветами, и апельсины на деревьях становились все крупнее и крупнее.

Луисито вел предписанный врачами образ жизни, спал с открытым окном в комнате, в которой Андрес на ночь прыскал креозотом. По утрам, вставая с постели, тотчас принимал холодный душ в беседке Флоры и Помоны. Вначале это ему не нравилось, но потом он привык. Андрес привесил к потолку беседки большую лейку, продел в ручку веревку, которую пропустил под потолочной балкой, и конец ее привязал к положенному на скамейке камню. Когда камень опускали на пол, лейка наклонялась, и из нее лился холодныйдождь.

Утром Андрес и Луисито уходили в сосновый бор, находившийся неподалеку от деревушки, и часто оставались там до обеда. После прогулки обедали и ложились отдыхать. Днем они развлекались тем, что гонялись за ящерицами и кроликами, лазили на большую грушу, поливали растения. Крыша почти приподнялась от осиных гнезд, они решили объявить войну грозным врагам и разорить их гнезда. Был предпринят целый ряд походов, которые сильно волновали Луисито и служили темой оживленных разговоров и сравнений. Под вечер, когда солнце уже садилось, Андрес возобновлял свою борьбу с засухой, таская воду из колодца, который был очень глубок. В удушливом зное жужжали пчелы, осы слетались на остававшуюся от поливки воду, а бабочки порхали с цветка на цветок. Иногда на земле появлялись тучи крылатых муравьев, или на растения вдруг нападала тля.

Луисито больше любил читать и разговаривать, чем резвиться и играть. Это раннее развитие внушало тревогу Андресу. Он не позволял брату раскрывать книгу и постоянно посылал его на улицу, играть с деревенскими ребятишками, а сам, сидя в тени ворот с книгой в руке, смотрел, как тянулись телеги по дороге, покрытой толстой пеленой пыли. Подводчики, опаленные солнцем, с блестящими от пота лицами, пели, растянувшись на боченках с оливковым маслом или вином, и мулы лениво шагали полусонной вереницей.

В