Тайн и отправили в больницу Лавры, где он и скончался. Погребен в родной ему пустыни Св. Параклита.
1899 года мая 4 скончался в лавровской больнице юный послушник Петр. Сей юноша украсил свою жизнь целомудрием Иосифа Прекрасного и послушанием преподобного Досифея. Мальчиком жил он в Петрограде у богатого хозяина. Он был очень красив лицом: когда пришел в возраст, его красота пленила его хозяйку, которая стала его склонять на грех. Страх Божий, страх душевной погибели и страх срама пред людьми сделали то, что он бросил шумный город и убежал в обитель и сделал это так быстро, что и расчета не взял у хозяина, поручив это сделать своему отцу, который жил тоже в Петрограде. Какими-то судьбами Бог направил его в пустыню Святого Параклита. В то время подвизался там старец схимонах Онуфрий, имевший много учеников. Принятый в обитель, юноша Петр с великим усердием и горячею ревностию пошел к старцу, рассказал ему всю свою жизнь и просил его принять под свое руководство, обещаясь повиноваться во всем. И когда старец согласился, юноша с того же дня предался ему, по выражению святых отцов, как железо ковачу. Скоро его чистая душа усвоила молитву Иисусову. Он стал блюсти строгое воздержание: с утра выходил голодным на послушание, за обедом ел довольно, а за ужином съедал только нижнюю корку хлеба, которую и жевал в продолжение всего ужина, дополняя этот скудный стол тремя ложками щей и несколькими крупинками каши. Жалея его, братия говорили ему, чтобы он кушал больше, но он уклончиво отвечал: «Простите, я насытился и больше не хочу есть». А иногда скажет: «Простите, у меня грехов много, помолитесь». Так он подвизался два года. В 1898 году найден был на луговине пустынной умерший странник. Это было в июле месяце. Пустынь св. Параклита находится в пределах Владимирской губернии, поэтому расследование этого дела должно было производиться не Сергиево-Посадской полицией, а из города Александрова следователем. Прошло тринадцать дней, пока явился следователь. Все это время пустынная братия обязана была стеречь тело умершего день и ночь. Наравне с другими был назначен на это послушание и юноша Петр. С покорностью принял он это послушание, но жуткость лесная, темнота ночная, сырость и холод, безотчетный страх и зловоние от трупа смутили юношу и подействовали вредно на его здоровье. С того времени он стал недомогать, слабеть и бледнеть. Настал Великий пост, ему хотелось поститься по-прежнему, старец не давал на то совета, но он, по ревности своей, держал строгий пост и на все предложения братии сожалеть себя отвечал: «Простите, не хочется есть». На Страстной неделе он совершенно изнемог. Пропели «Христос Воскресе», разговелись, разговелся и он, с большим трудом проглотив кусочек кулича, но больше уже ничего не мог есть. Его причастили святых Христовых Тайн и отправили в лаврскую больницу, там он недели две протянул и скончался. Незадолго до смерти он сказал окружающим: «Отнесите меня на мою койку». Так некогда преподобный Никон, умирая, говорил: «Отнесите меня в светлую храмину, уготованную мне молитвами отца моего: не хочу здесь более оставаться».
Скончался Петр на 20-м году своей жизни. Погребен на братском кладбище в Боголюбовской киновии.
«Скончался вмале, исполни лета долга».
IV. Схимонах Стефан
В 1899 году июля 21 дня скончался схимонах Сергиевой Лавры Стефан, в монашестве Савватий. Он происходил из дворовых людей; как только произошло освобождение крестьян, он покинул мир и поступил сначала к «блаженному» Филиппишке в киновию, которая тогда только что устраивалась, потом, как хороший садовник, был взят в Лавру, в братский сад. Хотя он занимал должность старшего садовника, у которого под рукой было немало людей, о. Савватий всегда был сам за работой: всегда можно было его застать с лопатой в руках в полумантии, с четками на шее, в монашеской шапочке. Многим он напоминал в этом виде преподобных Сергия и Серафима, трудившихся вот так же на своих огородах. Каждый день он являлся на братский молебен в 2 часа ночи и бодро выстаивал все продолжительные богослужения. Тайно носил он вериги и власяницу, а за подобные помыслы наказывал себя стоя голыми коленями на жестяной терке. Терка и крест от вериг и теперь хранятся у его почитателей. Все эти телесные удручения он продолжал до пострижения в схиму, которую принял в 1896 году с именем Стефана. В схиме он продолжал свои подвиги под руководством духовника, старца иеромонаха Тимолая. Многие не только из братии, но и из богомольцев обращались к нему за советом в разных обстоятельствах жизни. Особенно любил он учить послушанию воле Божией: в ней он указывал главное основание для спокойствия души. А если ему кто начинал противоречить в этом самопредании воле Божией, он умолкал, пока обстоятельства не оправдывали его слов. В таких случаях старец говорил: «Вот теперь познал волю-то Божию?» Всем богоугодно живущим, по слову преподобного Иоанна Лествичника (гл. 4, 105), свойствен дух прозорливости: не лишен был сего дарования в некоторой степени и о. Савватий. Еще в 1878 году, когда была война с турками, старец, провидя духом хотящая быти, спрашивает пришедшую к нему на совет послушницу Хотькова монастыря Анисию: «Вот, матушка, я уже стар стал; но что если меня назначат ходить за ранеными солдатами, идти ли мне или отказаться?» — «Нет, батюшка, — сказала Анисия, — отказываться нельзя, начальники назначат — надо идти». — «Так, матушка, верно, — подтвердил старец, — надо слушаться начальников». Действительно: когда привезли раненых, Анисию назначили ходить за ними. Одна монахиня просила у него благословения ехать в Белев, в гости к знакомой монахине. Он сказал ей: «Пожалуй, в чужом монастыре можно и умереть». Так и случилось: на пути в Белев она простудилась, заболела тифом и умерла в Белеве. Удручаемый страстью и немощью, он пособоровался и перешел в больницу, К этому времени он раздал все, что было в келлии, и, выходя, гадательно сказал: «Чрез 20 дней за мной придут». И действительно: ровно чрез 20 дней за ним пришла смерть. За все время пребывания в больнице он причащался св. Христовых Тайн чрез день с полным молитвенным приготовлением. Он был настолько целомудрен, что никогда не мог принудить себя отправить естественную нужду в комнате, где находились св. иконы, так что в самый день его кончины его выводили под руки: никто не видал его обнаженным. Даже белье в болезни переменял сам и, только когда уже не в силах был этого сделать, допустил служителя помочь ему в этом. В болезни своей он не употреблял никаких лекарств, всецело предавая себя надежде на Бога, на Матерь Божию и преподобного Сергия.
