мысль в смешную сторону, но это все равно.
— Недавно я прочел в одной книге, — шутливо сказал Андрес, — рассказ какого-то путешественника о том, что в одной далекой стране туземцы уверяли его, будто они не люди, а попугаи с красным хвостом. Вы думаете, что надо поддерживать идеи до тех пор, пока человек не увидит на себе перьев и хвоста?
— Да, если он будет верить в нечто высшее и более полезное, чем то, что он краснохвостый попугай, то я думаю, что надо утверждать настойчиво. Для того, чтобы дать людям общее правило, дисциплину, организацию, необходима вера, иллюзия, что-нибудь, пусть даже заблуждение, порожденное нами самими, но которое казалось бы истиной, пришедшей извне. Если бы я обладал достаточной энергией, знаешь, что я сделал бы?
— Что?
— Я организовал бы общество, вроде того, что придумал Лойола[322],с чисто гуманным характером и целями: Орден Человека.
— В вас сказывается баск.
— Для чего же вы основали бы этот орден?
— Миссия моего Общества заключалась бы в том, чтобы учить людей достоинству, ясности, спокойствию, устранять всякую наклонность к смирению, самоотречению, унынию,обману, алчности, сентиментальности…
— И, разумеется, идальго иберийских? Ни капли семитства?
— Ни капли! Идальго, очищенный от семитства, т. е. христианского духа, представляется мне типом совершенного человека.
— Когда будете основывать свое общество, вспомните обо мне. Напишите мне в провинцию.
— А ты в самом деле хочешь уехать?
— Да, если не найду ничего здесь, то уеду.
— И скоро?
— Очень скоро.
— Держи меня в курсе своего опыта. Я нахожу, что ты плохо вооружен для этой попытки.
— Вы ведь еще не основали своего общества…
— Ах, оно было бы чрезвычайно полезно. Можешь мне поверить!
Утомленные разговором, они замолчали.
Темнело. Ласточки с пронзительными криками кружились в воздухе. Венера поднялась на оранжевом западе, и, немного погодя, голубоватым светом засиял Юпитер. В домах засветились окна. Вереницы фонарей загорались, образуя две параллельные линии вдоль Эстремадурской дороги. От растений в бельведере, от кадок с сандалом и мятой, лились струи пряного аромата.
Часть пятая
Опыт в провинции1. В пути
Через несколько дней после этого разговора, Андреса назначили сверхштатным врачом в Альколею дель Кампо.
Это был городок в центре Испании, расположенный в той промежуточной полосе, где оканчивается Кастилия и начинается Андалусия. Городок был довольно большой, с восемью или десятью тысячами жителей; ехать туда надо было по железной дороге на Кордобу до маленькой станции в Ламанче, а оттуда в дилижансе.
Получив назначение, Андрес собрал свои пожитки и отправился на Южный вокзал. Вечер был летний, тяжелый, удушливый, с сухим, насыщенным пылью воздухом.
Ехать предстояло ночью; Андрес подумал, что в третьем классе будет слишком неудобно, и взял билет в первый.
Выйдя на платформу, он пошел вдоль поезда и, увидя вагон с надписью «для некурящих», решил расположиться в нем.
Маленький человечек в черном, бритый и в очках, сказал ему сладким голоском, с американским акцентом:
— Сеньор, это вагон для некурящих.
Андрес не обратил никакого внимания на предупреждение и сел в углу вагона. Через несколько минут явился другой пассажир, высокий рыжий молодой человек, с закрученными усами, концыкоторых торчали у самых его глаз. Низенький человечек в черном сделал ему то же предупреждение, что здесь курить нельзя.
— Я вижу, — с некоторым раздражением отозвался пассажир и занял место.
Они сидели в вагоне втроем, не разговаривая; Андрес рассеянно смотрел в окно и думал о том, что ждет его в неизвестном городе. Поезд тронулся. Черный человечек достал какую-то желтоватую кофту, закутался в нее, повязал голову платком и улегся спать. Монотонное постукивание поезда сопровождало мысленный монолог Андреса. Вдали несколько раз блеснули огоньки Мадрида, поезд промчался мимо трех или четырех пустынных станций, и в вагон вошел контролер. Андрес достал свой билет, высокий молодойчеловек сделал то же, а человечек в черном, распахнув свою кофту, пошарил по карманам и вытащил билет и бумажку. Контролер сказал ему, что это билет второго класса, ипредложил перейти в надлежащий вагон. Человечек мгновенно разгорячился и сказал, что это дерзость, он заявлял на станции о своем желании переменить билет; он иностранец, человек состоятельный, с деньгами, — да, сеньор! — объездивший всю Европу и Америку, и в одной только Испании, стране, не имеющей ни цивилизации, ни культуры, где не питают ни малейшего уважения к иностранцам, могут происходить подобный вещи.
Человечек не унимался и стал оскорблять испанцев. Он не может дождаться, когда покинет эту жалкую, отсталую страну; к счастью, завтра он уже будет в Гибралтаре, на пути в Америку…
Контролер не отвечал, Андрес смотрел на человечка, который бессвязно кричал тоненьким противным голоском, как вдруг рыжий молодой человек привстал и резко крикнул ему:
— Я не позволю вам отзываться так об Испании. Если вы иностранец и не желаете жить здесь, поезжайте к себе на родину, да поскорее и без разговоров, иначе вы рискуете, что вас вышвырнут в окошко, и я могу это сделать сию же минуту!
