дня; нет ничего невероятного в том, что оно именно и станет делом дней отдыха в бесконечном будущем».
Александр Р. Симпсон, доктор медицины, говорит: «Бог познается не телескопом и микроскопом, и, к счастию для вождей науки, многие из них достигали Богопознания путем веры».
Г. Лангхорн Орчард, профессор философии и этики, пишет: «Чем больше я живу, тем больше встречаю доказательств полного согласия между Библией и наукой. В особенности умножились в наши дни археологические доказательства, как непрерывное пояснение истины Св. Писания. Библия не только находится в согласии с установленными выводами науки; она содержит даже замечательные предварения таких научных истин, которые сделались известны ученым лишь значительно позднее; таковы, например, научные открытия в книге Иова 26, 7: «Он (Бог) распростер север над пустотою, повесил землю ни на чем».»
Горас Ламб, профессор математики, говорит: «Насколько мне довелось наблюдать, никто из настоящих ученых не относится к нападениям на религию иначе, как с величайшим отвращением».
Франсис Тарльтон, профессор физики и математики, пишет: «В науке, как и в религии, отрекаться от веры потому только, что с нею связаны некоторые затруднения, было бы настоящим сумасбродством. Каждый здравомыслящий ученый верит в светоносный эфир, хотя до сих пор еще никому не удавалось дать удовлетворительное и связное объяснение его природы».
Доктор Андрей С. Д. Кроммелин, известный астроном, говорит: «Для объяснения происхождения жизни некоторые писатели сочиняют настоящие волшебные сказки, выдавая их за науку; Геккель в этом отношении отличается особенною задорностью».
Джон Флеминг, профессор электротехники, имя коего неразрывно связано с многими применениями этой науки, пишет: «В Библии, взятой в ее совокупности, мы имеем труд, вернее сказать, — целую литературу, которую невозможно признать за произведение одного только человеческого разума».
Но довольно выписок. В книге г. Табрума все звучат имена, для нашего русского слуха незнакомые, исключая разве немногих. Но все это имена почтеннейших представителей науки: психологии, философии, физики, химии, геологии, биологии, физиологии, филологии, зоологии, анатомии, патологии, ботаники, антропологии, гинекологии и др. наук. Все это люди в своей стране уважаемые, а многие из них не безызвестны и среди наших ученых людей. Это — не то что наши псевдоученые говоруны газетные, позволяющие себе без всякой проверки оглашать всякую тенденциозную, якобы научную, гипотезу, выдавая ее за последнее, и притом решительное, слово науки. Это поистине — «обозный арьергард при лагере науки», как их назвал Александр Мэкэлистер. И пусть бы это были обычные газетные писаки, работающие или просто из-за пятачка, или же в угоду иудеям и масонам: жаль, что у нас на Руси развелось немало таких, говорунов в угоду духу времени, из моды, чтоб не казаться отсталыми в глазах недалеких читателей, уже достаточно отравленных ядом отрицания. Есть, конечно, такие второразрядные ученые и на Западе, и в самой Англии: о таких именно и говорит доктор Кроммелин: «Что касается равнодушия и враждебности к религиозным верованиям со стороны некоторых людей, занятых научными исследованиями, то это происходит от гордости ума: наука во многих отношениях увенчалась такими изумительными успехами, что некоторые приходят слишком поспешно к заключению, будто она может объяснить все».
Гордость ума — вот причина заблуждений некоторых «занимающихся научными исследованиями». И хорошо сказал о них настоящий ученый, что это — только «занимающиеся исследованиями», но не решился назвать их настоящими учеными. При всем их трудолюбии, их ум бежит вперед и делает умозаключения, основывая их не на добытых фактах, а на фантастических предположениях, которые, при проверке их настоящими учеными, оказываются ошибочными. А между тем соблазн безбожия уже вносит в среду доверчивых людей и отравляет их. А газетные поденщики, вроде г. Меньшикова, не задумываются разносить яд соблазна повсюду, подслащая его своим искусным пером.
Мы живем в такое время, когда в область науки вторгаются лженаучники, имеющие совсем не научные цели. Это — слуги масонства, продавшие им и ум и совесть. Их цель — разрушение христианства. Отсюда — целая школа всякого рода критики на Св. Писание, отрицание его подлинности; отсюда и все эти лженаучные теории безбожия; отсюда своего рода гипноз в печати, в обществе, какое-то внушение, будто христианство уже стало достоянием истории, будто теперь наука то и то доказала, то и то опровергла, будто теперь уже стыдно открыто признавать себя христианином, что это-де признак отсталости. А врагам Церкви все это и на руку: ведь иудеям и масонам только это-то и нужно. К глубокому сожалению, у нас, в России, как будто никому и дела нет до этой разрушительной работы врагов веры и Церкви, врагов христианства и человечества. Тем ценнее появление книги, воплощающей в себе смиренный голос истинной науки за веру против неверия. Пусть это наука пока не русская: в вопросах веры несть иудей и еллин… Честь и хвала доброму человеку, который потрудился собрать отзывы верующих ученых; честь и хвала сим ученым, которые не постыдились открыто исповедать Христа; спасибо и русским образованным людям, которые перевели эту книгу на родной язык и дали ее в руки нашей молодежи, да и молодежи ли только?.. Ее с удовольствием прочтут все, искренно ищущие истины Божией, в среде наших интеллигентов.
