считают православные богословы, то нет никаких оюноваиий утверждать, что между наукой и религией навсегда установилось «безысходное противоречие, так как со многими новыми открытиями науки могут эти несогласия изгладиться».
Таким образом, можно сказать следующее: во-первых, отрицая противоположность науки и религии, православные богословы утверждают, что наука и религия занимаются совершенно различными сферами; во-вторых, между ними нет противоречия, наоборот, в конечном счете научные открытия подтверждают религиозную точку зрения. Православные богословы доказывают, что природа и Библия — две книги, написанные одним автором — богом, и поэтому они не могут противоречить друг другу.
В этой концепции нет ничего нового. В прошлом теория двойственной истины развивалась такими передовыми мыслителями, как Ибн-Сина (Авиценна), Ибн-Рошд (Аверроэс), Ф. Бэкон, которые стремились оградить науку от влияния богословия, добиться права на ее самостоятельное существование. Сторонники теории двойственной истины в интересах науки старались отделить научное знание от теологии, они боролись за то, чтобы вера (религия) не вмешивалась в дела разума (науки). В эпоху средневековья, когда в области мировоззрения почти полностью господствовала теология, тезис о том, что наука и религия имеют свои области истины, в значительной степени содействовал освобождению науки от религии, помогая начинающей крепнуть науке в ее борьбе с религией.
Но если прогрессивные мыслители прошлого пытались с помощью этой теории потеснить позиции религии и расширить тем самым область научных изысканий, то современное православное духовенство с помощью теории двойственной истины пытается сузить область науки и тем самым сохранить хоть какой-нибудь участок для деятельности религии. При помощи этой теории, теологически интерпретированной, православные богословы стремятся продлить срок существования религии, сохранить для нее место в жизни.
Следует также отметить, что теорию двойственной истины православное богословие заимствовало не у передовых мыслителей прошлого, боровшихся со средневековой схоластикой. Оно воспользовалось религиозным вариантом этой концепции, активно разрабатывавшимся католическим богословием и восходящим к средневековому католическому теологу Фоме Аквинскому. С конца XIX в. богословский вариант теории двойственной истины становится одним из основных тезисов философского течения неотомизма, который признан в качестве официальной философской доктрины современной католической церкви. Неотомизм утверждает гармонию веры и знания, религии и науки. Бог, создавший природу, видимый окружающий человека мир и невидимый, потусторонний, по мнению неотомистов, не мог противоречить самому себе. Оба мира созданы одним и тем же творцом, они взаимно дополняют друг друга и не могут находиться в противоречивых отношениях. Поэтому и познающие их наука и религия не могут противоречить друг другу, а могут лишь только раскрывать человеку великий план божественного творения. Обратим внимание читателя на близость позиций двух некогда непримиримых противников — католицизма и православия. Сходные трудности заставляют их прибегать к аналогичной аргументации, взаимно обогащать друг друга методами борьбы с научным мировоззрением.
Концепция двойственности истины в русском православном богословии начинает более или менее четко формироваться в начале XX столетия. Православию приходится приспосабливаться к блестящим научным открытиям зарубежного и отечественного естествознания. Открытые нападки на науку все чаще и чаще сменяются попытками примирить науку и религию, пригладить непримиримые противоречия между ними. Современные православные богословы продолжают «развивать» взгляды своих дореволюционных коллег начала XX в.
Православное богословие утверждает, что «христианская вера никогда не отрицала пользы науки, необходимости и пользы знания». Не будем останавливаться на том, что положение «христианская вера никогда не отрицала пользы науки», мягко говоря, не соответствует действительности, мы приводили уже факты враждебного отношения православия к науке. Поставим вопрос так: если истины науки и религии не противоречат друг другу, если сферы, в которых действуют наука и религия, лежат в различных плоскостях, то каковы же взаимоотношения науки и религии, равноправны ли они, или нельзя говорить об их партнерстве.
Какие истины выше?
Знакомясь с ответами, которые на эти вопросы дают православные богословы, мы увидим, что богословский вариант двойственности истины, религиозный призыв к гармонии веры и знания — далеко не безобидные вещи.
Первенствующая роль, по мнению православного богословия, конечно, принадлежит религии. «И наука, и религия, — говорят православные богословы, — стремятся к обладанию истиной. Но и здесь мы видим различие этих стремлений. Это различие заключается в том, что религиозные истины дарованы нам самим богом… Истины христианской веры абсолютны, вечны. Мы не можем к ним что-либо прибавить или убавить, усовершенствовать или дополнить».
Что же касается истин науки, то они относительны, изменчивы, неокончательны. «Нередко, — говорят православные богословы, — бывает, что принятые наукой истины в силу новых открытий или совершенно теряют свое значение или же существенно изменяются». В качестве примера обычно приводится развитие научных представлений о структуре атома. В прошлом, утверждают богословы, ученые утверждали, что атом неразложим, что он — последний «кирпичик мироздания». В дальнейшем же были открыты элементарные частицы, из которых состоит атом, а потом исследователи нашли способ расщепить атомы. Истины науки, мол, изменились.
Действительно, знания наши об атоме изменились, но как они изменились? Они стали полнее, глубже. Православных богословов это не интересует: раз знания изменяются, значит, плохо, значит, наука менее совершенна, нежели религия. Прогресс научных знаний, постоянное развитие науки, более углубленное познание действительности православные богословы пытаются выдать за слабость науки.
