которой писалась Библия, поможет нам якобы понять разговор нашей прародительницы Евы со змеем-искусителем. Если мы примем во внимание тот факт, что древние восточные писатели, рассказывая о том или ином историческом событии, известном им со всеми или только некоторыми подробностями, излагали его в литературной форме, драматизировали его, то будет понятно, что и в Библии мы имеем дело с инсценировкой, которая вводит в заблуждение неискушенного и неподготовленного читателя. Великолепный образчик богословской софистики! С помощью нагромождения фраз предлагается объяснение: мы имеем дело с инсценировкой, а главное — есть ли тут историческая подоплека, действительно ли было в истории событие или нет — тонет в богословской фразеологии.
В наши дни церковь никого на костер не посылает, любители символического толкования Библии чувствуют себя спокойно и проявляют изрядную активность. Им удается «расшифровать» многие трудные для понимания библейские тексты. Долгое время христианским богословам не давал покоя печально знаменитый случай, приведенный в «священном писании», когда Иисус Навин останавливает солнце. Библейская фраза «Солнце, стой!» была одним из наиболее ярких доказательств примитивности и невежества религиозных космогонических представлений. Атеисты, неверующие естествоиспытатели часто приводили это место для иллюстрации факта, что «священное писание», а следовательно, и его автор господь бог не представляют, что не Солнце вращается вокруг Земли, а наоборот, что нельзя «остановить» Солнце, т. е. вращение Земли, не вызвав при этом катастрофы.
Теперь атеисты и естествоиспытатели могут умолкнуть, а сторонники «священного писания» торжествовать. Оказывается, Иисус Навин не останавливал Солнца. Просто до сих пор неправильно читали Библию. Если выделить в библейском рассказе две части, одну прозаическую, другую поэтическую, где, кстати сказать, и встречается фраза об остановке Солнца, то можно увидеть скрытый смысл этого повествования. Иисус Навин и его войско нуждались не в солнечном свете, как неправильно читали в Библии, а страдали от жары. Поэтому никакой нужды останавливать Солнце не было. Злополучная фраза Иисуса Навина — это якобы позднейшая интерполяция (вставка) чисто поэтического характера. На самом же деле после молитвы Иисуса Навина Солнце закрылось тучами, и храброе войско израильтян получило необходимую ему прохладу[10]. Так спасается Библия и при этом не затрагивается честь науки. Остается только пожелать сторонникам символического толкования Библии подобным же образом «спасти» библейскую концепцию сотворения мира, согласовать ее с представлениями современного естествознания о вечности вселенной. По-видимому, это будет выглядеть так: сотворение мира в Библии — вовсе не сотворение всего мира, а поэтическое изображение начального момента формирования нашей галактики или солнечной системы, а может быть, начальный момент образования Земли.
Во всяком случае уже сейчас сторонники символического толкования «священного писания» считают, что бесполезно искать в библейском рассказе о сотворении мира объективную хронологическую последовательность, что здесь с помощью художественных средств дается только религиозно-нравственная картина сотворения мира.
Метод символического толкования все больше привлекает внимание современных православных богословов. В «Христианской апологетике» этот метод упоминается неоднократно. Его достоинство усматривается здесь в том, что он является хорошей защитой от ударов атеистической критики: «В антирелигиозной литературе обычно делается попытка использовать грубо-буквальное истолкование тех образов, которые употребляются в Св. писании в отношении к Богу, и приписать эту бессмысленность церковному учению».
Тут автор валит все с больной головы на здоровую. На буквальном понимании библейских текстов долгое время настаивали сами представители религии, а многие продолжают настаивать до сих пор. Что касается атеистической литературы, то ее прежде всего интересовала истина, и если библейская концепция не соответствовала научной точке зрения, противоречила ей, то, естественно, она подвергалась ударам научной критики. В общем же надо сказать, что научный атеизм в равной степени относится как к сторонникам буквального толкования Библии, так и к сторонникам символического толкования. И то и другое направление являются различными формами защиты одного и того же «священного писания».
В одном только можно согласиться с автором или авторами «Христианской апологетики»: в том, что атеистическая литература религиозно-символическое понимание библейских образов пытается представить как «компромисс, как отступление от церковных позиций». Действительно, буквальное толкование Библии больше соответствует духу вероучения православия. И не случайно, что сторонники символического толкования «священного писания» в рядах православного духовенства пока составляют меньшинство. Многим защитникам православия эта точка зрения кажется опасной. Такая оценка абсолютно справедлива. Ведь трудно сказать, где находится та грань, на которой надо остановиться, чтобы остаться в лоне религии. Можно «истолковать» символически одно трудное место, другое, отказаться от библейской концепции сотворения мира, всемирного потопа, вавилонского столпотворения, чуда Иисуса Навина, библейской хронологии, но в конечном итоге, что останется тогда от слова божьего? «Русская православная церковь решительно отвергла все открытия науки в области критики Библии и стоит на позициях начала XIX века, — совершенно правильно отмечает бывший профессор богословия А. А. Осипов, — она, пожалуй, единственная в целом мире с упорством, достойным лучшего применения, отстаивает взгляд на библейские мифы и предания как на подлинную реальность. По-прежнему производит Еву из Адамова ребра, по-прежнему исповедует все-мирность потопа, яблоко грехопадения и другие нелепости. Она даже придерживается хронологии, уже более полувека назад отвергнутой и пересмотренной мировой наукой. А православные богословы обязаны придерживаться во всем учения «святых отцов», то есть церковных писателей IV–VIII вв. н. э., как бы устарело с точки зрения современных знаний оно ни выглядело. Все это очень мешает верующим в их естественном для человека стремлении к прогрессу и просвещению»
Однако следует видеть и новую, модернистскую тенденцию символического толкования Библии, наметившуюся в современном православном богословии. Пусть она еще незначительна, но в дальнейшем она может укрепиться и развиться. Уже сейчас эта Тенденция свидетельствует о том, что в рядах православного духовенства все более осознается кризисное состояние богословских концепций и предпринимаются попытки найти выход из этого кризиса.