Кто культурнее: они или мы?
Мы, русские люди, привыкли с детства считать западных соседей своих народами передовыми, культурными, просвещенными, хотя самый взгляд этот едва ли нам не внушен самими же европейцами, с самого появления нашего в истории смотревшими на нас свысока, как на варваров. Причиною этого было не только наша славянская кровь, — чехам, полякам и др. народцам нашего же славянского корня это если не совсем простили, то в значительной степени этому снизошли, — а наше святое православие: вот этого нам они никогда не простят! А ведь если ближе посмотреть, поглубже вдуматься в суть дела, то гораздо больше имели бы мы прав «гордиться» пред господами европейцами, чем они пред нами: у них понятия нет о том духовном сокровище, каким мы владеем и за которое они нас ненавидят какою-то стихийною ненавистию, часто даже бессознательною, слепою, бессмысленною! Да, мы могли бы гордиться своим православием, если бы только само православие допускало хотя тень такой гордости.
И ведь вот что достойно внимания: гордясь и унижая нас, наше православное миропонимание, люди западной культуры только сами себя унижают в наших же глазах, и с жалостью смотришь на эту вознесенную гордыню западного человека, который, к сожалению, часто просто не способен отнестись беспристрастно, вдумчиво к нашему православному миросозерцанию, что, казалось бы, уж и не к лицу тому, кто считает себя культурным и якобы просвещенным человеком. Как-то вчуже жаль таких людей, когда, по мере ближайшего с ними знакомства, их культурность постепенно линяет, золото обращается в мишуру, а вместо сознания своего истинного достоинства является вот именно превознесенная гордыня…
Не знаю, как другие, а скажу про себя: мне как-то не хотелось расстаться с тем представлением о латинской вере, в каком, смею думать, воспитала меня мать моя — Церковь Православная, в лице ее лучших представителей, пастырей и учителей, вроде нашего великого Филарета. Мне все думалось, что если мы относимся к латинству с некоторым уважением, если мы не решимся никогда оскорблять святынь его, хотя и не чтим их сами за святыни (если только это не общие наши святыни), то мы вправе ожидать и от них такого же уважения к нашим православным святыням. Я не стану лобызать латинское распятие, не только потому, что оно не освящено молитвою моей матери Церкви, но и потому, что лобзание латинской святыни могло бы быть принято за общение в молитве, чего Церковь мне не дозволяет. И, однако же, я не допущу и мысли о поругании над изображением моего Господа и долгом почту, если бы встретилась надобность, защитить его от такого поругания. Я не буду молиться на латинский костел, но и не стану плевать на него. Если угодно, я простру мой «фанатизм» до того, что плюну на те изображения Будды, которые, говорят, привезли в нашу несчастную столицу благодаря трогательным заботам строителей идольского капища, среди коих есть даже некий князь, — плюну на эти бездушные вещи, чтоб выразить мое презрение к самой идее идолопоклонства, подобно тому как делали это св. мученики Христовы, как поступили наши предки — киевляне, бросившие Перуна в волны Днепра: но оскорблять вещественную святыню латинян я себе не позволю. Ведь многие их святыни могли бы быть и нашими святынями. Ведь изображение Господа моего Иисуса Христа, писано ли оно для латинян или для православных, напоминает мне не кого другого, как именно Его, моего и всего мира Спасителя. И такое мое отношение к инославной, латинской святыне — не будет недостатком ревности о православии с моей стороны, равно как и мой плевок на идолов Будды не будет фанатизмом в отношении к языческому предмету почитания…
Что такое в своей сущности фанатизм? Это есть искажение ревности по вере, ревности, лишенной разума и любви. Где нет разума, там является безумие; где нет любви, там живет ненависть. Я почту грехом кощунства, если позволю себе издевательство или кощунство над латинским распятием, и строго осужу латинянина, если он дерзнет оскорбить нашу святыню. В идее и у меня, и у него святыня одна и та же. Мы и должны оба относиться к ней разумно, хотя в исповедании веры не сходимся. Так, кажется, когда-то и было: латины, отбирая у православных их святыни, например, Ченстоховскую икону Богоматери, и сами почитали их за святыни. И в наших храмах немало икон и распятий, отобранных у латинян и чтимых в нашей Церкви. Другое дело — идолы: я не могу забыть слов Апостола Павла, что язычники, принося жертву идолам, бесам приносят жертвы, а следовательно, идол уже не простая кукла, по идее, а «бес», относительно которого Церковь, при самом крещении, нам заповедует: и дуни и плюни на него. Я не желал бы даже иметь пред своими глазами изображение его, всего того, что мне может напоминать этого врага Божия, и потому ненавижу идолов, плюю на них… Так рассуждаю я, православный архиерей. И мне всегда казалось, что западные христиане, гордящиеся своею культурой, всюду проповедующие гуманизм, терпимость и считающие нас варварами, некультурными дикарями, должны нам давать пример, если уж хотят удержать за собою репутацию культурных и просвещенных людей, пример терпимости в отношении к нашим православным святыням. Мы не оскорбляем и не можем, по нашим убеждениям, оскорблять их христианских святынь: пусть и они относятся к нашим православным святыням к нашей православной вере с такою же терпимостью, тем более что ведь они
