все пред нами хвалятся, будто лучше нас понимают дух христианства.
Увы! Чем дольше живешь, чем больше знакомишься с духом пресловутых западных христиан, тем больше разочаровываешься в них. И наоборот: чем глубже вникаешь в дух и сущность нашего святого православия, тем больше любишь его, любуешься его величием, духовною красотою, непорочною чистотою и от всего сердца благодаришь Бога, что родился православным, что с колыбели обладаешь этим неоцененным сокровищем, и исповедуешь, что воистину только наша чистая, богопреданная вера, при Божией благодати, ей содействующей, ее просвещающей, есть носительница в совершенстве заветов Христовых, воспитательница духа Христова в тех, кто носит на себе имя Христово.
И слава Богу за все это!
Минувшей весной в Г. Думе и в Г. Совете проходил закон о Холмской Руси. Положение этой древнейшей части Русского народа обсуждалось со всех сторон. Вопросы исповеданий, конечно, были также глубоко затронуты. И поверите ли, читатель? Пришлось ознакомиться с такими невероятными явлениями кощунства, изуверства со стороны латинян по отношению к православию, о коих не было возможности не только говорить с кафедры, но даже и излагать на бумаге всеми буквами… В рукописи во многих местах среди слов стояли точки, а по оставленным буквам представлялось читателю самому угадывать опущенные буквы… Думаю, этого довольно, чтобы понять, какою злобою, непримиримою ненавистью диктовались нетерпимые даже бумагою слова поношения латинян по отношению ко всему, что благоговейно чтится православными. Я могу удостоверить, что все эти кощунства засвидетельствованы в делах судебных учреждений того многострадального края, о коем шло дело в наших законосоставительных учреждениях. Я отметил у себя даже №№ этих дел. Каково же бывает искренно преданным сынам православной Церкви слушать все эти поношения! Я, конечно, не стану выписывать здесь тех обрывков непечатных слов, коими ревностные латины поносят наши святыни, но не могу, для иллюстрации не привести несколько примеров того издевательства над православными, на какое так щедры истовые «католики» по отношению к православным.
Известно, что нашу веру православную они называют «пся вера», собачья вера; говорят, что она — паршивая, произошла от куколя, который посеял ч…, а католическая — из пшеницы, которую посеял Бог. Она вонюча, как деготь… Православные священники — собаки, люциферы, кадят лошадиным пометом, «мируют» тем, что нахаркают и насморкают, причащают… нет, не могу повторить этого богохульства! Рука отказывается выписывать даже то, что изображено в судебных актах полными буквами!..
Но не словами только, но и делом проявляют свои издевательства латины. Так, один нанес кнутом удар в лицо православному священнику, другой направил лошадь прямо на несшего хоругвь крестьянина; там латины лают по-собачьи на православных, здесь пляшут под звон православных колоколов… В одной православной церкви, в великую пятницу нынешнего года, выкрали плащаницу и подменили ее… дохлою собакою!
Скажут, может быть, что все это — некультурные люди проделывали: с них нельзя строго и взыскивать. Но, во-первых, я вот о том-то и говорю, что у нас, у православных, все это немыслимо, хотя мы сплошь «некультурные», а там руководящие слои, сливки общества считаются, по крайней мере среди поляков, людьми более наших интеллигентов религиозными, и могли бы воздействовать воспитательно на массы простых людей, но действуют, как известно, в обратную сторону, разжигая безумный фанатизм; во-вторых, разве «некультурные» люди травили лисицу в православном храме? Разве некультурный человек, например граф Тышкевич, засевал пшеницей место православного алтаря и не позволял православным даже осмотреть это место? Разве не представители западной культуры ставят православных в безвыходное положение, требуя отречения от православия, ради получения куска насущного хлеба? Допустят ли что-нибудь подобное наши простые крестьяне в отношении к латинам? Позволят ли себе, например, стрелять в латинский крест, как стрелял один поляк в крест православный, приговаривая: «Говори, какой ты бог: русский или польский», а далее слова, коих я опять-таки не решаюсь здесь приводить?