Изменчивость изменчивости рознь. Когда научные знания меняются в сторону их углубления, совершенствования, то надо быть самым настоящим софистом, чтобы усмотреть в этом недостаток науки, использовать эту сильную сторону науки в качестве аргумента для возвышения религии. Точно так же абсолютность, неизменность, вечность так называемых религиозных истин ни в коей мере не свидетельствует о том, что они выше истин науки. Для того чтобы в этом убедиться, посмотрим, что же делает современная наука с абсолютными и вечными истинами православия.
Если мы раскроем «священное писание» — Библию, на которую любят ссылаться богословы, то в первой главе прочитаем о том, как бог создал солнце и луну «и поставил их… на тверди небесной, чтобы светить на землю». Но вот советская космическая станция обогнула Луну, сфотографировала невидимую с земли сторону, не задев пресловутой «тверди небесной». И православным богословам ничего не остается делать, как пытаться толковать Библию иносказательно и предлагать понимать «твердь небесную» не как какую-то действительную твердость, а символически, духовно. Но сколько бы ни пытались иносказательно толковать Библию богословы, им приходится на себе испытать силу народной мудрости: «Написано пером — не вырубишь топором». Факт очевидный — наука отменяет одну из «абсолютных и вечных» истин христианства.
Для опровержения богословских софизмов приведем еще один пример. Долгое время христианское богословие утверждало, что мир сотворен богом сравнительно недавно. Еще в самом начале нашего века иеромонах Арсений в книге «Эволюционная теория и библейское учение о происхождении мира и человека» писал, что к тому времени от сотворения мира прошло ровно 7406 лет. Современные православные богословы понимают уже всю нелепость подобных утверждений и их несоответствие с данными современного естествознания. И в десятом номере «Журнала Московской патриархии» за 1961 г. опубликована статья «Библейская хронология». Автор статьи пишет: «По принятой до сих пор хронологии от сотворения мира до Рождества Спасителя, которым отмечается начало нашей эры, прошло 5508 лет… Вокруг цифры 5508 велось много споров и писалось много комментариев, но самой этой цифры этого исчисления не существует нигде в тексте Библии, ни в Ветхом завете, ни в Новом. Более того: она никогда не была утверждена, одобрена или декретирована какой-либо церковной властью или каким-либо Вселенским собором, которым принадлежало исключительное право утверждать истины вероучения и церковной дисциплины, имеющие силу и обязательные для всей церкви… поэтому все дискуссии вокруг нее, все атаки и вся критика, направленные через ее посредство против божественного Откровения и истин писания, беспредметны».
С последним утверждением богослова трудно согласиться. Дискуссии вокруг этой цифры велись и ведутся совсем не беспредметно. Дело не в том, есть в Библии или нет этой цифры, а в том, что начиная приблизительно с первой половины III в. н. э. (автором этой хронологии является Секст Юлий Африканский, он жил в 170–250 гг. н. э.) христианские богословы навязывали эту цифру науке. Истинность ее они пытались подтверждать произвольными расчетами на основании Библии. Если теперь христианские богословы отказываются от этой цифры, то это заслуга ученых и атеистов, а значит, и дискуссии вокруг библейской хронологии были не беспредметны, значит, они нанесли серьезный урон авторитету «священного писания».
Отказ от конкретной даты «сотворения» мира — очередная уступка богословов атакующей их науке. Но следует заметить, что делают они это в полном соответствии со своими принципами, со своей тактикой уступать в частностях, в деталях, чтобы сохранить главное содержание вероучения православия. Автор упомянутой статьи в заключение говорит о важности внутреннего содержания Библии, а не хронологических дат в ней. Оказывается, «верующего человека интересуют не годы, протекшие от сотворения мира, но само сотворение мира, которое для верующего человека является делом рук божий». Как видим, с точки зрения современных православных богословов, конкретной датой сотворения мира можно пожертвовать, лишь бы сохранить у прихожан веру в то, что мир сотворен богом.
Следует отметить, что в качестве аргументации, подтверждающей теологический вариант теории двойственной истины и тезис о непротиворечивости науки и религии, православные богословы используют не только софистические упражнения на тему вечных истин религии и текучести и подвижности истин науки. В последнее время наблюдаются попытки выработать более серьезную аргументацию. Так, например, автор «Христианской апологетики» пытается в религиозно-идеалистическом плане истолковать предмет науки и уже из этого сделать вывод о необходимости подчиненного положения науки по отношению к религии.
В «Христианской апологетике», как уже говорилось, первоначально утверждается, что предмет науки — это окружающий мир. Религия же дает познание бога. Из этих исходных тезисов автор «Христинской апологетики» делает вывод, что при ясном понимании этой действительной сущности религии и науки станет очевидной внутренняя невозможность противоречия между ними. Оказывается, надо просто учитывать тот факт, что религиозный опыт выходит за рамки того внешнего опыта, с которым имеет дело наука.
Но как же тогда быть с действительно существовавшими в прошлом противоречиями между наукой и религией? Как быть с теми острыми конфликтами между наукой и религией, которые приводили на костер ученых, пришедших в процессе своих научных изысканий к несогласию с религиозными догматами? По мнению автора «Христианской апологетики», противоречия возникали не между наукой и религией, а между теориями и учениями отдельных представителей науки, по существу выходящих в этих теориях за границы действительно научных методов, и между отдельными богословскими течениями, преимущественно схоластическими, по существу смешивавшими научную и религиозную постановку вопроса и извращающими смысл религиозных истин.
Интересная концепция. В возникавших конфликтах не виновата ни наука, ни религия. Повинны в этих конфликтах отдельные ученые, забывавшие о границах применения научных методов, повинны и отдельные представители религии, забывавшие о