За день до смерти старца его служителю, который спал на соседней койке, приснилось, будто он находится на Смоленском кладбище Лавры, близ могилы, в которой должен был быть погребен старец. И видит он, будто на песке на месте могилы лежат спелые ягоды, малина и клубника, за которыми он и потянулся, чтобы набрать их, но земля расступилась могилой, и послышался голос: «Это могила святого». Послушник от страха проснулся и подошел к больному, думая, не умер ли он; но старец лежал и крестился. В последний раз он причастился 20 июля, а на другой день утром пришел к нему духовник, иеромонах Тимолай, и, видя его слабость, предложил ему опять причаститься св. Тайн. Но старец вспомнил, что вчера с вечера не выслушал правила, ответил: «Благодарю Господа Бога, вчера я сподобился св. причащения, а если Богу угодно будет, то завтра причащусь». Духовник ушел, а немного спустя приехали из Москвы монахини посоветоваться с о. Стефаном и проститься, но он уже не принял и чрез служителя сказал: «Обо всем говорено раньше, а теперь уже поздно». После сего служитель занялся уборкой палаты; прошло с полчаса, и он заметил, что о. Стефан перестал креститься и мух уже не отгоняет. Подошел, окликнул, ответа нет, взял за пульс: жизнь уже кончилась. Согласно его завещанию тотчас дали знать тем, кто пользовался его расположением и советами: они пришли и стали приготовлять его к погребению. Скончался он на 73 году отроду. Ученики и почитатели его поставили на его могиле памятник.
V. Монах Пимен
(многоболезненный)
29 сентября 1899 года в больнице Сергиевой Лавры скончался монах пустыни Святого Параклита Пимен, страдавший от костоеды много лет, с ранней юности.
Тимофей Чугунов — так звали его в миру — занимался в Туле сапожным мастерством. Когда он удостоверился, что болезнь его неизлечима, то прикончил хозяйство и пошел в монастырь ради спасения души своей. Это было в 1882 году. Поступил он в пустынь Святого Параклита и проходил послушание в сапожной мастерской. А так как он обладал приятным голосом, мог петь и прекрасно читал, то его поставили канонархом; это послушание он и исполнял до последнего ослабления сил болезнию. Костоед на правой ноге выше колена наделал много ран до самого бедра: раны всегда гноились и причиняли ему нестерпимую боль. Надо было каждый день промывать их и делать перевязку. Какого терпения стоило все это, особенно когда приходилось отдирать от ран присохшие бинты! Но и при таком страдании не оставлял он храма Божия и канонаршества. За такое усердие и ревность к благочестию в 1895 году постригли его в мантию и назвали его Пименом, да будет не только в страдании сообразен киево-печерскому многоболезненному Пимену, но и именем тезоименит ему.
Особенно, хорошо, проникновенно читал он каноны; он настолько углублялся в них, что даже забывал о болезни и нередко плакал от духовного умиления. В последний год его жизни на Страстной седмице нога его так разболелась от продолжительных служб, что он иногда зубами заскрипит, а из храма Божия не уйдет, мужественно выстаивая все службы наравне с прочей братией. Особенно трудно пришлось ему в Великую Субботу: не зная, чем заглушить свою боль, он взялся читать на литургии паремии, коих насчитывается до 15-ти. Читал их с особенным одушевлением, стоя на одной ноге. После Пасхи болезнь стала усиливаться все больше и больше, и он принужден был отправиться в Москву. Там в больницах сделали ему две мучительных операции: вынули отделявшиеся небольшие косточки.
Но эти операции не улучшили его здоровья, а потому он решил отправиться в лаврскую больницу, чтобы там умереть. Во время пребывания своего в городских больницах и вообще во время всей болезни не оставлял он своего монашеского правила: каноны, акафисты, молитвы вычитывал сполна, сидя или лежа; удивляться надо было его терпению: он некогда ни