И невольно думаешь: не в этой ли невозможности приводить в печати разные нестерпимые богохульства и кощунства латин и заключается их темная сила? Когда начинаешь говорить с людьми, не знающими дела, им просто кажется невероятным то, что говоришь. Мне самому казалось невозможным допустить, чтобы именующие себя христианами позволяли себе такие кощунства, казалось дотоле, пока я документально не убедился в подлинности показаний из документа официального происхождения со всеми ссылками на подлинные судебные акты. И мне невольно припомнился наш безбожник граф Толстой; никакая цензура не могла пропустить его богохульных выходок в печать; мы, верные сыны Церкви, читая их в подпольных изданиях, возмущались ими, ужасались, страшась гнева Божия не только на богохульника, но и на тех, кто имеет у себя его богохульные писания, а большинство русских людей, слепо покланяющихся его художественному таланту, вовсе не зная о его богохульствах, удивлялись нам, за что мы его осуждаем, за что Церковь отлучила его от общения с собою. Когда же мы указывали им, в словесных объяснениях, на богохульные выходки изувера-графа, нам не верили, готовы были обозвать нас клеветниками на графа. Явилась, наконец, известная брошюра миссионера И. Г. Айвазова: «Кто такое граф Толстой?» Но цензура ее конфисковала и сожгла, как содержащую в себе богохульства, а автора едва не сослали в Сибирь… Спасло его, кажется, только то, что брошюра предварительно напечатана была в «Церковных Ведомостях»: для мирских представителей правосудия стало ясным, что повторение некоторых — и то только некоторых — хулений Толстого, с целию их изобличения, не есть богохульство. Тем не менее брошюра и теперь запрещена, хотя лучшего, отрезвляющего поклонников Толстого средства едва ли можно найти… Вот тоже могло бы случиться, если бы кто выбрал из упомянутых выше актов издевательства и кощунства латин, а поискать — так найдется немало издевательств над православием и у баптистов, молокан, вообще лютеран и всяких сект рационалистических, и кто напечатал бы их с целию обличения; его несомненно привлекли бы к ответственности, а его брошюру сожгли бы, несмотря на всю свободу печати…
Не то, не то, к счастию нашему, мы видим в нашем православном народе. Я не говорю уже о веротерпимости нашей власти в отношении ко всем исповеданиям: Невский проспект тому доказательство. Лучшая улица столицы украшена храмами всех исповеданий христианских: тут и армянские, тут и католические, тут и реформатские церкви… А наши храмы, за границей, говорят, кроются где-то в предместьях и переулках… Я хочу сказать, что в простом нашем народе веротерпимость его прямо поражает беспристрастных иностранцев. Мне приходилось слышать от сих последних удивление: как наш народ радушно и гостеприимно встречает иноверцев, коим приходится искать ночлега в деревне. Не только приют дадут, но и позаботятся: сыт ли гость дорогой, да и что он кушает. «Знаю, — говорил мне один англичанин, — что у вас пост, да еще Великий; не только мяса, но и молока не едят; а мне предлагают: «Ты скажи, что кушаешь? Не хочешь ли, курочку для тебя приготовим… Правда, у нас пост, ну а по твоей вере, видно, не грешно — кушай на здоровье!»» И это говорят те, которые и в мясоястие сами-то курочек не кушают никогда. Станут ли эти рабы Божии издеваться над латинским распятием, над костелом, кирхой и под.? В Западной Европе, да и в Америке, даже нам, архиереям, не везде удобно показаться в своем духовном своеобразном одеянии, а у нас и латинские патеры, и даже татарские муллы ходят свободно, и никто не позволит себе ни малейшей шутки над ними. В пресловутой Финляндии плюют на нас, на духовных: слыхано ли что-нибудь подобное у нас на Руси в отношении к инославным духовным лицам?.. И достойно особенного внимания вот что: в то время, как инославные смотрят с пренебрежением на нас, с какою-то брезгливостью духовной, как на еретиков, мы, православные, смотрим на них с снисходительной любовью, как на заблуждающихся: «Не ведят, что творят!» Не знают истины, а если бы познали, если бы захотели познать, то давно бы стали православными.
Итак, кто же культурнее? Кто глубже воспринял дух Христова учения: мы или они, гордые своею просвещенностью, своим прогрессом, европейцы? И стоит ли нам, владея таким сокровищем, как наше православие, гоняться за их культурой? Не следует ли нам ревностнее приняться за изучение и усвоение того сокровища, какое нам Бог дал с колыбели, но коего мы, к стыду нашему, не знаем во всей его духовной красоте и благодатной силе даже доселе?
А ведь если глубже вдуматься в дело, то окажется, что вся эта ненависть, все это презрение культурного европейца и обращены именно на православие: за православие не принимают в свою семью европейцы и наших братьев по вере — славян: ведь и поляки, и чехи, и др. народцы славянские, изменившие православию, давно считаются народами культурными, а вот мы, русские, болгары, сербы, даже греки — уж, кажется, на что еще древнее, по культуре, народ? — мы все за то, что мы православные, считаемся среди европейцев за каких-то полудикарей, коих, видите ли, надо еще просвещать, в веру христианскую обращать, и вот латины хотят нас обратить к папе римскому, а лютеране — к своему Лютеру… Они не понимают, не могут понять, что в православии лежит основа новой, им неведомой культуры, заключаются начала нового или, лучше сказать, древнего христианского миропонимания и миросозерцания в области как догмата, так и нравственного учения. И в то время, как у них, западных, все основано на началах человеческой правды, началах юридических, у нас — все строится на началах нравственных, Божественных. Оттого все у них пропитано, в самых основах своих, гордынею и самоценом, а у нас, — все зиждется и расценивается началом смирения и духом любви во имя Христово.
Апостол Павел говорит о тайне беззакония, которая уже совершается в мире. Кто инициатор этой тайны, этой гибельной деятельности ее? Конечно, сатана, исконный враг Бога и людей. Человеконенавистник и человекоубийца искони, он питается злобою и ненавистию и всюду сеет их, обольщая людей якобы ревностью о вере, о правде, о благе людей. Известно из слова Божия, что первый грех сатаны — его гордыня. Ею он стремится заразить и людей. И конечно, там, где царит в душах гордыня, там не может быть духа христоподражательного смирения, там нет и духа любви, Христом заповеданной. По сим признакам мы можем познавать: от духа ли Христова исходит эта мнимая ревность о вере, выражающаяся в фанатическом издевательстве инославцев над нашими святынями, над нашею верою? Не деется ли и тут тайна беззакония, Апостолом усмотренная, и не смеется ли враг рода человеческого над теми, именуемыми христианами, ослепляя их