— Но сеньор, — воскликнул иностранец, — вы хотите оскорбить меня.
— Не правда! Оскорбляете вы. Для того, чтобы путешествовать, нужно обладать некоторым воспитанием и, когда едешь с испанцами, не ругать Испанию.
— Да я же очень люблю Испанию и преклоняюсь перед испанскими характером, — воскликнул человечек. — Я из чисто испанской семьи. Для чего же я и приехал в Испанию, как не для того, чтобы познакомиться с моей дорогой родиной.
— Мне не нужно объяснений, я не желаю их слушать, — сухо ответил тот и растянулся на диване, как бы подчеркивая свое пренебрежение к спутнику.
Андрес был поражен: положительно, этот молодой человек оказался молодцом. Он со всем своим интеллектуализмом соображал, к какому типу людей принадлежит низенький человечек в черном, а тот выступил решительно на защиту своей страны и своего народа.
Человечек продолжал объясняться, но никто не отвечал ему. Уртадо притворился спящим.
Вскоре после полуночи поезд подошел к станции, на которой стояла толпа народа: ехавшая из Валенсии труппа актеров пересаживалась на линию, идущую в Андалузию. Актрисы в серых от пыли накидках, актеры в соломенных шляпах и беретах устремились к поезду с видом людей, ни перед чем не теряющихся, привыкших к путешествиям и рассматривающих весь мир, как свое поместье. Актеры разместились в вагонах, и вскоре послышались крики: «Эй, Фернандес, где бутылка?» — «Молина, куда ты запропастился?!» — «Куда девался суфлер?»
Наконец, актеры угомонились, и поезд тронулся.
На рассвете, в бледном свете зари замелькали виноградники и оливковые рощи. Уже недалеко было до станции, до которой ехал Андрес. Он собрал свой багаж и, когда поездостановился, спрыгнул на пустынную платформу. Пройдя ее, он вышел со станции. Напротив, в сторону города, виднелась широкая улица с несколькими большими белыми домами и двумя рядами тусклых электрических фонарей. Ущербная луна чуть озаряла небо. В воздухе носился сладковатый запах сухой соломы.
Андрес спросил человека, подходившего к станции:
— В котором часу выезжает дилижанс в Альколею?
— В пять. Остановка в конце улицы.
Андрес пошел по улице до освещенной будочки с напитками, положил чемодан на землю и стал на него, в ожидании дилижанса.2. Прибытие
Уже наступило утро, когда дилижанс выехал, наконец, из города. День обещал быть очень жарким. Небо было голубое, без единого облачка, солнце сверкало. Дорога шла прямо, через виноградники и рощи старых искривленных олив. Колеса поднимали целые тучи пыли. В дилижансе ехала только одна старушка в черном платье, с корзиной на руке. Андрес попробовал было заговорить с ней, но старуха была несловоохотлива или не расположена говорить в эту минуту.
Местность не менялась во весь переезд, дорога полого поднималась и спускалась между виноградниками, похожими один на другой. Через три часа пути в долине, окруженной холмами, завиднелся город. Андресу он показался очень большим.
Дилижанс завернул в широкую улицу с низенькими домами, потом миновал несколько переулков и остановился на площади перед большим белым домом, на балконе которого была прибита вывеска «Гостиница Пальма».
— Вы остановитесь здесь? — спросил возница.
— Да, здесь.
Андрес вошел в ворота. Сквозь решетку виднелся дворик в андалузском стиле, с арками и каменными колонками. Решетка отворилась, и хозяин вышел встретить пассажира. Андрес сказал ему, что вероятно пробудет здесь долго, и просил дать ему большую комнату.
— Мы поместим вас внизу, — и хозяин провел его в довольно просторную комнату с окном на улицу.
Андрес умылся и вышел снова во двор. Обед был в час. Он сел в одну из беседок. Канарейка в клетке, подвешенной к потолку, громко и пронзительно пела. Одиночество, прохлада и пение канарейки подействовали на Андреса усыпительно, он закрыл глаза и задремал. Его разбудил голос слуги:
— Приглашаем на обед.
Андрес вошел в столовую. За столом сидело три коммивояжера. Один из них был каталонец, представитель сабадельских фабрик[323],другой продавал разные специи для сдабривания вин, а третий, андалузец, живший в Мадриде, распространял электрические приборы. Каталонец был не так шумен и суетлив, как большинство его земляков, занимающихся тою же профессией, андалузец не претендовал на любезность, а товарищ их не был ни болтлив, ни развязен. Эти три редких птицы коммивояжерской профессии оказались ярыми антиклерикалами.
Пища изумила Андреса, потому что не было ничего, кроме дичи и мяса. В соединении с крепким вином, это должно было произвести революцию в желудке.
После обеда Андрес и трое коммивояжеров отправились пить кофе в казино. На улицах стояла ужасающая жара, слабый ветерок изредка колебал сухой горячий воздух, словно выходящий из раскаленного горна. Нельзя было взглянуть ни направо, ни налево; белые, как снег, оштукатуренные известкой дома, отражая яркий и резкий свет, слепили глаза. В казино коммивояжеры потребовали кофе и засели играть в домино. Стая мух кружилась в воздухе. Кончив партию, все отправились в
