так сказать, только частичное явление; покушение на православие, как на основу народного духа, идет в разных видах, проявляется в разных областях жизни. На душе наболело отношение к Церкви нашей — наших лжелиберальных газет, отношение некоторых земских учреждений; отношение наших судебных учреждений… Особенно непонятна, с нашей точки зрения, свобода изданий разных сектантских газет и журналов. Кому они нужны? Кому служат, как не врагам России? А если так, то ужели мы уж так связаны либеральными идеями, что себе во вред принуждены допускать существование у себя этих червоточин русской души?.. Изо дня в день какая-нибудь «Утренняя Заря», какой-нибудь баптистский «Христианин» сеет смуту в православной русской душе, клевеща на духовенство, подрывая уважение к церковным обрядам, искусно делая намеки кощунственные на все, что нам дорого, что для нас свято… А нам говорят: кто же вас заставляет читать? Эти газеты, эти журналы издаются для сектантов, не читайте их и не станете смущаться. Но позвольте: газета есть публичная кафедра, поставленная среди площади: с нее слышится речь всякому проходящему; газета, журнал могут попасть в руки православного, а мы знаем, что они и издаются-то именно для соблазна православных, — мы имеем немало жалоб от православных на этот соблазн: что же, ужели, хотя бы во имя той же пресловутой «свободы», ужели нельзя освободить нас, православных, от этой отравы, от оскорбления наших святых чувств, от того соблазна, который вносится в простую душу читателя этих изданий, существующих на немецкие деньги? Ужели теперь, когда милостью Божией раскрыты все злоухищрения нашего врага-немца, не ясно, что надобно просто, без всяких разговоров закрыть навсегда подобные издания и впредь зорко следить, чтоб они не возрождались на святой Руси?..
Признаемся, мы, старики, не можем никак усвоить себе эту масонскую теорию свободы. Нам все кажется: раз известное явление признано злом — надо с ним бороться законом, запрещением, наказанием, если средства нравственные, по упорству злой воли, не достигают цели. Между тем мы постоянно видим: против воров и разбойников, посягающих на чужую собственность, принимаются меры: их ловят, сажают в тюрьмы, ссылают куда-нибудь; а против посягающих на сокровища души народной, развращающих народ ложными учениями, отравляющих душу, похищающих веру из простой души русского человека — почти не принимается никаких мер. Вот, наконец, нужда заставила принять кое-какие меры: слишком уж резко стали выступать враги Церкви с своею пропагандой; но и тут — оговорка: эта мера принята на время, пока существует военное положение, а там — милости просим опять, г. Фетлер с товарищи, в Петроград, опять выступай смело с клеветами на православие, опять публично перекрещивай православных невежд, кого удастся загубить своею отравою…
Нет, решительно мы этого в толк взять не можем и во имя здравого русского смысла взываем: зло есть зло и никакой ему свободы быть не должно! В немецких землях собираются провести закон совсем запрещающий наше родное православие, а мы спокойно смотрим, как немецкие проходимцы под видом благочестия совращают наш простодушный, младенчествующий в вере народ? Мыслимо ли это? Торговать ядом строго запрещается, а издавать духовную отраву в виде газеты или журнала, в виде книг и брошюр — дозволяется? Да ведь отрава-то духовная, если уж вам угодно оберегать только целость государства, а не православие, — ведь это отрава дала себя почувствовать хотя бы и в государственном отношении в эту войну. Уважая якобы свободу религиозных убеждений, у нас не требуют, например, от менонитов строевой службы, якобы противной их религиозным убеждениям, а православного не спрашивают об убеждениях, и если бы он отказался идти в строй, то подвергся бы строгой каре военных законов. Следовательно: человек ложных убеждений, убеждений вредных для государства, притом заразительных для народной массы, получает привилегию освобождения от опасностей для его жизни; об этом хлопочут даже некоторые земства, требуя для санитарной службы в своих лазаретах исключительно менонитов… Продолжите основную мысль такого отношения к менонитам и сами увидите: к каким придете выводам. Что же: это безразлично для государства?… Говорите по совести!..
Враг каждого искушает сообразно с его наклонностями: немца он заражает гордынею и презрением к другим народам, а русского — его мягкосердечием, идеализмом, искажая сей идеализм и подменивая его ложными либеральными идеями. Немец отлично видит это и смеется над русским и пользуется его простодушием, его мягкосердечием для того, чтобы обманывать его и порабощать себе духовно и материально… И одним из могучих средств такого порабощения является совращение русского православного человека в немецкую веру, расхищение его духовных сокровищ, духовное его обезличение. И видят это люди умные, люди власть имущие, и принимают меры, но… только на военное время. Почему же не навсегда? С болью сердца мы ставим этот жгучий вопрос!..
Суеверные письма и молитвы
Лет пятьдесят тому назад, когда я еще учился в духовном училище, крестьянские мальчики, мои сверстники, принесли мне листочек, переписанный полууставом, под заглавием «Святое письмо». В нем говорилось, что в святом граде Иерусалиме близ Гроба Господня был слышан глас с неба: «Поражу весь мир бедствием!» А чтобы это бедствие не постигло, предписывалось читать, а главное — переписывать и рассылать приложенную при письме молитву, причем обещалось счастье тому, кто перепишет девять таких молитв и разошлет своим знакомым, а кто этого не исполнит, того поразит беда. И вот крестьянские дети старались переписывать эту безграмотную молитву и снабжали ею соседей, в том числе и меня. Помню, что молитва та показалась мне очень безграмотной и даже еретической, и я толковал своим простецам друзьям, что верить ей не следует, что надо молиться теми молитвами, какие есть в книгах церковных, а не какими-то, секретно распространяемыми неведомо кем.