Пока что мы наблюдаем только ростки этого направления. Сторонники символического толкования Библии в православии еще только упражняются в истолковании «трудных» мест Ветхого завета, а к собственно христианской части Библии — Новому завету — они не подступили. Впрочем, мы уже видели, что в плане общественной проблематики некоторые изменения в традиционной трактовке евангелий уже наметились (попытки представить Иисуса Христа первым коммунистом, активным общественным деятелем). Возможно, сторонники символического толкования «священного писания» через определенное время вплотную займутся расшифровкой трудных мест Нового завета. Например, богочеловеческой природой Иисуса Христа: отбросят сначала божественную природу Иисуса, потом… а потом мы можем стать свидетелями окончательного краха православного вероучения.
Метод замалчивания научных открытий
Как мы уже говорили, несмотря на все свои преимущества и большие возможности, метод символического толкования «священного писания» опасен для православного богословия. К тому же не во всех случаях его можно употребить. Есть проблемы, которые наукой решены столь убедительно и обоснованно, что ни символически истолковать их, ни спекулировать ими религия не может. К таким проблемам относятся, например, происхождение человека, возникновение религии и т. д.
Дарвинизм, работы Ф. Энгельса о роли труда в процессе возникновения человека, многочисленные археологические раскопки, данные этнографии, языкознания и других наук показали полную несостоятельность богословской концепции сотворения человека богом и об изначальности религии в истории человеческого общества. Возражать против открытий этих наук невозможно, сколько-нибудь серьезной аргументации у богословов нет. Библейские положения о сотворении человека богом никак не согласуются с эволюционным учением. В то же время библейская концепция о сотворении человека настолько недвусмысленна, что как-то символически ее истолковать нельзя. В данном случае православные богословы ищут спасение своей точки зрения с помощью метода замалчивания научных открытий, опровергающих религиозное вероучение. Православные богословы делают вид, будто наука ничего особенного в решении проблемы происхождения человека не добилась, что богословская концепция изначальности религии сохраняет свою истинность, что Библия права. Согласно этой концепции, религия дана людям самим богом в момент сотворения им первого человека.
Эта концепция заимствована православием из католического богословия. Создателями одной из таких «теорий» были католические богословы В. Шмидт и В. Копперс. Ловко подтасовывая факты, они утверждали, что уже у первобытных народов было четкое представление о едином боге. Этот вывод не соответствовал действительному положению дел. Ведь известно, что народы, в силу целого ряда причин отставшие в своем развитии, верят во многих богов, причем каждое племя верит в своих собственных. Однако католические богословы упорно продолжали доказывать, что первоначальна эти народы верили все же в единого бога, напоминающего библейского Саваофа, а затем впали в заблуждение и придумали себе ложных богов.
Отметим, что имеется совпадение точек зрения русской православной церкви и католицизма в вопросе о возникновении религии. Вот одно из высказываний современных православных богословов о происхождении религии:
«Человек, по свидетельству откровения, обладал вначале способностью к непосредственному богопознанию и властью над тварным миром. Духовная катастрофа (грехопадение) изменила его естество и роковым образом повлияла на отношение человека к богу, между небом и землей легла пропасть. Природа стала для человека враждебной силой, с которой он принужден был вести борьбу не на жизнь, а на смерть. Следствием грехопадения явилась духовная смерть, прекращение богообщения. Жажда этого богообщения продолжала, однако, жить в падшем человечестве. Религия пыталась связывать то, что было разорвано грехом.
В сознании древних людей, как следствие первоначального откровения, была еще вера в единого творца мира. Но постепенно, с ростом греховности, эта вера у многих народов стала исчезать, заменяясь поклонением силам природы, что вело к еще большему моральному падению (Римл., 1, 21 и след.)».
В курсе лекций по основному богословию также утверждается, что «первоначальной религией был монотеизм (единобожие), полученный человеком в первобытном, невинном состоянии, а затем этот монотеизм затемнялся и деградировал в политеизм (многобожие)»,
А в «Полном православном богословском энциклопедическом словаре» прямо говорится, что «религия есть искони присущая человеку потребность общения с богом» и что, «явившись на земле вместе с человеком как существом богоподобным, (она) имела в жизни его исключительное значение». Таковы исходные положения православных богословов, обосновывающие идею об изначальности религии, они пытаются снять проблему возникновения и развития религии, утвердить тезис о его вечности.
Точно так же православные богословы стараются пройти мимо научных открытий, решающих проблемы возникновения человека, убеждают верующих в том, что библейская концепция сотворения человека богом не противоречит науке и не опровергается ее данными. В этом вопросе современные православные богословы сохраняют верность своим дореволюционным коллегам. В своих толкованиях «Пространного христианского катихизиса» священник П. Песоцкий писал: «Человек есть непосредственное творение божие, совершенно отличное от всех других творений». Современные православные богословы также твердят: «Первые люди были созданы духовно телесными существами».
Проблемы происхождения человека и возникновения религии чрезвычайно актуальны, так как касаются кардинальнейших сторон религиозного мировоззрения. Богословы прекрасно понимают значительность и важность для религиозного вероучения тезиса о сотворении человека богом. Ведь если правилен тезис о том, что человек создан богом, то акт творения предопределяет