Представьте себе, что это суеверие с молитвою и святым письмом живет и доселе! И теперь странствует эта молитва по святой Руси, и теперь тщательно переписывают ее досужие простецы и посылают повсюду, воображая, что сим делают доброе дело! Худо то, что, по-видимому, такими письмами закидывают наше христолюбивое воинство, благо пересылка в действующую армию бесплатная. Пишущий сии строки получил несколько писем, коими просят разъяснить: что это за молитва, что за «святое письмо»? Можно ли верить им? Конечно, воины могли бы обращаться с такими вопросами ближе — к своим военным священникам, но или не догадываются, или нет близко священников, а бумага и карандаш под руками, да и пересылка даровая.
Недобросовестные сочинители подобных писем не страшатся быть «лжесвидетелями о Боге», как говорит св. Апостол Павел, потому что приписывают Богу то, чего Он не делал (1 Кор. 15, 15). Так, в одном таком «письме» мы читаем: «Сие письмо найдено за иконой в Почаевской лавре. Письмо это писано золотыми буквами Самим Иисусом Христом. Кто это письмо хочет прочитать, то оно само раскрывается, потом опять закрывается в скором виде(?) и возвращается в собор за образ св. Михаила». Далее идут наставления, после которых следуют обычные в таких апокрифических письмах угрозы и обетования: «Кто не будет верить этому письму, тот будет проклят отныне, а кто будет давать списывать и прочитывать письмо, то хотя бы имел столько грехов, как на небе звезд и в море песку или на земле травы, то все будет прощено, а кто это письмо имеет и не дает списывать другим, тот будет Богом наказан и изгнан из царствия Божия. И кто будет иметь это письмо на войне, то ни один неприятель не повредит, а кто это письмо носит при себе, тот везде будет счастлив и получит царствие Божие».
Подумаешь: как все просто: возьми лоскуток бумаги с полуграмотным письмом, какое написал какой-то сочинитель от имени Христа — и будешь цел на войне, а вот если будешь носить на себе святое Евангелие, крест Христов, то этого тебе сочинитель не обещает, — его писанье, оказывается, имеет какую-то чудотворную силу, а слово Божие — нет… Бедные невежественные простецы, верящие подобным вымыслам! И трудятся ведь, и переписывают «письмо», переписывают и молитву, в коей даже ересь есть, ибо трисвятое: Святый Боже — в этой молитве относится к одному Лицу Святой Троицы — Иисусу Христу. И при этой молитве те же обетования, те же угрозы… Если кто получит такую молитву или письмо, — сжигайте эту бумажку, как писанье какого-то невежды, дерзающего даже на Господа Бога «лжесвидетельствовать». А ему отвечайте, что письмо его сожжено и верить сему письму грешно…
Слово — серебро, молчание — золото
Хорошо было в старое доброе время: слова имели определенный смысл, добро и называлось добром, а зло — злом; наши старики любили точность в выражении своих мыслей и не терпели неопределенности. Ныне не то: ныне пущено в ход множество слов, смысл которых предоставляется определять кому как угодно. Таковы столь любимые ныне слова: «свобода», «равенство», «братство», «любовь»; таково же и слово «гласность». Обыкновенно о смысле этих слов не спорят: все признают их словами хорошими, бесспорными, если бы кто усумнился в этом, такого сочли бы отсталым, «ретроградом», а то и человеконенавистником. Между тем как все подобные слова требуют себе непременно дополнения: свобода — кому и для чего? разбойнику грабить и убивать? Равенство в чем и кому? бесталанному лентяю и бессовестному обманщику — с честным человеком, трудолюбивым и талантливым? Братство — в каком отношении и опять кому? заведомому эксплоататору — иудею с честнейшим христианином? Тоже и о гласности: говорят и хотят всех уверить, будто это уж такая полезная и хорошая вещь, что и спора быть не может. Однако же мы на деле видим, что она способна входить в союз с ложью, обманом, клеветой и тогда, конечно, уж ни в каком случае не может быть признана полезною.
В наши дни именно гласность стала орудием обмана целых народов, как это ни казалось бы невозможным. На наших глазах миллионные массы простого народа в Германии, Австрии и Турции находятся в состоянии обманутых, верят тому, что находят нужным печатать во всеобщее сведение правительства этих народов, и нет средств разубедить их дотоле, пока самое дело, а не слова, не печатные листы, покажет, как их обманывали руководители народной жизни. И горько будет тогда народное разочарование!
Гласность считается каким-то благом. На самом деле она может быть благом, но — увы — чаще бывает величайшим злом. И особенно много зла вносит в нашу жизнь гласность в наше время, когда печатью — надо в этом сознаться — завладели в громадном большинстве иудеи, которые еще во времена пророка Исаии отличались искусством зло называть добром, а добро — злом, черное представлять белым и
